Александр Громов

Глава 3

Коридор был не такой уж длинный -- похоже, в первый раз я неверно оценил его протяженность. Что и неудивительно при сотрясении мозга. На выходе из коридора маялся, покачиваясь с пятки на носок, охранник. Сидеть ему, наверное, не полагалось, да и не на чем было. Вадим Вадимович показал ему какую-то бумажку и, указав на меня, небрежно бросил: "Это со мной". И "это" послушно пошло с ним, поскольку ничего лучшего не придумало.

Больше Вадим Вадимович ничего не предъявлял, хотя мы еще трижды миновали посты охраны. Его знали в лицо и кивали ему, как доброму знакомому. Последний охранник только покосился неодобрительно, когда сразу за его постом мы нырнули в какой-то узкий боковой ход, но ничего не сказал.

-- Так короче, -- объяснил Вадим Вадимович, хотя я не спрашивал.

Я шел за ним и понимал, что мой план побега не принадлежал к категории безумных, совсем нет. Он попросту был из породы глупых. Безумие иной раз бывает высокое, а глупость -- всегда глупость, и нет в ней никакой высоты, есть только стыд, да и то если жив остался. Далеко ли я ушел бы, вырвавшись из изолятора? До первого поста?

Едва освещенный ход петлял и ощутимо вел вниз. Один раз мой слух уловил низкий гул, а ступни ощутили легкую вибрацию бетонного пола, как будто поблизости работал некий мощный механизм, вроде высоковольтного генератора. Мне даже показалось, что в воздухе запахло озоном. Другой раз прямо над головой с воем и грохотом пронеслось что-то длинное -- если не поезд метро, то я уж не знаю что. Между прочим, туннели метро должны иметь аварийные лазы, и если один лабиринт где-нибудь соединяется с другим, то...

Вернуть этому толстомордому Вадиму Вадимовичу удар по затылку -- не оставаться же мне перед ним в долгу -- и деру! Авось выберусь на перегон, авось не задавит поездом. Дело за малым: я не знаю, куда бежать, а местные знают, да вот беда -- не скажут.

По правде говоря, не только это соображение остановило мою руку. Не мог я ударить его сзади, тишком, не мог и все тут! Глупо, правда? А он и не думал оглядываться на меня, будто нарочно подставляясь: "Ну же, бей! Вдарь крепче! Слабо?".

Не терплю, когда меня провоцируют. Я сам себе голова, пусть и битая, и люблю решать за себя сам. Провоцируешь -- гуляй.

Ход вывел в широкий коридор. По правой его стене змеились толстые кабели, в левой то и дело попадались стальные двери, а то и целые ворота. Светя фарами, мимо нас проехал электрокар, доверху груженный какими-то коробками с иностранными наклейками. Склад тут, что ли? Перевалочная база для контрабандной переброски видеоаппаратуры и офисной техники? Ни фига не понятно. Но, кажется, не наркотики, и на том спасибо...

Навстречу проехал еще один кар -- с большим ящиком, наполненным металлической стружкой. Нет, это был не склад. А что? Уж не цех ли?

Какой там цех! Больше похоже на подземный завод.

-- Сюда, -- показал Вадим Вадимович.

Лязгнул рычаг, стальная дверь натужно отворилась. За ней оказалась вторая, точно такая же. Загорелась красная лампочка -- и погасла, чуть только лязгнуло за спиной. Ага, тамбур... Экранированное помещение. Знакомые штучки...

За второй дверью оказался зал. Это и правда был цех, только не механический и не сборочный, а, скорее всего, цех регулировки чего-то радиоэлектронного. Человек тридцать разного возраста и пола, одетых в такие же белоснежные комбинезоны, каков был на мне, молча работали, то и дело поглядывая на экраны приборов. Никто не обратил на нас внимания.

Я бегло огляделся, и соображалка заработала сама по себе, без приказа. Так... Это не поточное изготовление продукции -- нет конвейера. Что-нибудь мелкосерийное, если не уникальное. Скорее всего, опытное производство.

Профессиональный шпион, разумеется, увидел бы больше. Но уж чем богаты...

