Александр Громов

4

-- Мама, я хочу гулять!

Четырехлетний Марио, сын Бьянки и Луиджи Борелли, раскапризничался не на шутку. Упершись лбом в материнское бедро, карапуз колотил кулачками, хныкал и пронзительно кричал:

-- Гулять! Хочу гулять!..

-- Уймите своего ребенка, -- поморщившись, бросил Стах.

Детский крик не мог вырваться наружу, но действовал людям на нервы. В центральном зале собралось почти все население Цитадели -- более восьмидесяти человек обоего пола и всех возрастов, от грудных младенцев до дряхлых старцев.

-- Мама, гулять!

Мать только беспомощно разводила руками. Отец шагнул к Марио, подхватил под мышки, подбросил, поймал.

-- Оп! Оп! Давай полетаем?

-- Пусти! Гулять!

-- Гуляй тут, сынок, -- сказал Луиджи. -- Вон сколько места.

-- Не хочу тут, не хочу! Хочу на улицу!

Он никогда не видел настоящей улицы, да и его молодые родители тоже, разве что в видеозаписи. Для него улица была каменистой полупустыней в ста метрах над сводом центрального зала Цитадели. Туда надо было подниматься на лифте.

-- На улицу нельзя, сынок. Никак нельзя.

-- Можно! Можно! Можно!

-- Уймите ребенка, -- резче бросил Стах.

-- Ы-ы-ы... гуля-а-а-ать!!! А-а-а...

Скорчив гримасу, Стах размотал хлыст. Свист и громкий хлопок воздуха перед носом малыша заставили того поперхнуться ревом. От стен зала отразилось эхо.

-- Ну зачем так, зачем! -- с болью вскрикнула Бьянка, защищая сына руками.

Стах отвернулся, не ответив. Смотал хлыст. Все-таки даже в Цитадели родители из рук вон плохо воспитывают детей, и телесные наказания -- не панацея. Остается разве что сечь родителей за безответственность, а точнее, за неразумный выбор приоритетов при воспитании молодняка. Да, сечь... И родителей, и детей, причем привселюдно. Ну и что с того, что ребенок может стать заикой? Психологическая травма, видите ли. Велика важность! Лучше всю жизнь заикаться, чем наглухо молчать по причине безвременной смерти. И этот себялюбивый шкет Марио со временем непременно отведает свою порцию хлыста -- что-то непохоже, чтобы на него подействовал пример других секомых. В четыре года уже пора быть умнее. Дай срок -- выдрессируем, если на этот раз все обойдется...

Если случится чудо.

Ираклий повернул лысый череп в сторону мамаши с испуганным дитем, посмотрел вроде бы с сочувствием. Потом повернулся к Стаху и тоже посмотрел на него с сочувствием. Мало кто понимает, как тяжко отвечать за все нюансы маскировки Цитадели и каково быть ненавидимым почти всеми, а вот старый мудрый Ираклий понимает, потому что в свое время сам сек безответственных разгильдяев...

Провалился бы он со своим пониманием!

На большой экран, повешенный на стене так, чтобы всем было видно, проецировалась местность километрах в восьмидесяти к северу от Цитадели. С десяток мирмикантропов суетились там, что-то вынюхивая в карстовых воронках. В общем-то это было логично: чужаки уже знали, что на планете есть люди, причем недостаточно многочисленные для того, чтобы имело смысл стерилизовать планету по полной программе. Вероятно, с их точки зрения, надо было всего лишь произвести небольшую подчистку -- разумеется, разведав прежде убежища людей. Неудивительно, что их привлекла зона карстовых пещер -- чем не естественное укрытие?

Именно поэтому тридцать лет назад люди выстроили Цитадель на дальней периферии обширной карстовой зоны, оградив ее завалами от лабиринта пещер. И то, что мирмикантропы пока еще не нашли Цитадель, говорило в пользу правильности принятого решения.

Полчаса назад пришло последнее сообщение от Стефанидесов -- Иоаннис сказал скороговоркой, что вынужден перейти к активной обороне, и попрощался. Мало кто сомневался в том, что Стефанидесов уже нет в живых.

Обнаружен -- погиб. Это аксиома. Может быть, если ты герой и решил драться до конца, ты сумеешь уложить нескольких мирмикантропов, прежде чем потолок твоей подземной норы, расплавленный термобомбой, польется тебе на голову, и все равно твоя смерть будет напрасной. Если тебе очень повезет, ты возьмешь десяток их жизней за одну свою -- обмен исключительно невыгодный. Если так менять, то к тому моменту, когда на планете не останется ни одного живого человека, кружащая над планетой рукотворная громадина все еще будет набита мирмикантропами, как огурец семечками. В масштабах всей Вселенной и того хуже: миллиард мирмикантропов за одного человека -- все еще непозволительно высокая цена.

Но когда это людям удавалось принудить врага к подобному обмену? Разве его солдаты, сохранившие внешнее человекоподобие, утратили инстинкт самосохранения?

Ничего подобного. Хотя долг перед видом -- если слово "долг" может обозначать генетическую программу -- всегда оставался на первом месте, мирмикантропы ведали и страх, и боль. Безумный риск существовал не для них. Расчетный риск и расчетливая жертвенность -- иное дело.

