|
Тимур был из них самый трезвый, во всяком случае, не налетал на стволы, когда шел. Поэтому его посадили за руль. Саня просил – ну останьтесь еще, ну чего вы, хлопцы. «Льются пе-есни, льются вина, и стучат, стучат, стучат…» Но Витька сказал, что если они просидят еще полчаса, то он, Витька, своими руками пойдет бить морды, причем начнет с жениха. И тогда его заметут в местную ментовку, сказал очень рассудительно Витька. Так что поехали, пацаны, а то ведь и вы не удержитесь в смысле мордобития. Уж больно хари тут заманчивые. Они вчетвером сели в Антошин джип, Тимур кое-как завел мотор и очень медленно, чтобы не слететь в канаву, вывел машину с кривой боковой улочки на чуть менее кривую, в прошлом Шестидесятилетия Октября. Кругом стояла темнотища, какой никогда не бывает в городе, свет фар увязал в ней. За разновеликими заборами гавкали собаки всех калибров, да с такой злобой, будто всю жизнь ненавидели именно этих случайных проезжих. Потом лай начал стихать – собачьи голоса отдалились, мимо потянулись косые заброшенные плетни. Тимур ехал, ехал и приехал в какие-то кусты смородины. Пришлось выбираться из машины, потому что всех уже укачало. На небе не нашлось ни звездочки. Свадьба осталась позади, провалилась куда-то в душную ночь, и только отдаленное «умц-умц» еще сливалось с робким комариным звоном. В темноте пахло ягодами. - Ребя, - сказал Игорь и убил кровососа на лбу. – Мы смородину подавили. Джип стоял, уткнувшись конусами света в глухие заросли. Крапива поднималась чуть не вровень со смородиной, но мужественные кусты продолжали плодоносить: отражая боками фары, на ветках блестели здоровенные черные ягоды. Витька бесстрашно вошел в крапиву – а чего она сделает, через джинсы-то – и принялся обдирать кусты, горстями забрасывать ягоды в рот. К нему присоединился Тимур; Игорь отошел в темноту по насущным делам. Антоша тяжело ворочался на заднем сидении: он был самый пьяный. Он по полгода мог капли в рот не брать, а потом как дорвется до бутылки – и в стельку. - Придурки, - сказал Витька, формулируя общее мнение. – Жлобы.
Тимур ничего не ответил – только ойкнул, случайно угодив рукой в самое крапивное пекло. Вернулся Игорь, нашел свою сумку в багажнике и вытащил пачку влажных салфеток. Игорь был человек аккуратный; сегодня к нему долго клеилась местная девица Ленка, строила глазки и трогала под столом коленкой. А когда он, вняв Ленкиным призывам, все-таки соизволил ее потискать, явились какие-то местные мужики с претензиями. Самым неприятным оказался актерский талант, с которым Ленка изобразила оскорбленную невинность.
Вопрос разрулил Витька – он был мужик решительный и бывалый, не такого где сядешь, там и слезешь. Мужики ушли, но осадок остался: Игорь был разочарован, а Витька зол. Что касается Антоши, то он с самого начала – как только увидел столы во дворе, котлы, поварих, толпу нарядных родственников, как услыхал Сердючку в чудовищных динамиках – с того самого момента впал в уныние и надрался, как зонтик, за полчаса. Тимур пытался всех помирить: все-таки приехали на свадьбу. С Санькой, женихом, на последних курсах института были очень дружны, Санька искренне звал друзей на торжество, в конце концов, они проехали такое расстояние! Привезли подарок – ящик хорошего коньяка, который был, кстати, опрокинут спьяну одним из гостей. Вернее, опрокинут столик, на котором стоял ящик, - вдребезги, только коньячный аромат поплыл над самогонным застольем.