-- Туда, -- показал Вадим Вадимович. -- Вон свободный стенд.

-- Чем вы тут занимаетесь? -- спросил я на ходу.

-- Как и вся наука, -- недовольно бросил он. -- Счастьем человеческим.

-- Что-нибудь с космосом? -- Я подвигал кожей на лбу, вспомнил первоисточник и ехидно ухмыльнулся.

-- Угадал. А теперь помолчи.

В каком, интересно, смысле -- "угадал"?

-- Ну, -- неласково спросил он меня, подведя к рабочему месту, -- что умеешь?

Я пожал плечами.

-- А что вам нужно?

-- Для начала настроить полосковый смеситель. Вот стенд, вот требуемые характеристики. Возьмешься?

-- Почему бы нет.

-- Действуй.

Он отошел, а я принялся действовать. Для начала так и сяк повертел в руках смеситель, выполненный в виде отдельного модуля размером со спичечный коробок. Осмотрел топологию платы, определил материал подложки, взглянул на требуемые характеристики и с удовлетворением отметил, что на глаз ошибся в значениях частот не больше, чем на пять процентов. Хорошее дело практика, пусть даже в ней имелся перерыв. Мастерство, как говорится, не пропьешь. Ни один пловец, если у него не нарушены рефлексы, еще не разучился плавать и ни один велосипедист -- ездить на велосипеде. Список можно продолжить.

Наладчики аппаратуры -- не исключение, был бы под рукой нужный инструмент. Инструмент был. Я остался недоволен щупом и изготовил новый, потратив на это минут десять. Еще минут пять ушло на резку скальпелем индиевой фольги -- ее квадратики, которые липнут к плате, как пластилин, как раз и изменяют характеристики устройства. За это время прогрелись приборы, и я выставил на них рабочий режим. Стенд был древний, даже без компьютерного управления, но и я ведь настраивал не крылатую ракету, а простейшее устройство, а кроме того, в моем положении привередничать не приходилось.

Бывают паскудные блоки и модули, удачная настройка которых граничит с везением. Данный смеситель оказался не из их числа. Работа чисто механическая, для обезьяны. Довольно быстро я вытянул полезный сигнал на нужный уровень, задавил зеркальный канал и снизил высшие гармоники до требуемого предела. Обеспечив небольшой запас, нанес на индий капельки лака -- так и есть, характеристики ухудшились, но все же остались в пределах требований. Все.

-- Готово.

-- Возьми с полки еще один и продолжай.

Со вторым модулем я расправился еще быстрее.

-- Теперь что?

-- Возьми третий. Нет, сначала выключи все приборы и снова включи.

С третьим пришлось повозиться, но вскоре и он последовал за вторым.

-- Еще один?

-- Достаточно. Пошли.

-- Куда?

-- На расстрел. Шучу. Не задавай глупых вопросов.

Идти пришлось всего-навсего до маленькой каморки в торце цеха. Типичный закуток цехового начальства и никаких признаков расстрельной камеры. За столом, занимавшим половину каморки, над ворохом чертежей склонился некто в белом, запустив пальцы в жидкие остатки шевелюры. Вадим Вадимович кашлянул.

-- Борис, выдь-ка на минуту, нам поговорить надо.

Тот только кивнул и улетучился. Как видно, мой обидчик считался здесь важной шишкой.

-- Садись, Свят, в ногах правды нет...

-- Ее и выше нет, -- огрызнулся я, однако сел. -- Что все это значит?

-- Тебе не нравится? -- ушел он от прямого ответа.

-- Еще как нравится, -- сказал я. -- Всю жизнь мечтал получить сотрясение мозга. Незабываемое удовольствие. А пять дней взаперти в этом вашем изоляторе -- или как его там? -- просто неземное блаженство...

-- Сколько дней взаперти? -- прищурился он.

-- Пять. Считать я еще не разучился.

-- Не пять, а восемь с хвостиком. Под землей у человека свои биологические часы, и мы под них подстраиваемся, так удобнее. Здесь у нас сорок часов в сутках. Ты попал к нам в четверг, а сейчас пятница следующей недели.