И Ираклий, и Стах знали, что будет дальше: пользуясь антигравами, мирмикантропы быстро прочешут оба материка, Большой и Малый, и все четыре архипелага, не пропуская ни одного клочка суши, ни одного подозрительного холмика, планомерно и без суеты выявляя и уничтожая убежища людей. По-видимому, они уже сделали вывод: больших проблем с этой планетой не будет. Нужно лишь подчистить немного, словно перебить тараканов в новой квартире, -- и можно вселяться. А планета хороша: годится даже для таких неприспособленных существ, как люди; для мирмикантропов же просто рай! Еще один дом, еще один очаг бурно растущей молодой цивилизации. Мирмикантропам нужно много планет. Им нужно все.

-- Что они там делают? -- спросил Стах, не отрывая взгляд от экрана, и этот вопрос был единственным членораздельным звуком в тишине зала, наполненной лишь дыханием, сопением и изредка кашлем людей. Даже дети, осознав тревогу взрослых, перестали хныкать. Стаху казалось, что и дышать-то люди стараются потише. На кашляющих и сморкающихся смотрели с осуждением -- хотя какая разница? Хоть ори во весь голос, хоть включи сирену, хоть взрывай тут петарды -- наверх не долетит ни звука. Если уж враги найдут Цитадель, то никак не по кашлю.

-- Тебе лучше знать, что они делают, -- ответил Ираклий.

-- Похоже, закладывают бомбу. Или...

-- Что "или"?

-- Или бомбы.

Ничего не ответив, Ираклий внутренне согласился. Почему бы нет. Логика мирмикантропов, иногда кажущаяся непостижимой, на самом деле предельно проста; по правде говоря, она кажется непостижимой только хитрецам, всегда подозревающим подвох там, где его нет. К сожалению, в свое время такие хитрецы сидели в штабах и успешно одурачивали сами себя, анализируя предполагаемые намерения противника и не будучи в силах найти не самое коварное -- куда там, -- а самое простое решение. Проще, еще проще! Все еще сложно? Тогда выбрось этот вариант из головы -- мирмикантропы наверняка поступят иначе. Как? Думай. Ищи. Ломай голову. Но будь уверен: они найдут выход настолько простой, что он, возможно, будет граничить с гениальностью, как уже не раз бывало. Людей, ошибающихся в намерениях мирмикантропов, всегда подводил избыток фантазии.

Но сейчас можно было не сомневаться: после беглой разведки враг первым делом избавится от запутанного лабиринта пещер, где так легко укрыться людям. Первые годы жизни на этой планете там была пра-Цитадель, и уж следы-то пребывания людей они там, конечно, нашли. Дальнейшее -- очевидно.

Через пятнадцать минут экран показал мирмикантропа крупным планом. Легкий десантный скафандр с антигравом у пояса и компактным движком в ранце, по-видимому, нисколько не стеснял движений. Оружие -- плазменник неизвестной конструкции, но все-таки именно плазменник. Детектор живой массы -- маленький, на запястье, можно принять за часы, если не знать, что мирмикантропам часы ни к чему: у них идеальное чувство времени. Удалось рассмотреть и лицо -- на вид вполне человеческое, даже красивое своеобразной холодной красотой, разве что преувеличенно спокойное. Старики, встречавшиеся с мирмикантропами в бою, знали и рассказывали молодым: чтобы заставить мирмикантропа выразить на своем лице хоть что-то, нужно как минимум оторвать ему руку или ногу. При всей чувствительности рецепторов, у мирмикантропов, как ни странно, потрясающе низкая чувствительность к боли. Любой из них не пикнув перенес бы без наркоза операцию аппендицита.

Впрочем, аппендикса у них, кажется, нет вообще...

Экран погас и снова включился. Теперь сменился ракурс -- прежний "глаз" был уничтожен. "Глаз", который нормальный человек не заметил бы и в одном шаге от него, даже если бы знал, что искать.

-- Они найдут Цитадель, -- шепнул Стах Ираклию. -- Рано или поздно, но найдут.

-- Тише! -- Старейшина глазами показал на толпу. -- Паники нам и не хватало.

-- Смотри!

Второй "глаз" был расположен далеко и неудобно, но и он показал главное: мирмикантропы внезапно полезли из карстовых нор, как муравьи из подземного гнезда. Секунда -- и они взлетели. Еще секунда -- понеслись прочь, набирая скорость.

-- Сейчас рванет, -- сказал Стах.

Большой экран погас. Прошло секунд десять, и стены Цитадели вздрогнули. Кто-то охнул и испуганно замолчал. В наступившей тишине было слышно, как где-то сыплется с потолка песок.

-- Ты не заметил, куда они дернули? -- по-прежнему шепотом спросил Ираклий.

-- Кажется, на юго-восток, -- ответил Стах без особой уверенности в голосе. -- А может, и на юг.

-- К нам?

-- Возможно.