Жених Саня с невестой Ирой жили уже года два, родня все давила – где штамп, где свадьба? Наконец решили расписаться и сыграть свадьбу, как положено. Человек пятьдесят родни и близких знакомых, сотня дальних знакомых, и всех надо пригласить, а то обидятся. Чтобы сидели за столами, поставленными прямо во дворе под брезентовым шатром, и пили по команде тамады с микрофоном. А подарки чтобы дарили деньгами, да еще сумму громко называли, чтобы соседи могли оценить. Такова древняя народная традиция.
- Как они меня достали, - сказал Игорь. – Ну и свадебка.
- Вас, ребятки, жестоко снобит, - заметил Тимур. Никто не ответил. Антоша наконец выбрался из машины. Икнул и быстро ушел в темноту. В отдалении протарахтел мотоцикл: надсадный треск мотора прочертил будто линию в темноте, обозначая шоссе.
- У нас вода осталась? – спросил Витька.
- Хрен его знает. Тимур, посмотри в багажнике.
Подсвечивая себе мобилкой, Тимур порылся в содержимом багажника и вытащил пластиковую бутылку – на дне ее болталось полстакана воды. - Это что, все? Блин, надо было со стола прихватить. - Надо было, - уныло согласился Тимур.
Витька помедлил – и отхлебнул. Протянул бутылку Тимуру:
- Будешь?
Тимур поглядел на Игоря. - Пейте, - сказал тот, и Тимур заглотнул последние капли. Игорь и Витька закурили. В тишине слышно было, как Антоша страдает где-то впереди за кустами – блюет и вполголоса матерится. Зловещий симптом: обычно от него слова матерного не дождешься. А тут достали. - Давайте подождем, что ли, пока просветлеет, а пока разложим сиденья в машине да поспим? – неуверенно предложил Игорь.
- Пить охота, - Витька вытер руки о штаны. – Поехали лучше магазин искать.
- И хрен ты найдешь магазин в этой глуши, да чтобы ночью работал?
Помолчали.
- Все равно надо ехать, - сказал Витька. – Тимур! Ты как?
- Коньяка жалко, - сказал Тимур. – Лучше бы мы сами его выпили.
Порывом ветра чуть качнуло смородиновые кусты. И снова все стихло. На жестких листьях медленно, испариной, проступала роса. Покачиваясь, вернулся Антоша. Заглянул в багажник, пошарил в темноте:
- Эй, тут бутылка была с водой…
- Была, только пустая. Антош, мы решили ехать магазин искать.
- Ох, - сказал Антоша и сел прямо на траву. Единственный из четверки, он явился на свадьбу в костюме, дорогом и приличном. Теперь штаны были измяты и перепачканы землей, от пиджака оторвалась пуговица, а галстук остался заложником где-то на свадьбе.
- В магазин, - настойчиво повторил Витька. – Тимурка, заводи.
- Сейчас, - Тимур поморщился, потирая живот. – Смородина эта, сволочь, кислая…
И быстро удалился в темноту, крикнув напоследок:
- Я сейчас!
Тихонько и нежно, пробуя голос, запела утренняя птица. Проступили очертания тополей у дороги; наметились, пока только контуром, далекие холмы, поросшие лесом. Пустая пачка сигарет, брошенная в траву, забелела во мраке ярким четырехугольником. - Рассвет, - Витька докурил до самого фильтра. Один за другим на землю полетели два огонька и погасли, зашипев, в росе.
- Ну, где он там, водила наш?
- В принципе, - сказал Игорь, - я уже сам почти протрезвел, могу сесть за руль. - Так что, мы его тут бросим? – Витька сдержал раздражение. – Тимур! Эй, Тиму-ур!
Откликнулся далекий голос, мол, скоро-скоро, оставьте меня в покое. Антоша дремал, привалившись к колесу, вздрагивая от утренней прохлады. На его костюм легла роса – как на траву и на листья смородины.