Я не поверил. То есть поверил, но гораздо позже, когда на собственном опыте убедился, что он прав.

Восемь дней или пять -- все равно много. Мама с ума сходит, а ведь у нее слабое сердце...

-- Не беспокойся, -- легонько усмехнулся Вадим Вадимович, будто прочитав мои мысли. -- По легенде, в настоящий момент ты находишься в срочной командировке. Включен в состав бригады, спешно вызванной на оборонный объект для ликвидации аварии водоснабжения. Полная секретность, зато неплохие премиальные. Ты сам напросился подзаработать. Твоя мама в курсе. Других родственников у тебя нет. Девушка есть?

-- Нет.

-- Это хорошо. Близкие друзья?

-- Близкие? Тоже нет, пожалуй...

-- И это хорошо, Свят. Очень хорошо. Ты не удивлен, что я кое-что о тебе знаю?

-- Почему я должен удивляться? -- пожал плечами я.

-- А ты и вправду не дурак, -- с видимым удовольствием заключил он. -- Давай знакомиться. Стерляжий Вадим Вадимович, руководитель программы. Себя можешь не называть, ты -- Горелкин Святополк Всеволодович, двадцати двух лет, неоконченное высшее, холост, не был, не состоял, не привлекался. Кстати, откуда у тебя такое имя?

-- От отца.

-- Подробнее можно? Если ты не против.

Я был еще как против, но почему-то размяк. То ли на меня против воли подействовал тон Вадима Вадимовича -- теперь почти дружеский, -- то ли продолжало сказываться сотрясение мозга. Неожиданно для самого себя я разоткровенничался.

-- Отец увлекался русской историей... то есть не то чтобы знал ее профессионально, но копать местами любил. Он считал, что князь Святополк Окаянный зря оболган -- не убивал он Бориса и Глеба... и третьего еще, забыл, который не святой... Мол, все это идеологическая диверсия Ярослава, который и был организатором устранения братьев-конкурентов, а киллером -- Эймунд, шведский наемник. В общем, отец считал, что Святополка надо реабилитировать, а хромого бандита, хоть он и Мудрый, вывести на чистую воду. Так он говорил.

-- И в результате тебя всю жизнь дразнят Окаянным?

-- А что такого? Лучше уж так...

-- Лучше подсунуть приятелям необидное прозвище, чем ждать, что они рано или поздно выдумают обидное? -- закончил Стерляжий, и я поразился точности формулировки. -- Да, ты неглуп, а вот хорошо это для нас или нет, я пока не знаю... Возможно, для нас было бы лучше, если бы при своих способностях ты был пускающим слюни идиотом. Проще было бы -- это уж точно.

-- Какие еще способности? -- спросил я, вновь ощущая приступ раздражения. -- Кто вы такие? По какому праву...

Я порол чушь. Пожалуй, лишь до упомянутого идиота, занятого пусканием слюней, еще не дошло бы, что с правами личности здесь считаются не больше, чем данная личность заслуживает. Но уж больно меня раздражал этот Вадим Вадимович Стерляжий, который сначала бьет по голове, а потом держится почти дружелюбно и говорит при этом загадками. Поэтому я еще какое-то время горячился и почем зря выпускал пар.

-- Ты заметил, чем твой стенд отличался от соседних? -- спросил Стерляжий, терпеливо дождавшись конца моей истерики.

-- Анализатором спектра, -- ответил я, переведя дух. -- У других что надо, а мне подсунули несусветное старье, советское еще...

-- А оно работало?

-- Если бы оно не работало, то как бы я настроил модуль? -- резонно ответил я.

Он посмотрел на меня с изумлением.

-- Никак. Ты не должен был его настроить. Тот анализатор сломан, и никто не может его починить. То есть иногда он включается ненадолго, но... ты знаешь, что такое "плавающий дефект"?

-- Гадость ужасная.

-- Вот именно. Или перебирать всю схему, или выкинуть прибор на помойку. Так и хотели, но решили сначала проверить тебя.

-- Сломанный прибор на мне решили проверить? -- не понял я.