Следующие десять минут они не не разговаривали. О чем? Для чего? Они уже ничего не могли изменить, от них ничего не зависело, им оставалось лишь молча гадать, поможет ли то, что строилось годами. Только Ираклий, приняв паническое сообщение от Макферсона с севера о том, что группа мирмикантропов высадилась вблизи его убежища, ответил "ясно" и отключился, да еще Стах, переведя экран на ближний обзор и вглядевшись, сказал, непроизвольно дернув щекой:

-- Они над нами.

5

Первый мирмикантроп появился на рассвете. Бранд не спал почти всю ночь, наблюдая за окрестностями Дома в инфракрасном свете. Иногда он ненадолго задремывал, но очень скоро просыпался. Трудно спать, когда снятся кошмары.

Гость явился один. Бранд не знал, где остальные. Может быть, припозднились и вот-вот пожалуют? А может, они поделили сушу на квадраты и каждый исследует свой участок? Вполне допустимое предположение, особенно если учесть присущий им рационализм и невысокую "стоимость" отдельной особи. Люди -- те да, позаботились бы о прикрытии. А эти... Потеряют одного -- не беда: без сомнения, у них что-нибудь предусмотрено на данный случай и оповещение остальных не заставит себя ждать. Тот же метод "живца", что и при охоте на клешняков. Надо признать: эффективный метод для тех, кто весьма умеренно дорожит собой и своими сородичами...

Убить мирмикантропа Бранд мог бы, не вставая со стула, причем пятью различными способами. Вызвать на экран прицельную сетку, решить, какое оружие задействовать, и ткнуть в клавишу. А можно врубить все системы и запросить Дом -- что оптимальнее? Можно даже приказать Дому самому устранить пришельца, Дом справится с этим пустяком не хуже, а лучше человека.

Вот только с термобомбой, уроненной с орбиты, Дом не справится. Ему помешает кипящий гранит.

Приказать Дому сбить бомбу еше в стратосфере? Собьет, спору нет. Но уже с десятком, если они налетят с разных сторон, у него возникнут проблемы; против пятнадцати у него вообще нет шансов. А кто может усомниться в том, что корабль способен дать залп сотнями ракет сразу?

И кто может знать, чему мирмикантропы научились за последние тридцать шесть лет? Отнюдь не исключено, что при любом мыслимом раскладе им не придется обращаться к кораблю за огневой поддержкой.

Держась невысоко над землей, мирмикантроп выписывал широкие зигзаги. На несколько секунд его заинтересовало стадо некопытных травоядных, вечно кочующее по нагорью Бранда, и он покружил над ним, совершенно не напугав животных, ничего не ведающих о хищных птицах, да и о птицах вообще, отсутствующих на этой планете. Чуть дольше чужак покружил над неприметным местом, где прятался один из дальних входов в Дом. Затем потянул к востоку и бегло исследовал двуглавый холм километрах в полутора. Осмотрел отдельно лежащий валун. Снизился над глубокой промоиной. И наконец, свернул прямо к Дому.

Солнце, сегодня желтое и яркое, слепило глаза -- пришлось притемнить и поляризовать изображение. Руки заметно дрожали. Нарочито спокойно Бранд уселся перед экраном поудобнее, приблизил изображение мирмикантропа и стал смотреть. Сердце стучало слишком уж сильно, и тянущая тупая боль поселилась под лопаткой. Глупо, с беспокойством подумал он. Глупо загнуться от инфаркта, еще не встретившись с врагом лицом к лицу. Лапки кверху... Глупо и стыдно. Похоронить сына, жену и Гектора, устать от жизни, ежедневно рисковать собой на ненужной охоте, рисковать сознательно, зная, что когда-нибудь теория вероятностей сыграет в пользу какого-нибудь клешняка или любого из здешних плотоядных, столь же безмозглого, сколь алчного, -- и дрожать при виде мирмикантропа! А в чем разница? В том, что мирмикантропов ждали столь долго, что в восприятии людей, и не только детском, они успели заменить собой страшного буку?

Но разве этого мало? Нет. В особенности для того, кто покинул Крепость еще мальчишкой и никогда не видел живого мирмикантропа иначе как в учебных пособиях да спецвыпусках новостей.

Что-то явно тянуло чужака к округлому гранитному куполу, рассеченному тремя расселинами, -- но что? Бранд не знал. Утечка в системе регенерации воздуха? Быть не может. Ничтожная разница в температуре этой горы и соседних? Возможно. Глаза мирмикантропов перекрывали куда больший диапазон длин волн, нежели человеческие. Бранд вдруг понял, что эти глаза могут увидеть узкий луч инфракрасной связи через спутник, частично рассеянный на молекулах воздуха, и взмолился о том, чтобы никто сейчас не вздумал выйти с ним на связь. Ладно, что еще?.. Слабые электрические поля от работы многочисленных систем Дома? Тоже возможно -- если отвечающие за это дело электрорецепторы создатели "хомо галактикусов" содрали у акул. Конечно, толща гранита неплохо экранирует любые излучения, но ведь абсолютно все под гранит не спрячешь. Те же "глаза".

Вообще-то Дом строился так, чтобы его внешний "фон", какой бы природы он ни был, не превосходил порога чувствительности семи -- или сколько их там? -- органов восприятия мирмикантропов. Правда, порог этот был известен отцу Бранда довольно приблизительно -- да и что можно сказать о биологии и технологии молодой, пластичной, быстро развивающейся расы сейчас, спустя тридцать шесть лет? Вряд ли очень многое...