- Куда это мы заехали? - Витька огляделся. – Хорошо Антохе на джипе, посадка высокая, а то моя тачка на этих камнях давно бы пузо себе продырявила… Антоха! Вставай! Праздник закончился! Антон ответил мычанием. Игорь снова закурил. Вместо черной тьмы вокруг была теперь серая муть. Туман поднимался от земли, с каждой минутой становясь гуще. Очертания далеких холмов снова пропали.
- Нелетная погода, - пробормотал Витька. – Пить охота, хоть росу с листьев слизывай. Ти-има!
В тумане ответ прозвучал глуше. Витька двинулся на звук, оступаясь, матерясь вполголоса, обходя выступающие из земли не то пни, не то…
Он присмотрелся.
Прямо перед ним – вернее, под ним, на земле – обнаружилась поваленная оградка, не крашенная много лет. Прутья проржавели. Надгробие ушло в землю почти полностью, только края торчали. - Вот зараза…
Витька огляделся. Отовсюду из тумана проступали надгробия, позеленевшие, поросшие мхом. Нигде не было крестов: советские могильные камни походили на гробы, вставшие дыбом. Кое-где на очень старых обелисках темнели звезды из фанеры, редко – жестяные, с остатками краски-серебрянки. Он вернулся к машине одновременно с Тимуром. Тот он бледен, лицо светилось в полутьме, как полинявшая луна:
- Это кладбище. Какого лешего нас сюда занесло?!
- Ты же нас сам сюда завез, - сказал Игорь укоризненно.
- А я знал? Я пьяный за руль вообще никогда не садился, так нет, вы пристали – едем, едем…
- Едем, - сказал Витька. Рассветало с небывалой скоростью. Проявился джип и смородиновые заросли на краю старого кладбища. Маленькое, поросшее сорняком, оно выглядело поразительно, космически забытым: как будто и дети, и внуки, и правнуки здешних покойников исчезли с лица земли, а вместе с ними исчезла и память. В отдалении, откуда вернулся Тимур, высился каменный обелиск. - Паршиво получилось, - сквозь зубы признался Тимур. – Сел я вроде как на пустыре, пока сидел – прояснилось, вижу – вокруг кладбище, оборачиваюсь – а за спиной у меня вон тот здоровенный памятник, и я как раз под ним. - Забудь, - коротко отозвался Витька. – Покойникам все равно.
Они подобрали Антошу, который снова задремал, и пристроили на заднем сидении. Потом Тимур сел за руль, задним ходом съехал на проселочную дорогу, где навеки, казалось, окаменели в глине отпечатки тракторных гусениц. Развернулся, снова ломая кусты, и повел машину к трассе.
* * *
В пять утра они обнаружили магазинчик на краю села, но тот был закрыт наглухо, стучи – не стучи. В полшестого добрались до заправки, где слыхом не слыхивали о безалкогольном пиве, а из бензина имелись только девяносто восьмой и дизель. Купили воды, жадно выпили каждый по бутылке, прикупили кое-чего на дорогу. Потом взяли кофе в автомате и приободрились. - Вечером заправлялись, - сказал оживший после кофе Антоша. – Тим, посмотри – там должен быть чуть ли не полный бак. - Хватит, - сказал Тимур. – Потом найдем еще заправку.
Сонная девушка за прилавком, поначалу равнодушная, приободрилась тоже: заулыбалась, очень мило зарумянилась, и видно было, что ей приятны гости, особенно Игорь. - Энергии нет, - с сожалением сказал Игорь, когда все вернулись в машину. – Нет у меня, братцы, куражу в шесть утра после гулянки. А девочка, хоть и простенькая, но такая живая…
- Слетаются они на тебя, - проворчал Витька. – Как мухи.
- Вот еще, - Игорь обиделся. – Почему – как мухи? Известно, на что мухи летят… Как бабочки! - Не завидую твоей будущей жене, - сказал Тимур.
Игорь скорчил рожу:
- Ни слова о женитьбе, женах, свадьбе, а то Антошу опять стошнит.
- При чем тут я, - сказал Антоша.