-- Наоборот, тебя на сломанном приборе. Прибор мы выбросим, а тебя -- нет. Ты феномен, понял? Скажи спасибо Эвелине Гавриловне -- она убедила руководство. Мы феноменами не разбрасываемся.

У меня начало ныть в голове. Мыслей там было немного, да и те нехорошие.

-- А можно подробнее?

-- Почему бы нет. Что такое "визит-эффект", знаешь? -- Я кивнул. -- Так вот, мы заинтересовались данной проблемой. С одной стороны, все это выглядит как сплошное шаманство; с другой стороны статистически "визит-эффект" действительно существует, даже если исключить легко объяснимые и очевидные факторы вроде нервозности персонала во время визита начальства. Техника очень дифференцированно относится к чужим -- кого-то принимает сразу, а кого-то не переносит на дух. Я не шучу, так оно и есть. Причем чем техника сложнее и, следовательно, ненадежнее, тем сильнее проявляется данный эффект. Особенно сильно им страдали первые, самые древние вычислительные машины -- сам понимаешь, деталей воз, паяных контактов тьма, а электронные лампы и реле никогда не отличались надежностью в работе. Уже тогда не всякий человек годился в операторы, но, разумеется, персонал подбирался эмпирически, без надлежащей системы. По сути вся инженерная деятельность сводилась и до сих пор сводится к тому, чтобы заставить сложную технику подчиняться любому оболтусу, а не только тем, кого эта техника любит и понимает... собственно, "любит" в данном контексте не очень точный термин, но лучшего не выдумано. "Совместимость", "духовное родство" -- из той же оперы. Проще говоря, есть люди, которые любят технику, и есть люди, которых любит техника. Ты из вторых. Ты, Свят, любимец техники, причем ярко выраженный.

-- Вы серьезно? -- через силу ухмыльнулся я.

-- Более чем. Что может быть проще трубы, по которой течет вода? А мне Эвелина Гавриловна говорила, что на твоем участке в твою смену ни разу не было серьезной аварии. Нонсенс! Так не бывает. Готов поверить, что гнилая труба ведет себя как сложная система с непредсказуемым поведением, и вот ты -- именно ты! -- сам того не зная, поддерживал ее работоспособность одним своим присутствием. Видишь ли, мы здесь работаем с ОЧЕНЬ сложной техникой, настолько сложной, что нам приходится учитывать и такие факторы. Не стану врать: теоретически данная проблема пока еще крайне далека от разешения, однако теорией пусть занимаются другие, мне важнее практика...

-- У кого было сотрясение мозга -- у меня или у вас? -- сдерзил я.

-- Один эксперимент над тобой я уже проделал. -- Стерляжий проигнорировал мой выпад. -- Можно хоть сейчас проделать второй. Тут рядом есть лаборатория, а в ней измерительная установка. Что именно она меряет, сейчас не суть важно -- важно то, что она не в меру чувствительна к внешним возмущениям. Ты в курсе, что любой измерительный прибор воздействует на объект измерения? В курсе? Ну вот и хорошо. Только в понятие "измерительный прибор" следует включать и оператора, об этом обычно забывают. Если к той установке подойду, скажем, я -- прибор зашкалит, это многократно проверено. Меня за это даже экстрасенсом дразнили. Если к ней подойдет тот, кто на ней постоянно работает, -- показания вначале подскочат на два-три деления, затем медленно вернутся в норму. Если к ней подойдешь ты -- убежден, ничего не изменится. Хочешь пари?

-- Биополе человеческое еще никто не отменял, -- заметил я. -- Что тут такого? Люди-то разные...

-- Именно разные. Биополе там, не биополе -- мне плевать. Важен результат.

Нехорошая мысль в моей голове оформилась и окрепла.

-- Значит, если бы я не настроил ту железяку...

-- Ничего бы не было, -- отрезал Стерляжий. -- Не веришь? Зря. Решение о тебе было принято не сегодня и не мною. А это -- так, моя самодеятельность... Я верю тому, что вижу. Хотел убедиться кое в чем.

-- Ну и как?

-- Убедился.