Мирмикантроп бегло осмотрел гранитный купол и детально -- расселины. Постоял возле валуна, прикрывающего ближний вход, вытащил было из-за спины плазменник, но передумал. Взлетел, покружился немного над куполом -- и целеустремленно потянул к дальнему входу в Дом.

-- Сволочь, -- скрипнув зубами, сказал Бранд. Мучительно хотелось срезать чужака в полете -- так, чтобы брызнуло и зашкворчало, -- но было понятно, чем это кончится. Теперь, когда окончательно стало ясно, что маскировка Дома никуда не годится, на Бранда снизошло холодное спокойствие. Взять жизнь только одного мирмикантропа -- баш на баш? Ни в коем случае. Иное дело -- прихватить с собой хотя бы десяток чужаков, ну в крайнем случае полдесятка. Пусть в этом нет никакого практического смысла, но умирать не даром все же приятнее...

Прихлопнуть чужака, содрать с него чудо-скафандр и рвануть к чужому кораблю с ядерным зарядом под мышкой?.. Чушь, номер не пройдет. Систему "свой-чужой", притом работающую неизвестно на каком принципе, не обманешь. Кажется, во время последней войны это не удалось ни разу. Смельчак-камикадзе будет испепелен еще в атмосфере вместе со своим фугасом.

Многие биологические существа падки до хмельного. Человек, как правило, не откажется пропустить стаканчик. Копытные едят мухоморы, коты лижут валерьянку. Даже насекомые, в частности те же муравьи, ищут и находят способы одурманиться. Может, сыграть на этом?

Каким образом? Отбуксировать на орбиту цистерну самогона? Открыть на планете полдюжины бесплатных забегаловок?

Но должен же быть выход! Должен!

Бранд подумал о том, сколько людей до него в свои последние минуты свято верили: должен быть выход, надо только его найти...

Может, самому напоследок напиться в стельку?

Тоже выход.

Мирмикантроп топтался возле входа минут пять-семь. Затем -- Бранд не уследил как -- открыл его. Кусок поросшей травой земли мягко поднялся на гидравлическом штыре, и столь же мягко лег на место, впустив пришельца. Чертыхнувшись, Бранд переключил изображение на входной кессон.

По-видимому, гость чувствовал себя здесь как дома. И еще: по-видимому, он сообщил своим сородичам о находке, но не вызвал подкрепления. Найдено подземное убежище -- ну и что? Оно запросто может оказаться пустым. Нерационально гонять разведчиков с места на место, пока в этом нет настоятельной необходимости. То, что по человеческим меркам было отвагой, граничившей с безрассудством, для мирмикантропа казалось естественным, как дыхание.

Лепестковая заслонка перед туннелем-трубой раскрылась обманчиво медленно. Закрываясь, она схлопывалась быстрее, чем капкан, -- милый сюрприз для незваных гостей. Легированные края лепестков были отточены достаточно остро, чтобы рассечь пополам всякого нетерпеливого, сунувшегося в открывшуюся нору ранее, чем через три секунды, и всякого копушу, замешкавшегося у норы более шести секунд. Если бы гость, подозревая ловушку, повернул назад, кессон был бы немедленно залит градом пуль.

В былые времена все обитатели Дома, особенно дети, периодически проходили тренинг на симуляторе. Ошибка наказывалась ударом тока. Все возможные варианты входа в Дом и выхода из Дома отрабатывались до абсолютного автоматизма.

Мирмикантроп остановился перед заслонкой. Бранд считал секунды: одна, две, три...

На пятой секунде чужак полез в нору. Он не пользовался антигравом и полз на четвереньках. Неужели ему так удобнее, с беспокойством подумал Бранд. Быть не может. Узкая труба, отполированные стенки -- включи антиграв, дай малую тягу и скользи себе...

При включении антиграва на участке от заслонки до развилки срабатывал станковый плазменник, некогда снятый с планетарного катера, и по трубе проносился ревущий шквал огня. Любое живое существо в таком пламени взвилось бы облачком пепла и пара. Отключить эту ловушку, как и любую другую, можно было только с центрального пульта, но Бранд, разумеется, этого не сделал.

Мирмикантроп миновал ловушку и остановился у развилки. Нора слева почти сразу делала крутой поворот и вела назад. Правая нора в двух шагах от развилки расширялась до кондиции настоящего коридора и полого вела вниз. Оттуда шел легкий поток теплого воздуха с небольшим избытком влаги, углекислоты и более тонких продуктов человеческого дыхания, там по стенам змеились толстые черные кабели и угадывалась массивная металлическая плита, преграждающая дальнейший путь, и панель управления рядом с ней. Выглядело все это заманчиво, но Бранд отдавал себе отчет в том, что не прожил бы в правом коридоре больше десяти секунд, даже зная наизусть все тамошние ловушки. Шагнул направо -- пропал и, что самое неприятное, успеешь перед смертью осознать как свою ошибку, так и полную невозможность ее исправить.

