КРИТИКА

Сергей ЯСТРЕБОВ

Черное зеркало Земли

К вопросу о глобальной истории планеты Аврора

1.

Предметом этого очерка является история описанной в романе А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» (далее – ТББ) планеты Аврора¹.

Интерес к такому предмету оправдывать, думаю, не надо. Когда речь идет о мире, в котором в известном смысле живешь с самого детства, желание узнать про этот мир побольше вполне естественно.

Первичных источников по данной теме существует только два. Это сам текст ТББ и сетевое интервью Бориса Натановича Стругацкого, в котором – отмечу это сразу – есть очень важные для нас фрагменты.

Но в основном, конечно, работать придется непосредственно с текстом ТББ. Здесь я хочу сразу сформулировать два принципа, которых буду придерживаться во всем дальнейшем обсуждении.

Первый принцип – это «презумпция объективности», согласно которой мы анализируем текст ТББ, исходя из предположения, что в нем нет и не может быть ошибок. Текст рассматривается как отражение некой «объективной реальности» – вполне самостоятельного мира, просто по ряду признаков иного, чем наш. Любые несовпадения данных, извлекаемых из текста, с реалиями известной нам Земли как раз и характеризуют различия миров.

Второй принцип – «презумпция терраформизма»: при анализе любого параметра (географического, антропологического или социологического) следует исходить из предположения, что Аврора по этому параметру похожа на Землю, до тех пор, пока полученные данные не покажут обратное.

Прежде всего это просто удобно: ни к каким потерям информации корректное использование такого принципа не ведет, зато исследователь благодаря ему все время чувствует логическую почву под ногами (вспомним «презумпцию актуализма» в науках о Земле). Но, кроме того, для предположения о значительном землеподобии Авроры есть и чисто фактические основания. Самым важным мне здесь кажется тот факт, что все без исключения описанные в тексте ТББ жители Авроры по облику неотличимы от земных европеоидов². Внешние отличия между жителями Земли и Авроры меньше, чем различия внутри современного населения Земли! Собственно говоря, это означает, что жители Земли и Авроры морфологически неразличимы. Они или относятся к одному и тому же биологическому виду, или соответствуют по статусу видам-двойникам земных млекопитающих, экологические ниши которых обычно очень близки.

Есть и третий принцип, часто приносящий успех исследованиям как по палеогеографии, так и по истории земных цивилизаций. Этот принцип – глобальность. Чтобы быть безупречной, историческая реконструкция обязательно должна охватывать планету в целом.

С планеты мы и начнем.

2.

Зададим простой вопрос: сколько на Авроре континентов?

Гадать тут не надо, в тексте ТББ число материков на этой планете прямо указано: девять.

А теперь посмотрим, что дает нам эта цифра в свете сравнения с Землей.

В истории Земли количество одновременно существующих изолированных друг от друга континентальных единиц варьировало в разные эпохи от 1 до 8 (сейчас их, по такому же счету, всего 4). Количество континентов зависело от того, на сколько плит была в данный момент расколота литосфера Земли. Увеличение числа литосферных плит означало увеличение общей длины разломов между ними, а значит – увеличение протяженности сейсмически активных зон. Появлялись в огромном количестве действующие вулканы, выбрасывавшие в атмосферу углекислый газ³. Это приводило к парниковому эффекту: климат на Земле становился очень теплым и ровным, со слабо выраженной зональностью. Существование полярных шапок в такие эпохи было невозможно. А конвективные течения мантии растаскивали многочисленные континенты в разные стороны, так что те оказывались распределены по глобусу более-менее равномерно и отделены друг от друга широкими морскими пространствами. Эпохи, когда планета имела такой вид, принято называть талассократическими («власть моря»). Самая выраженная талассократическая эпоха в истории Земли – меловой период.

В геократические эпохи («власть суши») все было наоборот. Литосферные плиты сливались и уменьшались в числе, вулканизм падал, парниковый эффект ослабевал. Климат становился довольно холодным, с прекрасно выраженной зональностью и резкими сезонными колебаниями. Появлялись покровные оледенения, которые иногда охватывали десятки процентов поверхности земной суши. Уменьшившиеся в числе мантийные течения стаскивали дрейфующие блоки континентальной коры в одну (хотя и большую) область, в которой возникал единственный огромный континент – Пангея. В пермский период, который является самой выраженной геократической эпохой в известной нам истории Земли, Пангея была вытянута по долготе почти от Северного полюса до Южного – при том, что и шириной она, похоже, была где-то с современную Азию.

Нынешняя Земля находится в стадии перехода от талассократической эпохи к геократической, гораздо ближе ко второй. Последнюю (пока) в своей истории талассократическую эпоху Земля прошла в конце мезозоя и начале кайнозоя – во времена порядка 50-80 миллионов лет назад.

А вот на Авроре эпоха сейчас, несомненно, типично талассократическая. Косвенно на это указывает хотя бы уже тот факт, что земляне располагают на Южном полюсе островной базой, до которой можно доплыть на подводной лодке. Это позволяет предположить, что никаких полярных шапок на Авроре нет (остров, правда, может находиться и под ледяным щитом, но чаще так называют все-таки кусок суши, окруженный открытым морем). Прямое упоминание 9 континентов – на Земле столько вообще никогда не было! – служит только подтверждением вывода, который и так легко сделать.

Не касаясь тут вопроса о происхождении человечества, отмечу, что и биота Авроры по ряду признаков выглядит более архаичной, чем нынешняя земная. Например, в тексте ТББ не раз упоминается сайва, которая выглядит в описании как что-то среднее (с точки зрения человека) между амазонским тропическим лесом и сибирской тайгой. Но составом она принципиально отличается и от первого, и от второй. Земные экваториальные леса исключительно поликультурны, в них трудно сразу отыскать два дерева одного и того же вида. В сайве же четко выделяется одна древесная порода («белые деревья»), явно служащая здесь эдификатором – проще говоря, средообразователем, как дуб в дубраве или сибирская ель в тайге. Но сайва – это и не тайга, потому что деревья в ней, похоже, лиственные. Вероятно, это не что иное, как зональный широколиственный лес, вполне подобный тем лесам, которые покрывали большую часть умеренной зоны Евразии до наступления на Земле четвертичных оледенений, а теперь сохранились в относительно ненарушенном виде разве что на Дальнем Востоке да кое-где в Передней Азии (от послеледниковых лесов они отличаются гораздо большим видовым богатством растительности).

Живущий в Икающем лесу голый вепрь Ы – создание не мифическое, коль скоро о нем всерьез упоминает доктор Будах. Об этом животном мы знаем, что оно крупное (иначе его не сочли бы опасным) и что передвигается оно, судя по всему, медленно и неуклюже (пересекает дорогу, «бормоча жалобы»). Похоже также, что оно не имеет узкой пищевой специализации: название «вепрь» указывает, что животное копытное (или, по крайней мере, внешне похоже на копытное), но вот эпитет «свирепый» чаще относят все-таки к хищникам. Что же оно такое? Тут стоит вспомнить, что история кайнозойской фауны земных млекопитающих довольно четко делится на две очень разные эпохи. В раннем кайнозое (палеогене) и позднем (неогене) млекопитающие, особенно крупные, были в своей массе различны. Более древние звери «палеогенового блока» – еще относительно слабо специализированные по питанию, неуклюжие, тихоходные, с маленькими черепными коробками и очень мощными челюстями, на силу которых они в основном и полагались в жизни. Таковы были как растительноядные звери, предшественники копытных (амблиподы, кондиляртры), так и хищники (креодонты и некоторые из тех же кондиляртр). А где-то 30 миллионов лет назад все это вымерло, и на главную сцену вышли изящные и быстрые представители «неогенового блока» – например, собаки, кошки, антилопы и лошади.

Яркий пример земного животного из «палеогенового блока» – зверь гишу, описанный в романе Ивана Антоновича Ефремова «На краю Ойкумены» и упоминаемый у Стругацких в «Хромой судьбе». Его прототипом, скорее всего, является хищный кондиляртр эндрюсархус, череп которого каждый желающий может увидеть в Палеонтологическом музее в Москве. В лесах Авроры определенно скрываются представители того же фаунистического пласта.

Не исключено даже, что вепрь Ы – это вообще не млекопитающее, а зверообразное. На Земле в самом начале кайнозоя последние представители этого класса еще существовали.

3.

Самое примечательное в истории девяти континентов Авроры – то, что на всех этих континентах живут люди.

В тексте ТББ прямо говорится, что разведчики из Института экспериментальной истории присутствуют «на девяти материках планеты». А ясно, что на совершенно безлюдной территории историку делать нечего.