Полностью разошелся туман. Взошло солнце; в траве у заправки лежали две собаки, подставив солнцу бока, с видом совершенного счастья на мордах. - Умение радоваться жизни – внутреннее свойство, - глубокомысленно заметил Тимур. – Вот, казалось бы, наблюдаем бездомных кабысдохов со сложной судьбой. Но радость – величина абсолютная, эти псы сейчас счастливее меня, у которого есть дом и работа, и, между прочим, карьерные перспективы.
- Мужики, давайте встанем не обочинку и поспим, - Антоша мучительно зевал, похожий на Щелкунчика, прикрывшего пасть ладошкой. - Я домой хочу, - сказал Витька. - И я, - поддержал его Игорь. – Я помыться хочу в нормальном душе. - Да и кто тебе мешает спать, - добавил Тимур. – Витька за руль сядет. - Ладно, - Витька потянулся. Несколько лет в своей разнообразной жизни он работал таксистом, и обожал междугородние, «дальнобойные» заказы. – Дрыхните, сынки, как устану – разбужу кого-нибудь. И он рванул с места, взвизгнув колесами, чтобы напоследок порадовать «королеву бензоколонки». Солнце поднималось выше, и окрестный пейзаж становился с каждой минутой теплее и ярче.
* * *
От Гулятичей к Сиромахам. В населенных пунктах Витька только чуть-чуть сбрасывал скорость. В воскресенье, в седьмом часу утра, жизнь кипела: вдоль обочины гнали коров. Катили на велосипедах мальчишки с удочками. Вдалеке звонил церковный колокол, его звук призрачно стелился над лугами, над холмами, над дорогой.
От Сиромах к Веселому. На разъезде Витька притормозил, чтобы свериться с картой. Тимур опустил окно – и тут же выскочил из машины, раскинул руки: - Нет, ну вы посмотрите!
Справа тянулся лесок, и в еловых кронах пели птицы. Слева открывался луг, идущий вниз, к реке, которой не было видно, только вереница далеких ив – и еще подробная карта – указывали, где она должна быть. - Ну, поехали, - сказал Игорь. - Игореха, ты когда в последний раз на природе был?
- Поехали, я сегодня вечером обещал Катьку выгулять. Она и так злится, что не взял ее на свадьбу. Витька молча вытащил из багажника три банки энергетика и раздал всем, кроме задремавшего Антохи. Шикнули, теряя целостность, жестяные крышки. - Санька на нас обиделся, - сказал Тимур.
- Хрен с ним, - отозвался Витька. - Ругаю себя, что вообще поехал, - пробормотал Игорь. – Еще эта телка пристала…
- Знал бы, когда собирать своих бабочек, а когда придержать.
Игорь вздохнул. Он был смугл, черноволос и до неприличия голубоглаз; хуже – он был невыносимо обаятелен. Когда он улыбался большим жестким ртом, на щеках его, покрытых вечной мужественной щетиной, залегали ямочки. Катька была у него, кажется, четвертая постоянная подруга, и ревновала отчаянно. И правильно делала. Более того: Санькина невеста, а на самом деле гражданская жена, тоже когда-то спала с Игорем, еще во времена студенчества, но только один раз. Санька не знал, слава Богу. Сегодня ночью Игорь на чем свет ругал себя, что поехал на эту свадьбу. Но с утра, с того момента, как они нашли заправку, его досада понемногу начала протухать – и теперь, на солнышке, совсем протухла, уступая место благодушию. - А все-таки славно, - Тимур будто прочитал его мысли. – Когда бы еще мы собрались и рванули вот так, вместе, на Антошкином джипе? Чтобы утром пить кофе на заправке? Чтобы смотреть на эти поля… Вы поглядите, какая красота! Солнце начинало припекать. Антоша спал в машине, подложив под голову свернутый пиджак. - «Ха-ра-шо, все будет харашо!» - гнусаво запел Витька, и в его пение вдруг вплелось далекое слабое поскуливание.