-- Рад слышать. А кто это "мы"?

-- Корпорация.

-- Какая корпорация?

-- Просто Корпорация. С прописной буквы. Другого названия нет.

-- Масонская ложа? -- съязвил я.

-- В некотором роде. Не спеши, со временем узнаешь больше. А теперь объясни, почему ты ушел из своего НИИ.

-- Вы же небось знаете...

-- Я даже знаю, сколько ребер на батарее отопления в твоей комнате. И уж подавно знаю о твоем конфликте с пожарной охраной. Только мне думается, что это не причина, а повод. Полагаю, тебе не хотелось продолжать там работать, не хотелось так, что ты предпочел пойти служить срочную. Почему?

-- Надоело. -- Я вкратце изложил свою (или Паркинсона?) теорию насчет старения структур с их неизбежным впадением в окончательный маразм. -- Работа не ради результата -- ради бумажки. Скучно. И люди там -- что ни рожа, то харя...

Стерляжий криво улыбнулся.

-- Ответ принят. А почему после армии ты не устроился работать в место, более отвечающее твоим способностям? Скажем, в техотдел московского представительства какой-нибудь иностранной фирмы -- ну Самсунг там или Хьюлетт-Паккард? Зарабатывал бы куда больше.

-- И за эти деньги кланялся бы всякому сопляку в белом воротничке? В Водоканале лучше. Эвелина наорет, ты ответишь, вот и скуки нет.

-- У нас не заскучаешь, обещаю.

Я промолчал.

-- Почему не возражаешь? -- спросил Стерляжий с интересом. -- Дескать, я, то есть ты, еще не дал согласие здесь работать и так далее...

-- Я еще не дал согласие здесь работать, -- с чувством повторил я. Помолчал и добавил: -- И так далее.

-- Ты не круглый идиот, а значит, согласие дашь, -- сказал он. -- Ты не глупый хитрец, а значит, твое согласие будет искренним. Всему свое время, мы тебя не торопим. Можешь спрашивать, я отвечу.

-- Могу я, по крайней мере, узнать, где меня вынуждают работать? -- спросил я.

-- В Корпорации, -- повторил Стерляжий. -- В моей группе.

-- И это все?

-- Для начала да.

-- Надеюсь, что с законом...

-- Закону нет до нас дела, -- оборвал Стерляжий. -- Объяснить почему? Курицу, несущую золотые яйца, не режут, даже если она ненароком клюнет хозяина или нагадит не там, где нужно. Уничтожить нас можно, но не выгодно. Прибрать к рукам -- выгодно, но не реально. Кто несет золотые яйца, тот может диктовать условия.

-- И на какой же срок расчитана моя... эта... командировка? -- спросил я.

-- Навсегда.

-- В каком смысле?

-- В прямом. Нет, мать ты увидишь, конечно... спустя какое-то время. За нее не беспокойся. Ей будут пересылать заработанные тобой деньги, немалые, между прочим! За ее здоровьем будут следить лучше, чем сумел бы сделать ты. Время от времени ты будешь посылать ей телеграммы и получать ответные. При случае поговоришь и по телефону. Но твоя так называемая командировка -- навсегда, Свят. Пойми и проникнись этим. От нас не уходят.

"Вернее, уходят только вперед ногами", -- захотелось поправить мне, но я смолчал. Стерляжий произнес эти слова на редкость буднично, без малейших признаков патетики. И я ему поверил.

-- Скоро ты сам захочешь остаться, -- добавил он почти добродушно.

Вот в этом я совсем не был уверен.

Он назвал величину моей новой зарплаты -- действительно немалую, но не чрезмерно большую. Оно и к лучшему. Получив несусветные деньги, мама может подумать, что я подрядился чистить скребком ядерные реакторы.

Среди мучивших меня вопросов был один, задавать который прямо сейчас, пожалуй, не стоило. Но сдержаться я не мог и не хотел.

-- А бить меня по голове было обязательно?

-- Хм. Вообще-то я бы не развалился, если бы извинился перед тобой, -- сообщил Стерляжий. -- Но извиняться я не буду, потому что сделал то, что надо было сделать. Только не думай, что, шарахнув тебя по затылку, я испытал удовольствие. Тебе от этого легче?