Путь прямо оканчивался тупиковой камерой в трех шагах от развилки. Надо было напрячь зрение, чтобы заметить крохотный выступ под потолком, и надо было догадаться, что он не случаен. По виду -- сенсор, открывающий дальнейший путь. Однако при нажатии на выступ раскрывался эрзац-потолок и на чужака опрокидывался чан с плавиковой кислотой; без нажатия это происходило автоматически по истечении семи секунд. Если бы чужак, будь то мирмикантроп или человек, вошел в камеру и, заподозрив неладное, быстро покинул ее, на развилке его ждал бы еще один славный сюрприз, насладиться которым ему вряд ли удалось бы, потому что раздавленное в лепешку тело, даже тело мирмикантропа, не умеет наслаждаться. Словом, оставался только левый, с виду наименее заманчивый путь.

Бранд не особенно удивился, когда после секундного колебания мирмикантроп свернул влево. Возможно, так поступил бы и искушенный человек, а уж в искушенности мирмикантропов сомневаться не приходилось -- за сотни лет войны с людьми они накопили колоссальный опыт противодействия человеческим хитростям. Делай то, что неудобно, делай то, что делать не хочется, что кажется неперспективным -- и в девяти случаях из десяти не ошибешься. По правде говоря, Бранд не особенно рассчитывал на автоматические ловушки.

Западни, управляемые с центрального пульта, -- иное дело. Сейчас мирмикантроп приближался к первой из них.

Раздражающе пищал тревожный сигнал, и в углу экрана мигала красная надпись "Незаконное проникновение!". Бранд поморщился, выключил сигнал и, взглянув на надпись, усмехнулся. Когда-то он помогал отцу отлаживать охранную систему Дома, но все же основную работу делал отец. Он-то и был автором трогательного словечка "незаконное" -- как будто все еще продолжал жить в мире, где действовали законы и кодексы, где права личности свято охранялись и где полицейский наряд мог быстро и эффективно пресечь любое посягательство на частную недвижимость.

Куда там! Еще до рождения Бранда от всего этого остались одни руины; теперь же писаные законы исчезли за ненадобностью, заменившись простыми обычаями маленькой общины. Разве обычаи не лучше законов? И разве прежние законы о неприкосновенности жизни, имущества, прав и еще много чего помогли человечеству уцелеть?

Нора расширилась, позволив мирмикантропу выпрямиться. Бранд положил палец на клавишу. Легкое нажатие -- и мгновенно выскочившие из стен туннеля лезвия порубят чужака в мясной гуляш. Роботу останется собрать со стен ошметки и вынести их вон на прокорм прожорливым местным трупоедам.

Многие ли из ныне живущих могли похвастаться тем, что видели своими глазами смерть мирмикантропа? Разве что старики, и то не все... Приготовившись насладиться зрелищем, Бранд вдавил клавишу до упора.

Но чуть раньше чужак рванулся вперед со скоростью стартующего спринтера. Нет, даже быстрее... Его словно швырнуло вперед катапультой. Никто не слыхивал, чтобы хоть один мирмикантроп порвал при рывке связку.

Лезвия с бесполезным свистом молотили воздух за его спиной.

Ругнувшись, Бранд убрал палец с клавиши, и орудия расчленения втянулись в стены. Отец дал промашку: эта ловушка годилась разве что для людей.

Кстати, посторонний человек вообще не дошел бы до этой ловушки -- мирмикантроп же, казалось, видел сквозь стены. Бранд не мог понять, в чем тут дело. Да, у мирмикантропов великолепно развито чувство опасности, это всем известно; очень часто их выручает интуиция, ибо они логики и интуитивисты одновременно, но чтобы иметь ТАКИЕ способности... Что-то тут не так. Быть может, они сумели самостоятельно приобрести восьмое, девятое или какое там по счету чувство?

Вот они, новые хозяева вселенной, -- умелые, настойчивые, агрессивные, всегда конкретно мыслящие! Никто ни разу не замечал, чтобы они занимались искусством, философией и вообще чем-нибудь неконкретным. Зачем оно? Разве поэмы и скрипичные концерты -- необходимое условие для победы в межвидовой конкурентной борьбе? Мозг мирмикантропа очищен от ненужной шелухи для выполнения основной задачи -- служить виду и популяции. А стало быть, подвиньтесь, люди! Как, вы все еще живы и имеете наглость продолжать цепляться за свое жалкое существование? Фи! Ничего не поделаешь, придется помочь вам вымереть естественным путем, ибо в природе нет ничего естественнее, чем вымирание слабого вида под прессом более сильного... Есть более естественное? Вы ошибаетесь.

Ход снова резко повернул и теперь наклонно шел вглубь горы. У Бранда оставались еще три ловушки: падающая плита на тридцатом метре от поворота, внезапно разверзающийся под ногами глубокий колодец с гладкими -- не зацепиться -- стенками и озерком царской водки на семьдесят втором и комбинированная газо-плазмо-радиационно-пулевая ловушка на сто двадцать пятом.

Палец коснулся клавиши -- и не нажал ее.