К каким расам относятся эти люди? На этот счет у нас есть косвенные, но достаточно четкие данные. В первой главе ТББ упоминаются Карл Розенблюм и Джереми Тафнат, неудачливые резиденты в Мурисе и Кайсане. Страны эти, по-видимому, находятся где-то очень далеко от Арканара (Мурис – «в другом полушарии», а при наличной географии Авроры это практически со 100%-ной вероятностью означает, что и на другом материке). Упомянутые резиденты – европейцы, причем, очевидно, именно европеоиды по расовому типу (у Карла Розенблюма голубые глаза). Внедриться в среду представителей другой расы, никогда не видевших белых людей, им было бы трудно. Уж во всяком случае, выдать себя за рядового торговца шерстью Розенблюм не смог бы.

Итак, мы вправе предположить, что на всех материках Авроры живут люди одной и той же расы – белой. Имеющиеся внутри нее вариации (рыжие индивиды в Арканаре, «носатые ируканцы», «меднокожие варвары»), видимо, вполне подобны по размаху вариациям внутри белой расы Земли, – во всяком случае, мы не знаем никаких фактов, противоречащих этому.

Об интенсивности трансокеанических контактов между населением этих материков (морская торговля, исследовательские и завоевательные походы, миграции) у нас данных нет. Но можно предположить, что она в целом заметно ниже, чем на Земле. В талассократическую эпоху континенты обычно бывают отделены друг от друга не узенькими проливами вроде Гибралтарского или Берингова, а довольно широкими морскими пространствами – такими, как современная Атлантика или разделявшее в мезозое Европу и Азию Тургайское море. Мы прекрасно знаем из земной истории, что интенсивность трансатлантических контактов до плавания Колумба была практически равна нулю. Даже если принять во внимание подвиги викингов, результаты здесь все равно не особенно впечатляют. К тому же викинги пересекали Атлантику не «в лоб», а через ее самую узкую северную часть, где трансатлантическое плавание по условиям относительно близко к каботажному. На Авроре даже такие условия должны быть редки.

Сказанное не противоречит тому факту, что люди на Авроре все-таки сумели все континенты заселить. Осуществлять миграции в один конец можно и на бревнах, – кто-нибудь да доплывет. Австралия в нашем мире была освоена именно так. Но регулярные плавания через океан – это совсем другое дело.

Следует ожидать, что типичный уровень коммуникации между городскими цивилизациями, существующими на разных континентах Авроры, окажется не выше, чем между государством майя и Кастильским королевством до плавания Колумба. То есть окажется нулевым.

Несколько изолированных миров, из которых мы что-то толком знаем лишь об одном – о мире Эсторской империи.

4.

Самая принципиальная для человека особенность географии Авроры – то, что на ней нет Евразии.

Евразия – это не континент. Во всяком случае, не континент в том понимании, в каком им является Южная Америка, Антарктида или Австралия. Это громоздкая, сложная и не очень устойчивая структура, представляющая собой объединение трех – а вернее, даже четырех! – самостоятельных континентальных блоков.

Считаем. Раньше всего объединились Европа и Азия – на месте Тургайского моря теперь Западная Сибирь. Затем в Азию врезалась дрейфующая на север Индия, которая очень долго была изолированным континентом, – в области их столкновения теперь поднимаются Гималаи. И наконец, есть еще Африка, которая соединялась сухопутными контактами то с Европой, то с Азией. С Европой – во времена Мессинского кризиса чуть больше 5 миллионов лет назад, когда Гибралтарский пролив закрылся, и Средиземное море на некоторое время вообще практически высохло. Но вполне вероятно, что сухопутные «мостики» между Африкой и Европой возникали и позже: уже из послеледниковой эпохи в Западной Европе известны находки типично негроидных черепов. Ну, а сухопутный мост между Африкой и Азией существует по сей день. Причем раньше он был шире – Красное море раскрылось опять же около 5 миллионов лет назад.

Евразия – это грандиозная агломерация нескольких разнородных блоков суши, по всему объединенному пространству которых люди могут мигрировать. И они мигрируют! Достаточно вспомнить гуннов, которые начали свой поход на запад где-то в Монголии и были остановлены Аэцием на полях Шампани. Или готов, которые мигрировали из Швеции в Южную Россию, а по-том через всю Европу на Пиренейский полуостров, – чем, естественно, вызвали множество других перемещений племен и народов.

В мире Авроры ничего подобного быть не может.

Возможно, именно поэтому меднокожие варвары, живущие в лесах за Красным Северным хребтом, и остаются до сих пор на стадии, когда они носят шкуры, стреляют колючками из духовых трубок и слушают шаманов-эпилептиков. Они «могут себе это позволить». У них нет той привносимой трансконтинентальными мигрантами конкуренции, которая является одним из важнейших стимулов развития, – во всяком случае, развития всевозможных вещественных технологий.

В земной Европе такие «меднокожие варвары» или просто не выжили бы (как наверняка не выжили многие неиндоевропейские племена, от которых не осталось даже названий), или оказались бы вынуждены прогрессировать очень быстро.

Представьте себе столкновение отряда меднокожих варваров, руководимого племенным вождем, с вестготским войском, которое разгромило при Адрианополе римскую армию, – и все станет ясно.

5.

Итак, Эсторская империя.

Она располагается на двух берегах довольно широкого морского пролива, и это сразу приводит к аналогии с хорошо известным нам по нашей истории Средиземноморьем.

Действительно, именно для средиземноморских условий оптимальны галеры, похожие на византийские, которые являются основным классом боевых кораблей во флоте Арканарского королевства (вероятно, и во всей Империи тоже). Хотя бы потому, что автономность этих кораблей достаточна для хождения по внутреннему морю, но недостаточна для океана.

Империя совершенно четко делится на две разъединенные морем части: метрополия и Запроливье. Причем ни о каких сухопутных контактах между этими двумя областями в ТББ не говорится вообще. Похоже, что все перевозки между ними производятся только по морю. В совокупности с тем, что мы уже знаем о географии Авроры, это дает полное основание для предположения, что Эстор и Арканар находятся на разных континентах. Просто из-за причуд тектоники плит эти два континента оказались достаточно близко друг к другу, чтобы пролив между ними могла легко пересечь галера.

А вот третьего континента рядом с ними, скорее всего, нет. Для талассократической эпохи вероятность сближения сразу трех континентальных блоков так мала, что ей можно пренебречь.

В этом, по-видимому, и состоит главное отличие Эсторской империи от Римской.

В нашем мире все государства, возникавшие в бассейне Средиземного моря, независимо от своей воли оказывались на геополитическом «перекрестке» – в области, политическая и культурная география которой была принципиально нестабильна. Восточное Средиземноморье, где зародилась античная культура, характерно прежде всего тем, что оно является стыком трех материков – Европы, Азии и Африки. Чтобы не ходить за примерами далеко, вспомним хотя бы, что Пифагор учился у египетских жрецов. Нет надобности объяснять, насколько важен для европейской культуры в целом был постоянный приток новых идей с необъятного Востока – из Сирии, Палестины, Александрии, а опосредованно, быть может, даже из Индии (недаром же в нее совершил поход Дионис!). Без «света с Востока» не было бы ни знакомой нам европейской математики, ни философии, ни, разумеется, христианства.

Что же касается политической ситуации в земном Средиземноморье, то ее неустойчивость определялась уже тем фактом, что до самого возникновения Римской империи (точнее – до ликвидации Помпеем Великим царства Селевкидов) ни одно государство никогда не получало физической возможности взять под свой контроль все побережье Средиземного моря, начиная от Геркулесовых столбов и кончая ими же. Едва выйдя в качестве самостоятельного игрока на политическую арену, Рим столкнулся с конкурирующими средиземноморскими державами – Эпиром, Карфагеном, Македонией, Понтом. Делая во взаимодействии с ними ход за ходом, римлянам просто «силой вещей» пришлось со временем завоевать все Средиземноморье, – не из патологической любви к захватам, а потому, что это был единственный способ сделать стратегическую обстановку по-настоящему устойчивой.

А теперь взглянем на карту Авроры.

В здешнем аналоге Средиземноморья мы видим следующие земли:

– Имперская метрополия со столицей в Эсторе.

– Государства Запроливья: Арканарское королевство, Ируканское герцогство, республика Соан.

– Герцогство Убанское. Скорее всего, оно расположено где-то более или менее по соседству с имперской метрополией, но не на берегу Пролива, а на другом – внешнем – побережье южного континента («за два моря» от Арканара).

– Область Святого Ордена.

Начнем с Запроливья. Пределы области, носящей это название, обозначены в ТББ совершенно четко: «от Питанских болот на западе Ирукана до морских границ торговой республики Соан». Никаких других государств, кроме (перечисляем с запада на восток) Ирукана, Арканара и Соана, за Проливом, видимо, нет. К северу от них – сплошные леса, в которых жители Империи почти никогда не бывают: «Мало ли что рассказывают про страну варваров...»