-- Нет.

-- Тогда могу выразить тебе благодарность от себя лично, но лучше пусть это сделает начальник охраны. Ты его, кстати, видел, это такой высокий, Глебом Родионовичем зовут... Как-никак благодаря тебе мы перекрыли еще один неучтенный лаз. Теперь в той твоей норе такие решетки, что и автоген не сразу возьмет. Плюс сигнализация.

-- И часто ему приходится говорить спасибо? -- спросил я.

-- Чаще, чем хотелось бы... Чего ты хочешь, место такое. Тут за восемь столетий столько нарыли -- внукам хватит изучать. Надежных схем коммуникаций нет и никогда не было. Понятное дело, свою территорию мы по возможности заизолировали, но все равно: то диггер какой-нибудь просочится через неизвестный лаз, то просто обормот вроде тебя...

-- Спасибо.

-- Пожалуйста.

-- А что это за варианты -- первый, второй, третий? -- спросил я.

-- Какие варианты?

-- Те, о которых вы спорили.

-- А, -- сказал он. -- Услышал? Ушастый больно. В общем, третий вариант ты сейчас ощущаешь на себе.

-- А первый?

Стерляжий поморщился.

-- Я бы не хотел об этом говорить.

-- А все-таки?

-- Исчезновение. Тебя бы не нашли, уж извини. Предосторожность. Одержимый любознательностью человек нырнул под землю на свой страх и риск и не вернулся. Бывает.

-- Совсем не нашли бы?

-- Ну как сказать... -- Он пожал плечами. -- При очистке канализационных стоков, может, и нашли бы. Гиляровского читал?

Я содрогнулся.

-- А второй вариант?

-- Амнезия. Укол -- и все. Тебя находят на мостовой в людном месте, везут в вытрезвитель, оттуда, разобравшись, переправляют в психбольницу и через год-два выписывают относительно здоровым. Правда, многому придется учиться заново -- ну, вилку там держать, мочиться не мимо унитаза и так далее. Со временем такой пациент начинает узнавать родных и вспоминает кое-что из своей прошлой жизни. Но не все.

-- А если он вспомнит вот это? -- Я показал глазами на цех.

-- Спишется на шизоидный бред, а поскольку пациент сохраняет рассудок, он сам начинает считать реально увиденное своими фантазиями. И уж во всяком случае помалкивает о них -- кому охота снова в психушку? Даже если он заговорит -- у нас хорошее прикрытие. Есть одна серьезная контора, а в ней специальная группа, занимающаяся исключительно нашей безопасностью. Но ты прав, мы редко идем на второй вариант...

-- В-основном, на первый?

На морде Стерляжего обозначились желваки.

-- Да, -- жестко сказал он, -- на первый. Надежнее. Тебе это не нравится? Могу утешить: мне тоже. Поэтому мы работаем над совершенствованием второго варианта. Добьемся стопроцентной гарантии -- первый вариант отменим совсем. Вот так вот.

-- А добьетесь? -- с ехидцей спросил я.

-- Безусловно. Ломать -- не строить.

Это уж точно.

-- Значит, выбора у меня нет? -- спросил я.

-- Только между этими тремя вариантами, -- сказал Стерляжий. -- Мы выбрали, теперь выбор за тобой.

-- За вами, -- сказал я.

-- Что?

-- Не за тобой, а за вами. Есть разница.

Стерляжий дернул скулой и как-то весь поджался -- наверное, что-то почувствовал.

-- Не ощущаю.

-- Сергей Павлович Королев обращался к своим сотрудникам только на "вы", -- объяснил я. -- Он мог обматерить провинившегося, но добивался того, чтобы подчиненный уважал сам себя. И это давало результаты.

-- Да ну?

И в этот момент я ударил его по мясистому лицу -- без замаха, тыльной стороной ладони. Плюха получилась что надо.

Взревев медведем, Вадим Вадимович Стерляжий вскочил, опрокинув стул.

-- В расчете, -- объявил я.