Почему-то Бранд был убежден, что чужак сумеет пройти все ловушки, кроме, может быть, последней. Но что ему, чужаку, за дело? Мозг, кричащий об опасности, необходим ему только для обслуживания инстинктов, а инстинкты гонят его вперед. Погибнет? Весьма вероятно. Зато его собратья, выждав время и убедившись в потере разведчика, будут знать: в горе скрыто не заброшенное поселение людей, а самое что ни на есть действующее, зловредное. Проще уничтожить его, нежели очищать. Жизнь одного мирмикантропа за такое знание -- сущий пустяк.

Значит, все-таки придется взять жизнь за жизнь -- одну за одну? Или убить мирмикантропа -- черт возьми, это вполне возможно! -- и удрать, покинув Дом?

Но куда?

Бранд щелкнул пальцами. Подкатившийся робот сунулся рецепторным блоком в руку: я тут, хозяин, я готов, приказывай.

-- Вооружись, -- сказал Бранд. -- Сюда идет чужак. Враг. Пусть тебя расплавит, но он не должен войти в Дом. Ты понял?

-- Понял, -- сказал робот. -- Постараться не причинять Дому повреждений?

-- Постарайся, но не в ущерб основной задаче. И... вот еще что. Можешь впустить его в малую гостиную и не дорожить этим помещением. Будь осторожен -- враг крайне опасен. Я включу дезориентирующую завесу. Это тебе поможет?

-- Спасибо, -- сказал робот.

-- Не за что. Катись.

Последняя дверь -- броневая плита, снабженная папиллярным идентификатором, -- задержала мирмикантропа минуты на две. Он не стал мудрить с хитроумными запорами, а попросту прожег дыру. Бранд успел подумать о том, что память идентификатора еще хранит пальцевые отпечатки Хильды, Хелен и Эрика, трех человек, из которых двое мертвы, а третья далеко отсюда. Подумал он и о том, что не раз собирался очистить память идентификатора от ненужного, но так и не собрался. Память человеческая держится на реперных знаках -- старых фотографиях, вещах, детских игрушках. Что ей, памяти, закодированные символы? Их нельзя ни увидеть, ни потрогать. И тем не менее Бранд не стер их. Пусть хоть Дом по-прежнему считает, что в нем живет полноценная семья...

И еще Бранд с горькой усмешкой подумал о том, что уж мирмикантроп-то вне всякого сомнения поступил бы иначе. Разве они понимают, что такое настоящая боль утраты и настоящая любовь? Что они, логичные до механистичности, могут в этом понимать, когда пол для них не играет никакой роли, если, конечно, данная конкретная особь не матка и не трутень. Пройдет время -- и естественный ход эволюции разделит нынешних рабочих-солдат на рабочих и солдат, причем и те и другие окончательно утратят половые признаки, благо они уже и теперь вроде рудимента...

Стоп!!!

Подскочив на табурете, Бранд связался с роботом.

-- Прежнее задание изменено. Приказываю захватить чужака живым. Любой ценой. Повторяю: любой ценой взять живым. Как понял?

Не дожидаясь ответа, он вскочил и побежал, стукаясь обо все углы.

6

-- Что они там делают? -- спросил на сей раз Ираклий. Стах следил за мирмикантропами через единственный "глаз", причем самый дальний и неудобный. Остальные были отключены, и эта предосторожность не казалась лишней.

-- Похоже, уходят... Да, точно уходят!

-- Все до единого?

-- Да, кажется...

-- Ты их не пересчитал, что ли?

-- А ты пересчитал? -- огрызнулся Стах. -- Я видел столько же, сколько ты. Не то их десять, не то одиннадцать.

-- Подождем еще, посмотрим?

-- Да, и не будем торопиться. Потом включим все "глаза" и обшарим каждую нору. Возможно, они хитрят, но, по-моему, нас пока оставили в покое. Должно быть, они обнаружили поблизости что-то еще более подозрительное.

-- Напрашиваешься на комплимент, специалист по маскировке?

-- Сам такой. Кстати, я не сказал, что они ушли насовсем.

Ираклий утер с лысины обильный пот. В Цитадели было отключено все, что можно отключить, и в первую очередь кондиционирование воздуха.

-- Насовсем или не насовсем -- увидим... Хорошо уже то, что они все-таки ушли.

В душном зале зазвучали вздохи облегчения. Кто-то неуверенно всхохотнул. Одна из женщин вдруг разрыдалась.

-- Ну все, все, -- ворчливо сказал Стах. -- Можно пока расслабиться. Но вентиляцию не включу -- терпите.

-- Гулять! -- настойчиво потребовал Марио. -- Гулять хочу!

7

Наполовину расплавленный робот, основательно залитый пеной из ручного огнетушителя, все еще продолжал слабо дымиться, но Бранд не обращал внимания ни на дым, ни на металлические останки. Робот сделал свое дело и погиб, как верный пес, принявший удар на себя и защитивший хозяина. Он не был Гектором и не был другом, но все же заслужил минуту немой признательности -- не сейчас, потом! Сейчас были дела поважнее.

Мирмикантроп лежал на боку, неестественно вытянувшись, -- обычная застывшая судорога для всякого, кого угостили оперенной парализующей иглой. Между прочим, второй иглой -- от первой он сумел увернуться! Если бы не робот...