* * *
Дно глубокой ямы было засыпано мусором, стенки почти отвесные. Здесь, кажется, добывали песок, потом собирались хоронить отходы, потом бросили все, как есть. На донце трехметровой западни сидел, затравленно глядя вверх, щенок дворняги – тощий, неопределенно-серого цвета, давно впавший в отчаяние. Увидев наверху людей, он заскулил и одновременно зарычал, вжимаясь в землю.
- Опа, - сказал Витька.
- Я спущусь и его вытащу, - сразу предложил Тимур.
- А если он тебя цапнет? – Игорь присел на корточки. – Просто с перепугу. Он же дикий. А тебе потом уколы от бешенства.
- Что ты предлагаешь?
- Во-первых, у нас где-то были остатки колбасы позавчерашней. Он поест и подобреет. Во-вторых… у Антоши в багажнике лестницы, конечно, нет?
* * *
- А еще чего вам? Лестница, лебедка, бетономешалка… У меня тут не строительный заводик!
Пес ловил куски колбасы на лету. Он был очень голоден. Наверняка сидел здесь уже несколько дней.
- И как этот дурень туда свалился?
- Все мы бываем дурнями, - философски изрек Игорь. – Если спустить туда толстую ветку…
- Это собака, а не белка! По вертикальному стволу не полезет. По идее, если обвязать его под мышками веревкой… - И кто будет обвязывать?
- Хлопцы, - сказал Витька. – Это не болонка. Это серьезный собачий мужик. Он выйдет сам, ему просто надо организовать еще одну ступеньку. Взять доску, привесить, как качели, на две веревки… Веревка-то у тебя найдется, Антон?
* * *
Операция по спасению пса заняла полчаса, никак не меньше. Животное проявило буквально-таки академическую сообразительность – при виде старой покрышки, спустившейся сверху на веревках, пес моментально сориентировался, доскочил до новой опоры, подтянулся, прыгнул, упал животом на край ямы и через секунду уже несся прочь, не оглядываясь на спасителей и не собираясь благодарить. Энергию ему давала любительская колбаса, позавчерашняя, но еще вполне пригодная. Все четверо пришли в удивительно благодушное состояние. Игорь помог Антоше свернуть трос; посмеиваясь, потягиваясь, отряхивая ладони, вернулись к машине. Солнце поднялось еще выше, птицы пели над дорогой, над лесом и над лугом, где таяла, исходя дымком, роса. - Давай спустимся к речке и искупаемся, - предложил Игорь.
- Там курице по колено, - Витька почесал грудь. – Поехали, ладно. - Я спать хочу, - Антоша снова забрался на заднее сиденье. – А вы делайте, что хотите.
- Поехали, - согласился Тимур. - Эх, - признал Игорь. – Надо ехать. Джип свернул на развилке и покатил от Веселого к Пятичам, и дальше, согласно карте. Витька смотрел на дорогу. Игорь рядом с ним задремал. Антоша спал, как младенец, сопя и шевеля губами. Тимур, сбросив туфли, подтянул колени к животу и задумался о красоте земли – о том, как прекрасны луга и далекие лесополосы, и кружащие над ними большие птицы, и маленькая церквушка на пригорке, и старое кладбище с покосившимися оградами…
В этот момент Антоша закричал, да так, что Витька чуть не выпустил руль.
- Ты че, придурок?! Джип притормозил. Антоша сел, вращая глазами, и видно было, что он не шутит и не притворяется: что-то в его сне было такое, что крик вырвался сам по себе.
- Антон, - Тимур хорошенько тряхнул его за плечи. – Ты чего?
- Ой, блин, - жалобно сказал Антоша. – Отравился я, наверное, их поганым самогоном.