Он двинулся было на меня, но сразу угас. Взял себя в руки. Поиграл желваками, сел, принужденно улыбнулся:

-- Черт с тобой, в расчете. Вот ты, оказывается, какой фрукт...

-- Я не фрукт и не овощ.

-- Ты хуже. Бешеный огурец. А вообще-то только так и надо... Ладно! -- Он пристукнул ладонью по столу. -- Будем на "ты", идет? Я этих китайских церемоний не люблю. Мир?

Я видел, чего ему стоило сказать это. Правая его щека была гораздо краснее левой и уже начала понемногу опухать. Наверное, нечасто ему приходилось сносить плюху от щенка, каковым он меня, без сомнения, считал.

-- Мир, -- согласился я. -- Подать тебе аптечку?

-- А что такое? -- спросил Стерляжий и начал ощупывать свое лицо.

-- Кровь. Я тебе нос подбил.

Он засопел, хлюпнул носом и полез в карман за платком.

-- Вот всегда так... Капилляры слабые. Сколько раз это меня подводило... В детстве, бывало, дрались до первой крови, и всегда выходило, что до первого удара мне в нос...

Сквозь платок его голос звучал гнусаво. Наконец Стерляжему удалось унять кровотечение, и он спрятал платок в карман, раздраженно его скомкав.

-- Ты все-таки того... не нарывайся, -- сказал он. -- Я тебя понял -- другие могут не понять. Ясно?

-- Ясно.

-- У меня-то психика тренированная... А все-таки ты гад!

На этот счет у меня имелось иное мнение, но озвучивать его я счел излишним. Вместо этого спросил:

-- Когда мне приступать к работе?

-- Ты уже приступил. Имей в виду, фиксированного рабочего дня у нас нет, законы о труде тут не действуют. Пока что иди отдыхай. На это тебе дается, -- он взглянул на часы, -- четыре часа с минутами. Советую поспать. -- Он встал и потянулся всем телом. -- Пошли провожу, а то еще заблудишься, да и пропуска у тебя нет...

-- Опять в изолятор? -- нахмурился я.

-- А то куда же? Выделять тебе койку в общежитии нет смысла -- через четыре часа я лечу и захвачу тебя с собой.

-- Куда еще?

-- На орбитальную станцию "Гриффин". "Человека-невидимку" Уэллса читал? Название мы слямзили с фамилии героя. Невидимого человека никогда не существовало, а невидимая станция есть. Пошли.

Только на середине пути я достаточно пришел в себя, чтобы спросить Стерляжего:

-- Существует космическая станция, о которой никому ничего не известно?

-- Почему не известно? -- обернулся он на ходу. -- Мне известно, а теперь и тебе. Твоей Эвелине Гавриловне известно, хотя она на ней никогда не была... она из наземного персонала, отвечает за восточный сектор... вроде коменданта. Ну, еще человек сто знают, а больше и не нужно. Скажешь, чересчур много? Представь себе, утечек информации до сих пор не было.

Будут, подумал я. Потом вспомнил о первом и втором вариантах.

-- Что еще тебе не понятно?

-- Запуск, -- ответил я. -- Как можно его скрыть -- не понимаю. И как мы за четыре часа доберемся до Байконура? До Плесецка -- еще куда ни шло... Но тогда почему мне надо идти спать?

-- Не хочешь спать -- просто поваляешься, -- проворчал Стерляжий. -- Скоро сам все увидишь.

Да уж... Хотел бы я посмотреть, как космический корабль стартует из разверстого канализационного люка где-нибудь посреди Большой Якиманки... Бред! Чушь зловредная!

За дурачка меня тут держат, что ли? Или просто заговаривают зубы, перед тем как привести в действие первый вариант? И то верно: зачем тащить тело к ближайшему канализационному коллектору, когда оно преспокойненько дойдет на своих двоих?..

-- Можно подумать, что здешние подземные жители изобрели пресловутый космический лифт! -- фыркнул я.

Стерляжий остановился. Пожал плечами. Уставился на меня.

-- Космический лифт? -- переспросил он. -- Да он давно существует!