Перед нами – имперская колония, возникшая на южном берегу малоизученного и малоосвоенного северного континента.

Причем возникшая исторически недавно. Поход маршала Тоца против варваров, после которого он стал арканарским королем Пицем I, произошел всего триста лет назад. Все указывает на то, что именно тогда и возникла арканарская династия. Во время описанных в ТББ событий Арканаром, как мы знаем, правил Пиц VI⁴.

Остальные части колонии вряд ли намного старше.

Но вот сама Империя наверняка старше государственных образований Запроливья – и значительно. Когда маршал Тоц объявлял себя королем, а своих сподвижников баронами, он явно опирался на уже сложившуюся феодальную традицию, взяться которой, кроме как из метрополии, было неоткуда.

Это означает, что темп внешнего расширения Империи был по земным (во всяком случае, по европейским) меркам чрезвычайно медленным. Если продолжить аналогию с Землей, это напоминает освоение Римом Британских островов. За века, в течение которых Британия была римской провинцией, ни один римлянин, насколько известно, так и не побывал в Ирландии. Разумеется, это было вызвано не техническими сложностями, – пересечь Ирландское море при желании не стоило бы значительного труда. И о существовании зеленой страны за этим морем римляне наверняка знали. Просто делать им там, по их мнению, было нечего.

Замечу, что основными вмещающими ландшафтами Эсторской империи, скорее всего, являются не леса, а открытые пространства – лесостепи, степи, полупустыни, а где-то за ними должна начинаться и пустыня. Иначе нельзя объяснить широкое использование в военных операциях боевых верблюдов (в лесном Арканарском королевстве их «почти нет»). Возможно, как раз из-за разницы в природной зоне жители метрополии долгое время относились к Запроливью примерно так же, как римляне – к Ирландии.

Экспансия наверняка шла бы куда быстрее, если бы на берегах Пролива у Империи были стратегические соперники. Но их-то как раз и не было. Все городские цивилизации, потенциально подходившие на эту роль, находились на других континентах, дойти до которых на гребных судах было практически невозможно. Предположение, что Румата – «человек из могущественных заморских стран», недаром помещается доном Рэбой в один ряд с идеями, что его собеседник – дьявол или сын бога.

Единственными внешними партнерами для Империи были варвары. Но с ними все было ясно. Если они нападали на имперские земли, их следовало разгромить, как разгромил Марий тевтонов и кимвров, а маршал Тоц – «орды меднокожих варваров, спускающиеся с гор и истребляющие все живое». Если они не нападали, от них следовало отгородиться чем-нибудь вроде Великой Китайской стены или Адрианова вала. А вот ассимиляция была затруднена, просто из-за слишком высокой «ступеньки» между культурами (во всяком случае, в Запроливье). Это вам не римская Галлия, где местный бог, слившийся с Юпитером, мог благосклонно взирать на браки римских чиновников «со златовласыми дочерьми тамошних лесов». Между римлянами и кельтами культурный барьер был гораздо ниже. Об истории прекрасной меднокожей Яиневниворы говорится как об исключительном случае, а не о типичном.

И, за отсутствием даже слабого аналога Азии, – никакого «ex orienta lux». Здесь на месте Азии океан. Культурные влияния со стороны других цивилизаций если даже и случаются⁵, то носят подпороговый характер: значимых новых течений мысли они, как правило, не порождают.

Эсторская империя владеет своим миром в одиночестве.

6.

Эпоха, которую эта империя переживает сейчас, стадиально больше всего похожа на европейское Возрождение.

Совершенно феодальная структура общества, имеющая давние традиции (Румата – дворянин «до двадцать второго предка», т.е. с родословной не меньше чем в пятьсот лет). Власть императора, давно ставшая для большей части его владений чисто номинальной. Королевские армии, осаждающие баронские замки. Крестьянские войны, время от времени угрожающие падением целым державам. Расцвет светского искусства – сонеты и романсы, театр, реалистичная портретная живопись. А еще костры, на которых публично горят ведьмы, и чудовищно разработанная культура пыток. Больше всего это напоминает европейский XV век. Перед нами типичная «Осень Средневековья» – тяжеловесная, золотая, с легким запахом распада.

Заметных отличий от знакомой нам Европы эпохи Возрождения здесь два.

Первое отличие: насколько можно судить, в Эсторской империи по сравнению с Европой замедлен процесс формирования национальных государств. Наличие на карте границ не должно вводить нас в заблуждение: Ирукан и Арканар по своей политической структуре определенно гораздо более близки к системам феодальных доменов, чем к унитарным государствам европейского Нового времени. Тут можно вспомнить истории о войнах королей с баронами и о родовой вражде дона Сатарины (арканарца!) с герцогами Ируканскими. А Соан – это типичная городская республика вроде Венеции или чуть менее известного Дубровника⁶. Этническая специфика у всех этих государственных образований выражена очень слабо.

Понять это, взглянув на историю Европы, достаточно легко. Французы могли отделить себя от немцев (и отделяли уже во времена Карла Лысого и Людовика Немецкого), потому что между их странами с самого начала имелись немалые различия в этническом субстрате, – а различия эти, в свою очередь, сложились в результате сложных, долгих и накладывающихся друг на друга перемещений множества индоевропейских племен на пространстве, простирающемся как минимум от Туркестана до Шотландии. На Авроре миграций такого размаха не происходило, по банальной географической причине: протяженность континентов тут слишком мала. Отсюда и другая картина на поздних стадиях.

Характерно, что, судя по тексту ТББ, население всех частей Эсторской империи пользуется одним и тем же языком, в котором не замечается даже диалектных отличий (единственный человек во всем романе, говорящий с акцентом, – это черный всадник из кавалерии Святого Ордена, останавливающий Румату на улице). Правда, мир Империи все-таки многоязычен, – в порту Румата слышит «разноязыкую ругань», да и Шекспира он переводит на ируканский, – но как раз в этом отношении Арканарская империя вряд ли чем-то отличается от Римской. Общеимперский язык для повседневного общения там существует, и он один. Именно на этом языке совершенно гладко говорят дон Кондор, дон Гуг, доктор Будах. Румата, который является по легенде коренным жителем метрополии, не только не испытывает в Арканаре никаких проблем с языком, но и вообще, очевидно, неотличим в данном отношении от местного обитателя, – причем этому никто и нигде не удивляется. Этнические «линии разлома», по разные стороны которых будут оформляться национальные государства, провести в таком мире довольно трудно.

Так что «великий и страшный человек, отдающий всю жизнь идее борьбы за объединение страны» – это персонаж, куда более характерный для Земли, нежели для Авроры.

А второе крупное отличие между Европой и Эсторской империей относится к религиозному фактору.

7.

Какая, собственно, религия господствует в Эсторской империи?

Обратимся для начала к первоисточнику. В «теле» ТББ, не считая пролога и эпилога, слово «бог» употреблено 42 раза. Из этих 42 упоминаний 15 принадлежат землянам (искомое слово звучит или в разговорах между землянами, или во внутренних монологах Руматы), и 5 из них – во множественном числе. Остальные 27 упоминаний принадлежат или жителям Авроры, или землянину, действующему в данный момент под легендой жителя Авроры. Почти все они – в единственном числе.

Человек с Авроры употребляет слово «боги» во множественном числе вообще единственный раз за всю книгу. Этот человек – Арата Горбатый, ненавидящий всякую религию и открыто это признающий.

Все остальные присутствующие в ТББ жители Авроры – монотеисты. Даже доктор Будах – монотеист: его рассуждения о «небесном ювелире» вполне серьезны.

Чем монотеизм Эсторской империи отличается от земного христианства?

Прежде всего отметим следующее: «функциональным божеством», к которому в большинстве ситуаций обращается большинство жителей Арканара, является не столько Господь Бог, сколько святой Мика. В этом ничего особенного нет, подобные явления знакомы и земной Европе. «С точки зрения человека, не сведущего в земной теологии, главным божеством итальянцев окажется – не правда ли? – Пресвятая дева. Ей посвящено гораздо больше храмов, чем Иисусу, перед ее изваяниями и живописными изображениями горит гораздо больше свечей, ее чаще поминают, чаще обращаются к ней в молитвах. Пожалуй, можно сказать, допустив некоторое преувеличение, что Иисуса они только терпят в своем пантеоне, терпят как сына Марии. Боготворят же истинно – и ставят превыше всех других потусторонних властителей – ее, Santa Vergine. <...> Иными словами – допустим, что спасителем итальянцев, как и всех прочих человеков, был действительно Иисус. Однако факт остается фактом: спасения, насущного спасения от телесных и душевных невзгод итальянцы ищут у девы Марии» (Л.Мештерхази).