Витька ругнулся и снова начал набирать скорость. - Мы все их самогон пили,- рассудительно заметил Тимур. – И незачем так орать. Антошу передернуло. Он потер лицо, обхватил себя за плечи, будто замерзая – хотя в машине было душно: - Явственный такой кошмар. Как наяву. Будто мы ночью на каком-то старом кладбище, могилы проваленные, крестов нету, а столбики такие…
Тимур и Игорь переглянулись. - Алкоголик, - нежно сказал Витька. – Ты что, не помнишь, где мы ночью смородину жрали с куста? Где тебя рвало, а Тимурка…
- Ну, перестань, - дернулся Тимур. Антоша мучительно заморгал:
- Я, это. Помню, как у невесты туфлю украли, а потом – сразу мы кофе пьем на бензоколонке. Такой, понимаете, монтаж…
Он засмеялся, но явно через силу. - Чего орал-то? – поинтересовался Витька. – Ничего там страшного нет, на этом кладбище. Смородина вкусная.
Антоша перестал смеяться.
- Ну… там еще было кое-что… приснилось. И вообще, это моя машина, когда ты пустишь меня за руль?
- Я еще жить хочу, - отрезал Витька. Они поехали дальше. Антон заново разглядывал измятый, изгвазданный пиджак и штаны с пятнами глины на коленях, охал и тихонько вздыхал. Потом, извернувшись, залез изнутри в багажник и вытащил банку энергетика. Облился на ходу, плюнул, повесил голову. Хмурясь, откинулся на спинку сиденья. Антон, внук крупного советского чиновника и сын талантливого бизнесмена, знал в совершенстве три языка. Объездил еще в детстве весь мир и был добрейшим, щедрым, безобиднейшим существом – полноватым и сонным флегматиком. Отец обеспечил его рабочим местом – и Антоша работал, добросовестно, но звезд с неба не хватал; в нем не было ни капли снобизма. Женился в девятнадцать лет по залету, через год развелся и платил алименты на сына. Когда приходила охота, рисовал отличные комиксы и этим прославился еще в школе; к сожалению, его теперешняя должность не была связана с рисованием и с искусством вообще. - Будешь еще спать? – спросил Тимур, глядя, как Антоша понуро качает головой в такт каким-то своим мыслям. - Нет, - тот потряс банкой, слушая, как бесятся внутри остатки энергетика. – У тебя таблеток нет от головы?
- От головы гильотина хорошо помогает.
- Я не против, - Антоша поежился. – Слушай, Тим. Что там было, на кладбище?
- Ничего. Могилы. Смородина. - А… и все?
- А что еще? Мы сначала не поняли, куда заехали. Думали, пустырь.
- Пустырь, - Антоша молча пошевелил губами. – А… какая там земля?
- В смысле?
- Сухая? Или… мокрая? Твердая или комками? - А я откуда знаю? Темно, трава по колено, крапива... Ты свой костюм разгляди получше, увидишь, какая земля!
- Ох, - Антоша озабоченно потер виски. – Как башка трещит… Ребята, реально, у них самогон на грибах какой-то. Иначе с какого перепугу мне бы такое мерещилось?
- Да что тебе приснилось, скажи наконец?!
Антоша долго молчал. Когда все уверились, что он не будет отвечать, тихонько подал голос:
- Мне приснилось, что там земля расседается. Под такой высокой штукой, вроде обелиска. Как гнилое мясо. Вот так – агм… ш-шу… Расходится, со скрипом таким или… уханьем. На кладбище.
- В черном-пречерном лесу, - подал голос Игорь. – На черной-пречерной поляне… Отдай мое сердце!
Антоша вздрогнул и выронил банку. Печально заругался, полез подбирать:
- Машину всю залил, костюм изгадил… Еще и башка раскалывается. Ну, съездили на свадебку!
* * *
В восемь пятнадцать они остановились позавтракать в придорожной забегаловке. Витька набрал себе бутербродов с колбасой и моментально сжевал, Игорь и Антоша взяли по пицце и едва откусили по кусочку, а Тимур вообще не стал брать еды – ограничился кофе, который, против ожидания, оказался вполне приличным. На столах лежали вышитые салфетки. Смирные июньские мухи ползали по красным и черным клеточкам, будто играли друг с другом в шахматы. Игорь улыбнулся буфетчице, та ответила равнодушным рыбьим взглядом, и это неожиданно его уязвило.