Если бы робот не отвлек чужака, то не чужак, а Бранд лежал бы сейчас на полу, причем не в целости, а в обугленных дымящихся фрагментах.

Дезориентирующую завесу в малой гостиной чужак прошел, будто не заметив ее вовсе, и теперь можно было догадываться, в чем тут дело. До полной уверенности было еще далеко, но достаточно было и подозрения: мирмикантроп видел ловушки его, Бранда, глазами! Вот почему он шел тем увереннее, чем ближе подбирался к Дому! Что ему электромагнитные поля от аппаратуры, когда на них накладывается куда более слабое, зато бесконечно более информативное поле напряженно работающего человеческого мозга?

Это еще не телепатия, нет. Не чтение мыслей -- улавливание эмоций и ощущений. Это иное.

Тем лучше.

-- Что, гад, взял? -- с затихающей злостью спросил Бранд. Потом задумался.

Один на один? При непосредственном боевом контакте? Нет, он не справился бы, и сейчас было самое время дать себе в этом отчет. Двое на одного -- другое дело, да и то если одним из этих двоих можно пожертвовать.

Скверный расклад. А если учесть общую численность мирмикантропов в Галактике -- не проще ли сразу признать поражение?

Может быть. Без сомнения, кто-то так и сделает -- поднимет лапки кверху и будет ждать конца, подвывая от жалости к себе.

Будут другие -- те, кто захочет не отдать, а продать свою жизнь и, может быть, перед смертью сумеет нанести мирмикантропам ущерб, смехотворный с их точки зрения. Пожалуй, таких будет большинство. Формально достойный выход -- и столь же безрассудный, как вообще ничего не делать.

Мысль ускользала. Бранд морщился, вполголоса ругаясь. Что-то ведь мелькнуло в голове, когда он приказал роботу брать мирмикантропа живьем, -- что-то очень важное, но что? Почему непременно живьем? На что он годен, пленный мирмикантроп? Тянуть из него сведения вместе с жилами? Какие сведения, зачем? Главное о них и так известно, а от второстепенного вряд ли будет прок. Найти у поганцев ахиллесову пяту, такую, чтобы можно было поубивать их всех одним чохом? Ха! Сотни лет искали и не нашли -- а он вдруг найдет! Можно придумать и что-нибудь посмешнее.

-- Ну и что мне с тобой делать? -- спросил Бранд.

Мирмикантроп не шевелился и не моргал. Дышал слабо, но ровно. Доза парализующего препарата в игле была достаточна для того, чтобы отключить человека часов на пять, но у мирмикантропов не совсем обычный метаболизм. Пожалуй, можно было ручаться за час-полтора, не больше. Вкатить еще дозу или связать проволокой? Лучше связать.

-- На кой ляд ты мне сдался, не подскажешь?

Мирмикантроп, понятно, молчал. Борясь с отвращением, Бранд критически осмотрел его со всех сторон. Н-да-а... Довольно щуплая особь -- средний человек выше и тяжелее. Безбородое округлое лицо, короткий нос, подбородок заметно скошен, на черепе не волосы, а так, какой-то пушок. Гибкий торс, неширокие плечи, вся фигура от плеча до таза какая-то несуразная, сглаженная, как колонна. Талии нет. Вообще ничего нет, что могло бы привлечь взгляд. Интересно, они теперь все такие? Скафандр -- легкий, удобный, сразу и не скажешь, что в нем можно входить в атмосферу на космических скоростях. Остальное снаряжение с виду довольно убогое: антиграв, плазменник, компактный ранцевый движок, детектор биомассы, связное устройство. Больше ничего -- ни прибора ночного видения, ни компаса, ни металлоискателя, ни иных полезных мелочей. А зачем они, если их с успехом заменяют органы чувств?

Чувств?

На миг Бранду показалось, что он уловил-таки ускользающую мысль, но она опять легла на дно. Правда, теперь он не сомневался в том, что рано или поздно вытащит ее и осмыслит -- хороша ли? Более чем вероятно, что в голове засела и прячется, дразня, заурядная пустышка.

Пол гостя Бранд затруднился определить "на глазок". Пожалуй, пленная особь была скорее женщиной, чем мужчиной, но убедиться в этом наверняка Бранду удалось лишь после того, как он, повоевав с хитрыми застежками, содрал с чужака скафандр. Да, не пленник. Пленница. Хотя какая разница? Всякий ребенок знает, что половой диморфизм у рабочих особей мирмикантропов развит крайне слабо, о половой жизни речи нет вообще, а особенности поведения разнополых особей выражены настолько нечетко, что не выходят за рамки обычных флуктуаций. Вот если бы попалась матка или трутень -- тогда да...

А что, собственно, "да"? В любой, даже самой мелкой колонии мирмикантропов далеко не одна матка, это раз. Матку чужаки обязательно попытаются выручить, но не ценой гибели всей колонии, это два. Положат за нее сколько-то рабочих-солдат и отступят, если не добьются своего. Для них все имеет свою цену, и матка тоже. Степень полезности для колонии -- вот цена. Должно быть, они сами убивают маток, выработавших свой ресурс, не говоря уже о дармоедах-трутнях с их дряблыми мышцами и раздутыми гениталиями. Пленив матку, наживешь себе неприятностей, но не возьмешь колонию за горло. И наконец, ни матки, ни трутни никогда не участвуют в боевых операциях, это три.