Ни могилы святого Мики вдоль дорог, ни кухарка, которая молится святому Мике, «чтобы послал какого ни на есть мужа», в этом смысле не удивляют. Гораздо больше интереса вызывает подозрительная реплика короля в адрес лже-Будаха: «Знаю я вас, ируканцев, вы святого Мику варварам продали!» То есть сюжет о святом Мике целиком связан со странами Запроливья. Соответственно, он никак не мог возникнуть раньше, чем оформились сами эти страны (а мы уже знаем, что, во всяком случае, Арканарское королевство возникло только триста лет назад). Если христианская Богоматерь – персонаж универсальный, то святой Мика – чисто местный. И культ его сложился исторически недавно.

Во всех монотеистических странах совокупность религиозных представлений людей на самом деле двуслойна. В каждой такой стране есть «настоящие» монотеисты, а есть люди, которые в богословские тонкости не вдаются, зато верят в гномов, кобольдов или троллей и поклоняются святым совершенно как языческим божествам. Видимо, монотеизм – слишком сложная для восприятия концепция, удержать которую в «точке сборки» не всякому человеку под силу. Язычество никогда не исчезает бесследно, – оно просто уходит в нижний слой массового сознания. И в Эсторской империи этот нижний слой гораздо мощнее, чем в христианской Европе. Недаром в первое же утро после переворота в Арканаре воинам Святого Ордена приходится в массовом порядке заниматься удалением со стен и крыш языческих изображений («слышался стук молотков и треск дерева»).

На этом фоне заметны еще три особенности, отличающие общество Эсторской империи от общества средневековой Европы.

Во-первых, Империя, по деликатному выражению земного историка, «не поражена религиозным фанатизмом». По уровню массовой религиозности она соответствует не Европе XV века, а скорее Римской империи эпохи Августа. Основным материалом для рабочих деталей общественного механизма служат или простецы, которые совершенно с теми же чувствами молились бы что Христу, что кому-нибудь из многочисленных античных богов, или же вольнодумцы разных градаций, – вплоть до Араты Горбатого, который вообще атеист.

Во-вторых, в Эсторской империи три официальные церкви, – ситуация, в средневековых империях Европы просто немыслимая. Единственное приходящее тут на ум исключение – монофизиты в Восточной Римской империи: их право на существование было признано имперской властью со скрежетом зубовным (указ императора Зенона от 482 года), и только потому, что с ними решительно ничего больше не удалось поделать. А после того, как населенные монофизитами земли завоевали арабы, с плюрализмом в религиозной сфере было по всей Европе покончено – до самой Реформации⁷.

В-третьих, в Эсторской империи церковь практически не имеет опоры в верхушке феодального общества. Состав лиц, присутствующих на обеде у короля, весьма обширен и описан в ТББ дотошно, вплоть до «дубоподобных баронетов». Но ни одного духовного лица там нет! Неудивительно, что согласно принятой здесь политической традиции церковь никогда не вмешивается в светские дела (Румата это специально подчеркивает). Контраст с Западной Европой позднего Средневековья – разительный.

Впрочем, это не значит, что церковь Империи не ищет общественной опоры вовсе. Только полагается она не на феодальных властителей, а на то, что в европейскую эпоху Просвещения стали называть третьим сословием. Обратим внимание на то, насколько часто в тексте ТББ встречаются обращения «отец» и «брат», причем адресуемые явно светским людям. Обращения эти звучат очень формально: они неукоснительно повторяются вместе с именами, так что вряд ли это простая вежливость. Кабани – «отец», Гаук – «отец», Гур Сочинитель – «отец», космограф Тарра – тоже «отец». Проснувшись наутро после гульбы с бароном, Румата слышит с улицы разговор своих соседей, которых зовут брат Кирис и брат Тика. Похоже, что звание «отца» здесь автоматически получает любой образованный человек, а звание «брата» – вообще любой нормальный мещанин, живущий своим домом. Церковь раздает эти звания «почета ради», примерно как в Третьем Рейхе почти любой мелкий деятель культуры мог получить звание зондерфюрера СС.

Это – внешний круг социального фундамента имперской церкви.

А внутренний круг – это Святой Орден.

8.

В обществе средневекового типа, пронизанном монотеизмом, хорошо заметно явление, которое я бы назвал «градиентом религиозности». Невооруженным глазом видно, что членов такого общества можно по степени их реальной приверженности теистическому мировоззрению расположить в ряд. Ясно, что оговорок здесь масса, и тем не менее такой градиент действительно существует. На одном его конце – простецы-псевдохристиане, верящие в персонажей низшей мифологии и способные приносить жертвы иконам. На другом – Бернар Клервоский, Франциск Ассизский, Савонарола. Посредине – искренне верующие в Бога просвещенные миряне. Последовательность непрерывна, она допускает небольшие отклонения в ту или другую сторону: кто-то из феодалов, например, может оказаться по признаку религиозности ближе к Людовику Святому, а кто-то и к Реджинальду Фрон де Бефу.

Разберем работу этого принципа на примере персонажей «Имени розы». Если взять Вильгельма Баскервильского, Бернарда Ги и брата Дольчина, то ответ на вопрос «кто из них больше теист?» действительно вызовет (у меня, во всяком случае, вызвал бы) некоторую заминку. Но вот если взять любого из этих трех и Сальватора, – тут ответ на такой же вопрос уже ясен. Названные трое – какие-никакие, а монотеисты, Сальватор же – типичный псевдохристианин, ровно ничем по своей сути не отличимый от язычника. А с другой стороны, Убертин Казальский по степени своей «теистичности» наверняка превосходит и Вильгельма, и Бернарда, и Дольчина.

Конечно, из этой последовательности выпадают особи, которые вообще не верят ни в Бога, ни в черта, ни в комариный чох и убеждения которых строго рациональны. Такие встречаются и на Авроре (Арата Горбатый), и на Земле (Фридрих II Гогенштауфен), но редко. Это исключения, подтверждающие правило.

Все сказанное означает, что предложенная шкала имеет довольно низкую разрешающую способность, – но одновременно подтверждает реальность самой шкалы. Что касается низкой точности, то сама по себе она не должна смущать. Как любил говорить Н.В.Тимофеев-Ресовский: «Точность приборов должна быть не максимальной, а оптимальной». Когда мы занимаемся сравнительной социологией двух планет, высокая точность на первых порах как раз не нужна.

В обществе Эсторской империи описанный «градиент» значительно круче, чем в средневековой Европе. С одной стороны, – «не пораженные религиозным фанатизмом» квазитеисты, чьи отношения с миром с точностью до терминов равны языческим, с другой, – «яростные монахи»⁸. Середины почти нет. Правда, в ТББ присутствуют два персонажа, которые в «градиент» не ложатся: Арата (атеист) и Будах (рациональный монотеист, взгляды которого ближе к неоплатонизму), но это как раз и есть те исключения, которые подтверждают правило. Взгляды этих людей не поддерживаются обществом.

Итак, основная масса населения Эсторской империи расколота на два неравных множества людей с разной идеологией и разным отношением к миру. Подчеркну: расколото по горизонтали. Судя по всему, между светскими властями и церквями здесь давно заключена серия конвенций, разграничивающих зоны их влияния. Зона влияния церкви относительно невелика, но в ее пределах церковь является таким же сувереном, как крупный феодал вроде Пампы в пределах своего лена. Зачем иначе нужны монастырские дружины? Румата крайне удивляется, увидев монастырскую дружину построенной перед Патриотической школой, – «с каких это пор церковь в Арканаре вмешивается в светские дела?» Но вот самому существованию такой дружины он не удивляется вовсе. Видимо, это обычная для Империи практика.

Дальше идут простые общие соображения. Высокая разность потенциалов между изолированными друг от друга секторами общества создает в этом обществе принципиально неустойчивую ситуацию. Следовало бы сказать, – термодинамически неустойчивую. Простейшая физическая аналогия – плотина, по разные стороны которой уровень воды различается в несколько раз. Стоит ей прорваться, произойдет катастрофа.

Эпизодами такой катастрофы как раз и стали две известные нам «резни» – Барканская и Арканарская.

9.

Возникшие в Европе теоцентрические общества средневекового типа были продуктом сочетания двух важнейших исторических факторов.

Первый фактор – это само возникновение теистической религии, обещающей своим адептам рай и бессмертие и при этом имеющей не просто прозелитический, но и – благодаря святому Павлу – универсальный без всяких оговорок характер. С конца I века эта новая религия распространялась по Римской империи, как подземный пожар. «Мировой торфяной пожар», как выразился по другому поводу историк XXII века Створженицкий⁹. Через двести лет этот пожар был давно уже готов вырваться на поверхность.