Дикие люди, думал он, глядя, как буфетчица наклоняется над соседним столиком, сметая тряпкой крошки. На Западе в ответ на улыбку принято отвечать улыбкой же. Видно, что человек к тебе с добром, а ты что? У буфетчицы была красивая попа. Игорь подумал о Катьке, которую он сегодня обещал повести в ночной клуб, и невесть почему разозлился. Вот приедет он усталый, похмельный, с красными глазами – а ей плевать на его настроение, ей нужно танцевать, манерничать, рисоваться, по сторонам глазками постреливать…
Он осадил себя. Это было глупо и несправедливо, так думать о Катьке. Она всего два месяца как его постоянная подруга. Ждет, скучает, котлет, небось, нажарила… Слишком много ненужных мыслей лезло в голову в это утро – от усталости, разумеется. Буфетчица, мухи, котлеты. Надо попробовать поспать в машине.
…И приснится какая-нибудь дрянь, вот как Антону.
Антоша икнул и промокнул белый лоб бумажным платочком. Тимур о чем-то думал, и глаза его смотрели внутрь. Витька меланхолично дожевывал последний бутерброд. Все мы устали, подумал Игорь. Все мы ели и пили какую-то дрянь. Добраться домой, помыться в душе, выспаться в своей постели – и все эти сны о расседающихся кладбищах вывалятся из сознания, как песок из опрокинутого кузова. Псу, которого мы спасли, тоже было жутко, пока голодал и мерз в яме. А сейчас вырвался, наелся и спит где-то на солнышке, забыв о плохом… Старые могилы, бывает, проседают, и оттуда вырывается сноп фосфорных, светящихся в темноте искр. Рассказывал старый преподаватель в институте – якобы видел такое еще мальчишкой, долго заикался потом, его даже к бабке водили «выливать переполох». Преподаватель, надо сказать, действительно чуть заикался, особенно когда злился на особо тупых студентов. Ну и пусть его; в такое ясное летнее утро не стоит думать о каких-то там кладбищах…
Он тут же увидел его, будто воочию – неровные плиты, два покосившихся креста у дальней ограды. Но ведь не было крестов? Ограды вокруг кладбища точно не было. Помнится, кусты, гнилые столбы…
- Ты чего? – спросил Тимур, и Игорь обнаружил, что на него все смотрят. - Ничего, - он изобразил удивление. – А что?
Витька тряхнул головой:
- Вот, блин, в ушах звенит. От недосыпа. Ну, чего вы такие смурные?
- Устали, - сказал Тимур, и одновременно Игорь отозвался: - Да так…
Антоша снова икнул, да так громко, что буфетчица оглянулась.
* * *
В машине они пережили маленький скандал – Игорь хотел курить, опустив окно, Антоша был категорически против:
- Вонища будет! Я же не курю, я терпеть не могу, когда в машине курят! Ты же знаешь! Давай остановимся, отойди на десять метров и дыми, сколько хочешь!
Игорь, раздраженный, еле сдержался, чтобы не послать Антошу, куда друзей обычно не посылают. Согласился потерпеть; почти сразу его начало мутить, во рту пересохло, и вода мало помогала. А хуже всего – Тимур вдруг начал петь, сперва тихо, потом все громче.
- Заткнись, а? – обернулся к нему Игорь. Получилось резче, чем он хотел. Тимур замолчал и нахмурился.