Прошел час, прежде чем пленница начала шевелиться, пробуя на прочность стальную проволоку, и Бранд мысленно поздравил себя с точным прогнозом. Быстро же их организм разлагает нейротоксины...

Какая раса, какая уникальная раса! И пусть их феноменальные способности куплены ценой отказа от себя как личности -- что с того? Разница только в том, что лучшие человеческие качества -- отвага, настойчивость в достижении цели, благородная жертвенность, сплоченность, верность общему делу -- у них не сознательны, а инстинктивны. Разве так не лучше? Разве полезный виду инстинкт не избавляет особь от уймы неприятных эмоций, от необходимости принимать тяжелые решения, от угрызений совести? Разве мирмикантропы не счастливы?

А разве лучшие качества человека полностью сознательны? Не ведут ли они свое происхождение от тех же древних инстинктов, от желания сытно есть и успеть оставить потомство, прежде чем сожрут самого? От обезьяних стай в горячих саваннах забытой планеты Земля? Разве высокая доблесть вожака-павиана, не имеющего никаких шансов уцелеть в схватке с леопардом, но все же атакующего его, чтобы прикрыть бегство сородичей, не инстинктивна? А материнская любовь?

Что же получается: человек хорош лишь настолько, насколько его разум не мешает ему следовать природным инстинктам? А мирмикантроп хорош всегда, потому что у него таких проблем не возникает?

Бред...

И все-таки Бранд поймал себя на том, что завидует мирмикантропам. Он уже не злился, злость ушла. Если бы только мирмикантропы оставили людей в покое, если бы они не вытесняли их отовсюду, презирая любые компромиссы, а, удовлетворившись ролью господ Галактики, оставили бы им несколько планет для спокойного прозябания -- Бранд не имел бы к ним никаких претензий. Но, видно, двум гуманоидным видам, растущим из одного корня, в одной вселенной не ужиться, так уж задумано природой. Побеждает сильнейший и упорнейший. Кроманьонцы с аппетитом слопали неандертальцев, не оставив ни одного, питекантропы -- австралопитеков. Всегда выживал тот, чья нетерпимость к иным, непохожим была наивысшей. Толерантных ели и переваривали. Удобряли ими почву.

Теперь мирмикантропы выслеживают последних людей с единственной целью: выковырнуть их из нор и добить.

Без смысла. Жалкая община людей ничем им не угрожает и не будет способна угрожать в течение ближайших тысячелетий. Но так велено природой.

Если бы не мирмикантропы... Тогда все пошло бы иначе, и совсем по-иному прошла бы жизнь Бранда. Тогда никому не пришлось бы бежать с Крепости, и Крепость называлась бы по-прежнему Игорным Домом. Тогда Эрик учился бы в колледже на инженера или врача, а не погиб при встрече с безмозглым клешняком...

Мирмикантроп перестал шевелиться -- понял, что у него не хватит сил перервать стальную проволоку. Проволока глубоко врезалась в кожу, но чужак не выказывал признаков боли. Он смотрел на Бранда, и в его взгляде не было ни ненависти, ни страха. Наверное, они и убивают точно так же -- без эмоций. И умирают тоже...

Это нетрудно проверить. Прямо сейчас.

Бранд выругался без злости. Вот так и надо с ними, подумал он, чувствуя, что вот-вот поймает за хвост убегающую мысль. Надо хладнокровно, без гнева. Без стыда, без уколов совести, и не обороняться, а нападать. Бить ниже пояса. Как они, так и мы, с той разницей, что мы все-таки умнее... Хочется на это надеяться.

Ниже пояса?..

Пол! Вот оно! Теперь Бранд вспомнил то, что мелькнуло у него в голове перед тем, как он начал действовать, и заставило погубить робота. Он фыркнул: в первое мгновение мысль показалась ему на редкость дурацкой. Потом задумался и хмыкнул.

-- Думаешь, я тебя убью? -- спросил он пленницу. -- Не надейся.

Мирмикантроп не реагировал. То ли не понимал человеческого языка, то ли не интересовался своей судьбой.

Бранд еще раз повернулся к экрану, дал круговой обзор и с минуту всматривался в искаженные объективом пропорции прилегающей местности. Чисто. Как ни удивительно -- чисто... Ни одного чужака поблизости от Дома. Похоже, они еще не обеспокоились отсутствием связи с одним из разведчиков.

Тем лучше. Хотя яснее ясного, что Дом доживает последние часы. Вряд ли чужаки пожертвуют вторым разведчиком -- скорее, уничтожат подозрительный холм, и все дела. После термобомбы от холма останется кратер с остывающим озером расплавленной породы.

Жаль, но ничего не поделаешь.

-- У меня антиграв дохлый, -- сказал он. -- Надеюсь, твой двоих поднимет? Катера у меня нет, уж извини. Живу небогато.

Мирмикантроп молчал.

-- Готовься, леди. Немного полетаем.