И вот тут вступил в действие второй фактор: переход Римской империи от принципата к доминату. Императорская власть сакрализовалась и стала абсолютной не только de facto, но и de jure; это подчеркивается обрядовыми деталями вроде обращения к императору «ваша вечность», падения перед ним ниц и т.д. и т.п. Иногда это объясняют влиянием так называемых «восточных деспотий», иногда считают независимо возникшим явлением, но во всяком случае от империи образца Октавиана Августа (которая формально вообще была республикой) такое государство отличается очень сильно.

Пока Римская империя оставалась принципатом, она была почти абсолютно веротерпимой. Боги вошедших в ее состав многочисленных народов просто пополняли весьма обширный общеимперский пантеон. Гонения на христиан оказались здесь чуть ли не единственным исключением (впрочем, в личной «божнице» императора Александра Севера были статуи и Моисея, и Христа). Переход к доминату сделал верховную власть формально абсолютной, – а значит, создал предпосылки к установлению императорами контроля не только над телами, но и над душами своих подданных¹⁰.

Двум ключевым факторам оставалось встретиться. На Земле это произошло в царствование императора Феодосия Великого: в 392 году следует эдикт, согласно которому отправление в пределах Империи любых языческих культов приравнивается не более и не менее как к оскорблению величия, то есть, – к государственной измене. Аналогичные «оргвыводы» делаются и в отношении альтернативных ветвей христианства (таких, например, как ариане). Идеологическая монополия православной церкви получает от государства прямую силовую поддержку. Возникает государственная теократия.

Выгоды сторон здесь понятны. Для императора религиозная монополия была довольно важным инструментом контроля над обществом (в нашей родной России это дожило до XIX века). Церкви же это дало широчайшие возможности для «спасения» огромного количества людей, мнения которых теперь можно было особенно и не спрашивать. Ради таких возможностей церковь была готова пожертвовать – и пожертвовала – своей независимостью от светской власти.

Теперь, как обычно, взглянем на Аврору.

Формирование на базе земной Римской империи теоцентрических государств было результатом пересечения в IV веке нашей эры двух тенденций, исходно развивавшихся вполне независимо одна от другой. Неизбежность такого пересечения, вообще говоря, ниоткуда логически не следует. Вполне мыслимой является ситуация, когда два интересующих нас явления – распространение универсальной теистической религии и становление домината, – например, разошлись бы во времени.

Выскажем гипотезу, что в Эсторской империи именно так и случилось. Религия, аналогичная христианству, начинает здесь распространяться относительно гораздо позже – в эпоху, когда Империя уже вошла в стадию феодальной раздробленности.

Эта гипотеза отлично объясняет такие факты, как множественность внутри Империи официальных церквей и необычно большое по сравнению с Европой распространение среди населения языческих предрассудков (те самые чертики под крышами домов). И сама по себе задержка прихода теизма тоже понятна: в земную Европу он пришел с Востока, а здесь Востока попросту нет. Как говорилось в мультфильме про капитана Врунгеля: «Измерить температуру забортной воды не представляется возможным за отсутствием таковой». Теизм Эсторской империи – это чисто местное изобретение. Неудивительно, что в изолированных областях технический и культурный прогресс идет при прочих равных медленнее¹¹.

Для местной церкви такой ход событий означал, что она при всем желании не успевает встроиться в систему светской власти таким образом, чтобы обеспечить себе идеологическую монополию на всем пространстве Империи. Если некие попытки такого рода и делались, то несомненно, что особым успехом они не увенчались: полное отсутствие духовных лиц при дворе короля Арканарского едва ли случайно¹². В поисках реальной власти церквям Эсторской империи пришлось полагаться на другие ресурсы.

Ресурсов этих, как можно судить, было два. О первом из них мы уже говорили, – это «третье сословие», т.е. массы населения, не относящегося ни к дворянству, ни к духовенству. Именно здесь духовные организации проделывают большую предварительную работу, раздавая направо и налево ни к чему не обязывающие звания «отцов» и «братьев». «Третье сословие» – мобилизационный ресурс церкви, в том числе, когда понадобится, и в самом прямом смысле (вспомним карьеру брата Киры).

Второй важный для церкви ресурс обеспечивается самой властной структурой феодально раздробленного общества. Эта структура – сетевая, в том смысле, что любая сеть состоит из дыр. В твердой абсолютной монархии, – например, во Франции Людовика XIV или даже Людовика XI, – никакой местный администратор не может набрать и обучить собственное, неподконтрольное королю войско, не рискуя лишиться головы. А вот в феодально раздробленной стране такое возможно запросто, – конечно, при наличии материальных средств. Можно создать собственную ударную кавалерию, можно поставить крепость, можно построить флот. Если повезет, можно даже взять под свой полный контроль небольшой регион.

Только, чтобы делать все это эффективно, нужна организация. Желательно, – централизованная и устроенная на военный лад¹³.

И такая организация создается. Именно ее мы знаем как Святой Орден.

10.

Что, собственно, мы знаем о Святом Ордене?

Прежде всего мы знаем, что он располагает огромной военной силой. Показывая Румате построенных на площади всадников Ордена, дон Рэба восклицает: «Их двадцать тысяч!» Пусть даже он преувеличил, и двадцать тысяч – это не число активных копий, а просто общее количество прибывших из-за моря людей, – для Средневековья это все равно очень много. В гвардии эсторского императора, с которой довелось сразиться Арате Красивому, было всего пять тысяч человек. Император, конечно, мог бы собрать и больше, но – уже только за счет войск своих вассалов. То есть образовавшаяся военная сила была бы довольно разнородной. А армия Ордена не только многочисленна, но и централизована, – это видно хотя бы из того, что всадники совершенно одинаково одеты и вооружены. И навыки коллективных действий у них явно находятся на беспрецедентной для данной эпохи высоте («неправдоподобно точный строй»). Такого ударного кулака никто больше в Империи собрать просто не способен.

Следующий не менее важный момент: двадцать тысяч солдат Ордена были перевезены в Арканар строго одновременно, они все высадились там в ночь переворота. Перевезти через море двадцать тысяч человек (по меркам Нового времени – почти две дивизии) и обеспечить их синхронную высадку в заданной точке – задача, которая даже в Крымскую войну считалась на Земле вершиной флотоводческого искусства. А уж в нашем XV веке такое никому и не снилось. Значит, адмиралы и морские капитаны у Ордена, во-первых, очень квалифицированные, а во-вторых – их много. Их сотни.

Морские капитаны – это частный пример. Орден вообще владеет очень хорошо подготовленными управленческими кадрами, – причем в большом, избыточном с точки зрения своих жизненных потребностей количестве. Эти управленцы мелькают на страницах ТББ: то пресловутый отец Арима, то «человек в черном плаще», сопровождающий Румату по коридорам дворца, то, наконец, сам орел наш дон Рэба...

«Дон Рэба – профессиональный агент влияния и политический диверсант Ордена, великолепно замаскировавшийся под хитроумного придворного интригана и серого (во всех смыслах) кардинала. Ему удалось обмануть всех, в том числе и нашего Антона-Румату, который при всех его статях все-таки дилетант-самоучка, не лишенный известных талантов, но начисто лишенный серьезной практики...»¹⁴

Предоставляю читателю самостоятельно оценить возможности организации, способной подготовить и внедрить в чужую страну сотрудника такого класса (и вообще провести такую операцию). Комментировать тут, пожалуй, нечего.

Остается ответить на два вопроса. Где Орден берет столько разнообразных, часто очень способных людей? И в чем, в конце концов, состоит цель его деятельности?

11.

Сначала – о политике привлечения кадров. Судя по всему, Святой Орден работает как социальная «губка», впитывающая элементы, которые не могут никаким другим способом найти себе адекватное место в обществе. Вот почему «среди офицеров Ордена половина юродивых и увечных». Впрочем, потенциальные сотрудники Ордена – не обязательно калеки. Вспомним Рауля де Бражелона, который решил стать мальтийским рыцарем после крушения своих личных планов. Такие люди должны с той или иной частотой встречаться в любой стране, и в Эсторской империи в том числе. Иными словами, при поиске исполнителей для каждой конкретной задачи Ордену есть из кого выбирать.

Что получают люди от вступления в Орден?

Во-первых, это чувство принадлежности к силе. Возможность почувствовать себя «большим и сильным» – вещь для слабого человека неоценимая. Ощутить за своей спиной тень Святого Ордена, подобную тени Комитета общественного спасения, о которой писал Гюго, – за такое в других условиях и дьяволу душу продать было бы можно.