- Может, радио включить или диск поставить? – миролюбиво предложил Витька. Включили радио, но ничего не нашли, кроме трескучей попсы. Тогда Игорь, по совету Антоши, поставил Энрике Иглесиаса, но Витька взбунтовался, определив музон как «сладенький». Против шансона возразил уже Тимур; Игорь менял диски, пока не нашел хард-рок, кое-как удовлетворивший Тимура, но тут Антоша жалобно сказал:
- Пацаны, уберите, у меня башка сейчас лопнет…
В конце концов они включили каждый по девайсу – мобильнику, плееру – и поехали дальше в наушниках. Тимур снова подпевал, иногда очень громко.
- Остановись, отлить надо, - сказал Антоша. Витька не услышал, Антоша выдернул у него наушник из правого уха и закричал с неожиданной злобой:
- Остановись! Уссусь! Витька сразу свернул к обочине. Дорога здесь была узкая, всего две полосы, давно не чиненная, разбитая грузовиками. На обочинах стояли одуванчики с невероятно длинными стеблями – желтые шапки и белые шары покачивались в полуметре над землей. Прокатили ржавые «Жигули», стих мотор, и сделалось тихо. Антоша отошел за ближайшую елку. Тимур вертел головой, будто пытаясь определить стороны света. На бетонный столбик с давно смытой разметкой села бабочка-капустница.
Игорь жадно закурил. Протянул пачку Витьке и Тимуру. - Слушай, - Тимур смотрел в небо, голубое, с редкими облачками. – Мы таки отравились, наверное, их самогоном. У меня теперь вроде бред наяву.
Игорь покосился на него, но ничего не сказал, только глубоко затянулся. - Бред, - сквозь зубы повторил Тимур. – Сижу и думаю, как придурок, про это кладбище. Уже песни меняю, уже стихи вспоминаю, какие помню, про девок пытаюсь думать. Все равно лезет и лезет. И ведь вспоминаю, блин, такие штуки, которых и видеть не мог, потому что темно было. Игорь курил, глядя в сторону. У него онемело лицо. Надо было сказать – «Я тоже», или – «Как, у тебя то же самое?». Но Игорь молчал и делал вид, будто навязчивое состояние Тимура его не касается. Перед глазами у него мельтешила будто бы сетка, будто туча мошкары затрудняла зрение, и казалось, что привычный мир расседается, как гнилое мясо. Твердые вещи, как дорога, и мягкие вещи, как спинка сидения, и повторяющиеся вещи, как начало рабочего дня или новости по телевизору. Все они складываются в систему, в картину наших представлений о мире, но достаточно крохотного толчка, чтобы иллюзия растаяла. Мы смертны, висим над пропастью, и все твердые, мягкие, повторяющиеся вещи слишком хрупки, чтобы защитить нас от хаоса…
Но мы вернемся домой. Выспимся, успокоимся, примем душ. Ничего нет правильнее душа в родной ванной: мир сразу встанет на место. Ничего.
Зашелестели верхушками елки. Витька сплюнул, поглядел направо, налево; со времен древних «Жигулей» ни одной машины не показывалось. - А мы правильно едем? – спросил вдруг Тимур. – Что-то дорогая какая-то…
- Воскресенье, - Витька сплюнул. – А дороги везде одинаковые. Возьми, если хочешь, карту в бардачке и проверь.
Вернулся Антоша, бледный до синевы и очень задумчивый. Молча сели в машину; елки поехали назад, промелькнула автобусная остановка, а на ней бабка с жестяным ведром, накрытым тряпкой. Тимур снова запел на заднем сидении. Игорь плотнее надвинул наушники; звучала попсовая песенка из альбома, который слила ему на флешку Катька. Простая песенка с припевом: «Топ, топ, топ…» …Люди, когда-то похороненные там, были забыты. Их дети и внуки сами умерли и лежали на других кладбищах, возможно, за много тысяч километров от родного, заброшенного, поросшего дикой травой. Топ, топ, топ.
И фанерные звезды со следами серебрянки. Да хрен бы его побрал, это кладбище!
Он снял наушники, но припев звучал в ушах. Топ, топ, топ. Далекие медленные шаги.
* * *
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