Во-вторых, это гарантированное социальное положение. «Там» ты был неудачником, а то и калекой, которого любой прохожий на улице мог безнаказанно пнуть ногой. А «здесь» ты – брат, абсолютно во всем равный другим братьям. Согласитесь, что это тоже дорого стоит.

И в-третьих, – это четкое, глубоко логически и эмоционально обоснованное осознание того, что житейские неудачи (как, впрочем, и удачи) не имеют для тебя больше никакого значения. Состояние, когда ты чувствуешь себя «в струге алмазном на убегающей к Творцу реке», а все частности земной жизни, – они позади, позади, позади...

Иначе говоря, для светского жителя Империи вступление в Орден – это смягченный и относительно комфортабельный вариант самоубийства.

Что тут сказать? Я не поклонник Фрейда, но иногда мне кажется, что гипотеза о существовании имманентно присущего человеку инстинкта смерти («Танатоса») все же имеет под собой некоторые основания...

Отдельное замечание – по поводу принципов набора орденских офицеров. Орден вовсе не состоит целиком из калек: и монахи, выполняющие тайные поручения, и, надо полагать, солдаты – это вполне себе «умелые бойкие ребята». Но вот именно об офицерах Ордена Арата определенно говорит, что среди них «половина юродивых и увечных». Как это объяснить? Очевидно, здесь имеет место некий отбор, – но отбор по критериям, в чем-то противоположным тем, которые действуют в обычном социуме. «Калеки угодны Богу». Фрагменты такого отношения к вещам мелькают и на Земле, – не зря ведь, например, святой Франциск проповедовал прокаженным и даже жил среди них. Руководители Ордена идут дальше, – они предоставляют своим «прокаженным» преимущество при занятии командных должностей. Получается своеобразный анти-социум, законы которого принципиально отличаются от законов обычного дневного мира. Как царство троллей у Ибсена.

Идея здесь – в сознательном стремлении составить ядро организации из персонажей, поведение которых максимально дистанцировано от поведения так называемых «нормальных людей» (биологически и клинически нормальных, я имею в виду). Последние, как известно, имеют обыкновение влюбляться, сплетничать, пить вино, зарабатывать деньги и рожать детей, – в общем, делать то, что составляет ткань нормальной человеческой жизни. Адепты Ордена все эти занятия, несомненно, презирают. «То, что наиболее естественно, менее всего подобает человеку». Орден – против нормальной жизни.

Как ни парадоксально, именно это и служит приманкой для большинства сознательно идущих туда.

12.

Какие политические и социальные задачи может ставить перед собой такая организация?

Одну из этих задач мы, во всяком случае, знаем. Это именно то, чем в несравненно меньших масштабах занимался во Флоренции Савонарола. То есть – уничтожение культуры¹⁵.

Вторая задача – это построение государства весьма специфического типа. «Установления просты, и их всего три: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми!»

И третья задача – ликвидация пережитков язычества в любом виде.

Что еще? Да, собственно, это все. Политическая деятельность Ордена, описанная в ТББ, по сути исчерпывается этими тремя пунктами.

Впрочем, это вовсе не мало.

Как именно попытка реализации данного пакета идей могла быть оправдана с богословской точки зрения, – мне, признаться, не очень-то и интересно. Как говорится, «пусть в этом разбираются наши схоласты». Давайте лучше посмотрим без эмоций: как можно эту сумму процессов в нашей терминологии описать.

В классической физике есть понятие «степень свободы». Число степеней свободы системы равно числу переменных, которые могут в этой системе независимо меняться. Для материальной точки, находящейся в трехмерном пространстве, число степеней свободы равно трем – по числу координатных осей. Для более сложных систем оно увеличивается. Для социальной системы определить число степеней свободы сложнее, чем для механической (это должно зависеть от выбранного нами набора исходных понятий), но там оно тоже всегда чему-нибудь да равно. А главное, – у разных систем оно разное. Например, в кастовом обществе число социальных степеней свободы для большинства субъектов явно меньше, чем в таком, где отсутствуют ограничения на профессии.

Такая организация, как Святой Орден, сознательно или подсознательно стремится минимизировать число степеней свободы в среде, в которой она работает. Упростить сложную систему, лишив ее избыточности, но получив взамен однозначную управляемость. Произвести онтологическую редукцию¹⁶.

Правда, для живой системы это значит – убить ее.

Такие явления социальной истории Земли, как инквизиция Торквемады, или женевское государство мэтра Кальвина, или режим большевиков, – могут с определенной точки зрения рассматриваться как манифестации коллективного стремления к смерти. Стремления, основанного на фрейдовском «Танатосе», – если этот последний все-таки существует.

13.

«Рано, слишком рано, на столетия раньше, чем можно, поднялась в Арканаре серая топь...»

Остановимся на этом замечании Руматы.

Прежде всего: что значит в данном контексте слово «раньше»? Вопрос этот на самом деле требует серьезного анализа. Примем – условно, только условно! – последовательность стадий развития хорошо нам известной земной западноевропейской цивилизации за некую норму, а затем посмотрим, чем последовательность стадий развития эсторской цивилизации отличается от нее.

При этом сопоставлении сразу бросается в глаза явление, которое правильнее всего назвать системной десинхронизацией. Говоря так, мы тем самым принимаем точку зрения, согласно которой время – не координатная ось, независимая от вещей, а характеристика темпа развития (по С.В.Мейену). Строго говоря, время может быть только внутренним: оно характеризует отличия последовательных состояний развивающейся системы друг от друга. Но любая система состоит из разных частей, которые развиваются с разной скоростью. Это значит, что разные части системы могут жить в разных внутренних временах, – быть «старше» или «младше» друг друга. Так возникает внутренняя десинхронизация – разнобой внутренних времен, который в разных системах может быть слабее или сильнее¹⁷.

В системе «эсторская цивилизация» внутренняя десинхронизация исключительно высока. В культуре Эсторской империи, которую мы видим, явным образом сочетаются элементы, относящиеся «по земному счету» к совершенно разным историческим стадиям. На фоне явного Средневековья (пусть даже и позднего) то и дело мелькают структуры, понятия, идеологемы, будто ворвавшиеся сюда иногда из прошлого, а иногда из довольно далекого – по земным меркам – будущего.

Перечислим эти «иновременные элементы», заметные в тексте ТББ.

1. Чрезвычайно развитый аппарат централизованной бюрократии. В Арканарском королевстве заведомо существуют министерство финансов, министерство церемоний, министерство двора, министерство недр, а также неназванные министерства, «ведающие образованием и благосостоянием». Вновь учрежденное министерство охраны короны легко встраивается в давно существующую разветвленную бюрократическую структуру. Структура эта усложнена гораздо сильнее, чем могут потребовать любые жизнеобеспечивающие функции: заметьте, что даже министерство церемоний и министерство двора, – это здесь два разных учреждения. И переписка между министром финансов и министром двора по поводу несчастного заблудившегося камер-юнкера не случайно занимает целых десять дней. Вряд ли арканарцы придумали такой запутанный, вычурный и совершенно ненужный небольшому королевству механизм сами. Скорее всего, это часть давней традиции, охватывающей всю Империю.

2. Возникновение учреждения, именуемого Патриотической школой. В нашем мире античное понятие «патриотизм» вновь вошло в оборот в середине XVIII века – в разгар Просвещения, в среде французских энциклопедистов.

3. Явная опора церкви на третье сословие. В нашем мире книга аббата Сиейеса «Что такое третье сословие» вышла в 1789 году, перед самой революцией.

4. Наличие в массовом сознании зачатков представления об историческом прогрессе. Правда, единственным источником данных на эту тему служит реплика пьяного дона Тамэо: «Находясь на службе короля, мы должны всемерно смотреть в будущее». Но уже одна эта реплика довольно информативна. Ведь дон Тамэо – не какой-нибудь вольнодумец, а ярко выраженный конформист. Изрекаемая им фраза есть явный официозный штамп. Интересно же выглядит феодальное общество, где в ходу такие штампы! Средневековым людям, насколько нам известно, было свойственно видеть историческое время как конечный и не очень длинный отрезок: они скорее были готовы поверить, что конец света наступит вот-вот, чем представить себе бесконечное земное будущее, допускающее качественные изменения к лучшему¹⁸. А в Арканаре, оказывается, подобное представление успело войти в государственную идеологию, так что пьяный дон даже в полубессознательном состоянии способен повторить относящиеся к нему ключевые слова! Очень интересно...

5. Отлично проработанная и весьма популярная в некоторых общественных кругах идеология крайнего этатизма. Государство, которое предлагает построить отец Кин, не так уж далеко ушло от регулярного государства Лейбница (или, с другой стороны, от проектов китайских легистов). А вот Средневековье такого вроде бы не знало.

6. Почти полное отсутствие в обществе горизонтальных связей. Никаких цехов, никаких корпораций, никакого самоуправления городов. Опять же – ситуация, совершенно несвойственная классическому Средневековью, для которого самоуправляющиеся города как раз являются родовым признаком.

Причины указанной десинхронизации, скажем честно, не совсем ясны. Простейшее объяснение состоит в том, что Эсторская империя развивалась «в тепличных условиях»: она не подвергалась крупномасштабным варварским нашествиям, каковые в известной нам Европе были одной из причин относительно резкой смены исторических формаций¹⁹. Потокам варваров просто неоткуда было прийти²⁰. Географически изолированный мир Эсторской империи более стабилен, чем мир Европы. Потому и смена исторических формаций – как и культурных эпох – происходит в ней гораздо более постепенно. Эпохи перекрываются, проникают друг в друга, – а на землянина это производит понятное впечатление «смешения времен». Отсюда и несогласие действительности с «базисной теорией». Уже из термина «базисная теория феодализма» ясно, что эта теория абсолютизирует понятие исторической формации, – но в том и штука, что на Авроре формационная схема работает принципиально хуже, чем на Земле. Просто потому, что внешних возмущений, служащих триггерами для смены формаций, здесь меньше.

В любом случае мы можем констатировать, что стадиальная десинхронизация как феномен на Авроре, несомненно, имеет место. И для понимания интересующего нас сюжета это очень существенно. Святой Орден потому и не имеет точных аналогов на Земле, что в его «портрете» сочетаются черты, принадлежащие в нашей истории просто разным временам. Вероятный состав идеологии Святого Ордена: чисто средневековая теоцентрическая модель мироздания + концепция бедности а-ля святой Франциск + рационалистический гиперэтатизм. И все это – на фоне огромного пассионарного напряжения (воспользуемся здесь единственный раз гумилевской терминологией), какое на Земле имело место лишь в самых кипящих социальных котлах вроде, например, армии гуситов. Смертоносный коктейль, одним словом. Что из такого сочетания получается, мы видим уже в тексте ТББ: в земной Европе ни в одну из эпох никому все-таки не пришло бы в голову делать искусство пыток учебным предметом в школе для юношей, да еще и устраивать по этому предмету практические зачеты. А для дона Рэбы (именно он основал Патриотическую школу) это, как видим, норма.

Луи Повель и Жак Бержье как-то написали: «Нацизм – это магия плюс танковые дивизии». Довольно точной метафорой Святого Ордена будет танковая армия, которой командует субъект вроде святого Доминика. Причем под броней «тигров» и «пантер» сидят нищенствующие монахи в рясах из серой мешковины. Это не такое преувеличение, как может показаться. В реальности танков у Святого Ордена, конечно, нет, зато у него есть нечто не менее ценное: гуманитарная технология штабной работы, явно отлаженная так, что позавидовал бы сам Мольтке. В условиях Средневековья такая технология дает своему владельцу не меньшее превосходство над обычными феодальными армиями, чем дали бы самые настоящие танки²¹.

Так что ближайшие перспективы Эсторской империи очень печальны...

14.

Никакая реконструкция положения дел в Эсторской империи не будет полной, если мы не зададимся вопросом: что, собственно, происходит в самой Области Святого Ордена? Что за общество там построено?

Начнем ad fontes. В ТББ есть девять эпизодов, где Святой Орден упоминается прямо. Перечислим их.

(1) Первое совещание в Пьяной Берлоге. Реплика Руматы: «...в Арканаре скоро не останется ни одного грамотного. Как в Области Святого Ордена после Барканской резни».

(2) Разговор Руматы с отцом Кином.

(3) Размышление Руматы сразу после ареста: «...шпионаж в пользу Ирукана, Соана, варваров, баронов, Святого Ордена и прочее, и прочее...»

(4) Главный разговор Руматы с Рэбой.

(5) Размышление Руматы на улице Арканара утром после переворота. «...В конце года Воды – такой-то год по новому летосчислению – центробежные процессы в древней Империи стали значимыми. Воспользовавшись этим, Святой Орден, представлявший, по сути, интересы наиболее реакционных групп феодального общества, которые любыми средствами стремились приостановить диссипацию...»

(6) Разговор Руматы с кузнецом Кикусом. Содержит описание уже известных читателю обстоятельств плюс предупреждение Руматы: «Монахи не шутят».

(7) Эпизод в Веселой башне.

(8) Разговор Руматы с Аратой. Содержит две важные реплики. Первая: «Среди офицеров Ордена половина юродивых и увечных, как я». Вторая: «Я знаю, что такое Святой Орден; не пройдет и года, как арканарский люд полезет из своих щелей с топорами».

(9) Второе совещание в Пьяной Берлоге. Реплика Руматы: «...вся двадцатилетняя работа в пределах Империи пошла насмарку. Под Святым Орденом не развернешься».

Как видим, информация об Ордене в повести в основном косвенная, зато ее достаточно много. Выделим очевидные выводы, имеющие отношение к интересующей нас сейчас проблеме.

1. Орден – это «самостоятельное и совершенно самодостаточное государство»²². У него есть армия, флот, промышленность (например, для того, чтобы одеть 20.000 солдат в одинаковую форму, легкая промышленность должна быть довольно-таки мощной) и развитая бюрократия.

2. Жизнь простого народа в Ордене очень тяжела даже по сравнению с «обычным» средневековым феодализмом (реплика Араты). Интересно, что же может быть тяжелее? Похоже, что крестьян и ремесленников в Ордене просто не считают за людей. Причем в буквальном смысле. Трактат дона Рэбы «О скотской сущности земледельца» был написан не просто так.

3. Во время Барканской резни в Области Ордена якобы были уничтожены все грамотные. Это странно. Мы знаем заведомо, что грамотные люди в Ордене есть: это чиновники (причем весьма многочисленные) и ученые («наши схоласты», говорит дон Рэба). Смысл обсуждаемого утверждения, наиболее близкий к буквальному, таков: в Области Ордена были вырезаны все светские грамотные люди. Вот это вполне правдоподобно.

Смысл полного физического уничтожения грамотного светского населения мог быть только в том, чтобы оно (грамотное светское население) больше никогда не воспроизводилось. Этакое локальное осуществление утопической мечты о том, чтобы «с планеты исчезли все люди старше десяти лет». Все образование, начиная с умения читать, теперь является строжайшей монополией орденской верхушки. И достается не всем: если «простецов» в Ордене приравнивают к животным, то учить их грамоте уж точно никто не будет.

При этом большинство населения Области Ордена должны составлять все-таки простецы. Во-первых, монахи наверняка дают обет безбрачия, а Орден должен как-то воспроизводиться. Во-вторых, кто-то должен строить там дома, корабли, шить одежду, делать орудия и оружие, и самое главное, – кормить массу ничего не производящих людей, включающую бюрократический аппарат и огромную армию. Большая часть жителей Области – крестьяне. Именно те, кого грамотная часть Ордена не считает за людей.

Итак, мы видим в обществе два сектора. Или два круга. Внешний, в котором находится малоценная живая масса, используемая как расходный материал. И внутренний, где людей хоть как-то учат обращаться с информацией и придают им хоть какие-то уникальные функции.

Правила, сформулированные отцом Кином, – «слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми» – распространяются именно на внутренний, привилегированный круг (это следует из разговора Кина с Руматой: постановка вопроса «всех нас в монахи хочешь?» и описание правил поведения относятся к одному и тому же множеству людей). Средства приведения людей к подобному стереотипу поведения хорошо известны из опыта тоталитарных режимов XX века: во-первых, это создание крайне избирательного доступа к информации, и во-вторых, – давление постоянным страхом. Модифицировать поведение этими способами можно очень сильно, особенно если социальная система изолирована. «Люди здесь переставали быть людьми и превращались в сложные, но легко и однозначно управляемые механизмы...»²³ – эта формулировка относится к другим условиям, но тут вполне подходит. Сравним с ней описание поведения чиновника в канцелярии Веселой башни: «...остановить этот автомат было, видимо, невозможно».

Но должен быть еще и третий тип людей. Строители этого жестокого социума. Творцы. Организаторы. Циничные рационалисты, решительно отвергнувшие догму об универсальной ценности любой человеческой души. «Веселые, не ведающие жалости высокие мастера» (Василий Гроссман).

Такие люди должны существовать обязательно, иначе Орден просто развалится. Люди, воспитанные в роли однозначно функционирующих деталей, как правило, не способны ни на самостоятельные решения, ни на творчество. А уже из сложности внешних задач Ордена следует, что и то и другое ему все-таки необходимо.

Не слишком ли умозрительно это рассуждение? Где в ТББ эти гипотетические «высокие мастера» Ордена, рациональные и жестокие?

Такой человек в романе есть, и он описан очень подробно. Это – дон Рэба.

Посмотрим на него повнимательнее. Он талантливый практический психолог. Он обладает хорошим образованием, иначе не писал бы социологических трактатов. Он блестящий тактик, умеющий принимать неожиданные решения (в том числе совершенно бесчеловечные: таково решение использовать случайно схваченного штурмовиками Будаха для отравления короля). И при всем этом он интеллектуал, способный на сомнение. Даже если предложение им Румате сотрудничества – чистый обман, все равно тут надо было войти в роль. Ну, а о том, что для раскрытия инопланетного разведчика средневековому человеку пришлось бы значительно подняться над средним интеллектуальным уровнем своей эпохи, можно специально и не говорить.

Этику Руматы (и Будаха, для которого Рэба – «оборотень, который явился на свет только упущением божьим») можно охарактеризовать как приблизительно-христианскую. Этика Рэбы – просто совершенно иная. Румата даже не пытается в нее проникнуть: релятивизма мышления ему для этого не хватает. Предложенную возможность диалога он игнорирует, не задумываясь. Тут приходится согласиться с Константином Максимовым: «По широте взглядов Румата, как ни странно, уступил Рэбе»²⁴.

Перечитайте этот диалог:

«– Возможно, вы когда-нибудь изложите мне свои взгляды, и совершенно не исключено, что вы заставите меня пересмотреть мои. Люди склонны совершать ошибки. Может быть, я ошибаюсь и стремлюсь не к той цели, ради которой стоило бы работать так усердно и бескорыстно, как работаю я. Я человек широких взглядов, и я вполне могу представить себе, что когда-нибудь стану работать с вами плечом к плечу...

– Там видно будет, – сказал Румата и пошел к двери. Ну и слизняк! – подумал он. Тоже мне сотрудничек. Плечом к плечу...»

Да, Рэба – страшный человек. Румата ненавидел его абсолютно обоснованно: «он убивает моих братьев» – основание, сильнее которого не придумаешь. И в ключевой момент Румате даже в голову не пришло спросить себя: а что, если Рэба говорит серьезно?..

Чтобы понять, что на самом деле произошло, вернемся к социологии. Мы получили вывод, что население Области Святого Ордена состоит из трех категорий людей: (1) бесправная производящая масса, (2) монахи-исполнители и (3) интеллектуальное ядро.

Получается трехчленная структура. Вернее, трехуровневая. Что ж, такие социумы в фантастической литературе уже описаны.

Пролы, внешняя партия и внутренняя партия – в мире «1984» Оруэлла.

Внешний круг, Внутренний круг и Солнечный круг – в мире Островной Империи Стругацких.

Вот уж действительно: «Все, что можно придумать, или уже придумано до нас, или существует на самом деле».

Святой Орден – это гомолог Островной Империи, помещенный в условия Средневековья.

«Мир, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло».

Утопия Мира Полудня и антиутопия Мира Кругов встретились уже в ТББ. Только тогда они еще не узнали друг друга.

Поразительно, что ТББ была написана даже раньше, чем «Час Быка» (годы первых изданий – 1964 и 1968, соответственно). Ученики обогнали учителя.

15.

Подведем некоторые итоги.

Людям, сталкивающимся с подробным описанием некоего сложного процесса, свойственно интересоваться: что, собственно, они получают «в сухом остатке», кроме самого по себе перечисления фактов? Как любил спрашивать на научных семинарах Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский: «Ну и что?» Или, в развернутом варианте: «Почему сие важно в-пятых?»

Общие выводы в данной работе, конечно, есть. Но, прежде чем их формулировать, я хочу подчеркнуть очень важную вещь. А именно: эти выводы оказались неожиданными даже для автора. В начале работы никакой предвзятости не было, – мной двигал чистый предметный интерес к истории мира ТББ, и не более того.

Итак, первый вывод. Это – констатация неожиданно большого значения, которое имеет в динамике цивилизаций географический фактор. Видят боги, географическому детерминизму я никогда раньше не симпатизировал. Но вот, – оказалось, что практически все изученные особенности цивилизации Авроры можно так или иначе вывести из особенностей физической географии этой планеты. По крайней мере, это единственный известный материальный фактор, с которым их вообще можно связать.

А сама динамика цивилизаций, надо заметить, предстает на фоне этого фактора поразительно случайной. Расположись континенты чуть-чуть иначе, – и у нас, землян, не было бы ни Римской империи, ни христианства, ни знакомого всем по книгам Высокого Средневековья.

Второй вывод еще забавнее. Он заключается в том, что понятие «темные силы», прилагаемое к социальной истории, неожиданно обретает совершенно объективный смысл. Не с теологической или философской точки зрения, – подчеркиваю это, – а с вполне рациональной и даже материалистической. Будем называть «темной» историческую силу, стремящуюся уменьшить в системе, на которую она действует, степень культурной избыточности и / или число социальных степеней свободы. Возможно, когда-нибудь социология научится эти понятия попросту рассчитывать. Но даже и на уровне грубого чисто качественного анализа они могут дать нам оценочную шкалу, на фоне которой этическому релятивизму в духе экзистенциалистов XX века просто не будет места. В мире действительно окажется «черное» и «белое», только и всего.

Хотя, может быть, гораздо вернее высказался по этому поводу герой Кирилла Еськова:

«Ошибаешься, парень. Я не на стороне темных и не на стороне светлых; я, если уж на то пошло, на стороне разноцветных...»

16.

И, наконец, о прогнозе.

Что ждет Эсторскую империю в ближайшие десятилетия?

Ответ прост: без военной помощи Земли – ничего хорошего.

Взглянем на ситуацию с точки зрения чистой стратегии. Прежде всего мы знаем, что Святой Орден имеет огромный и прекрасно организованный транспортный флот. И едва ли транспортные корабли идут без прикрытия: боевые галеры, надо полагать, тоже есть у Ордена в достаточном количестве. Учитывая имеющиеся данные о численностях сухопутных войск, мы можем сделать вывод, что военный флот Святого Ордена как минимум сравним по мощи с военным флотом имперской метрополии, – если не превосходит его.

Это означает, что Святой Орден, во-первых, в любой момент может взять под свой контроль судоходство по Проливу, – вплоть до того, чтобы перекрыть его, как перекрыли британцы в Первую Мировую войну выход из Северного моря.

А во-вторых, не существует материальной силы, которая может помешать Ордену высадить очередной десант в любой точке имперского побережья. Еще одну – или даже частично ту же самую – двадцатитысячную прекрасно организованную армию.

Что будет дальше, описывать неинтересно.

«– Я думаю, вам не надо объяснять, что произойдет при появлении в тылу противника ударной танковой армии?

– Не надо. С этим мне все ясно»²⁵.

Никакая императорская гвардия, даже если ее удастся быстро перебросить к месту десанта, тут уже не поможет. А баронские ополчения не помогут тем более.

Дальше в областях, захваченных Орденом, произойдет выжигание имеющихся очагов культуры до подпочвы, – и цивилизационный коллапс, детали которого уточнять тоже неинтересно.

Короче говоря, эсторской цивилизации суждена гибель.

Такое событие вовсе не является беспрецедентным. Субъект, живущий внутри цивилизации, как правило, сознательно или подсознательно воспринимает ее как космическую данность, существующую вечно. Но уже из нашей земной истории мы прекрасно знаем, что такое представление неверно. Цивилизация вполне может погибнуть, не оставив никакого преемника, – как древняя цивилизация Западной Индии с городами Мохенджо-Даро и Хараппа, как некоторые цивилизации Центральной Азии после прихода Чингисхана, а Нового Света – после прихода европейцев. Или как начинавшая формироваться в Западной Европе самостоятельная цивилизация альбигойцев и катаров – после прихода святого Доминика.

Заметим, что и до создания океанских кораблей Святому Ордену наверняка остается один шаг. Так что угроза глобальна.

Но для Авроры в целом эта угроза все же пока гипотетична, а вот Эсторскую империю не может спасти, судя по всему, уже ничто, кроме внешнего вмешательства.

Которое в силах произвести только Земля²⁶.

Если она на это решится...

Рисунок Юлии Макуриной

      Оставьте Ваши вопросы, комментарии и предложения.
      © "Русская фантастика", 1998-2011
      © Сергей Ястребов, текст, 2011
      © Дмитрий Ватолин, дизайн, 1998-2000
      © Алексей Андреев, графика, 2006
      Редактор: Владимир Борисов
      Верстка: Владимир Борисов
      Корректор: Владимир Дьяконов
      Страница создана в январе 1997. Статус официальной страницы получила летом 1999 года