.:: Страница писателей М. и С. Дяченко - Книги

Тексты

"Don't be naughty at the zoo,
Or the zoo-keeper must keep you!"
Детская песенка


   ПРОЛОГ

   Валера Войков навсегда запомнил день, когда у входа в зоопарк ему разрешили сфотографироваться с удавом.
   К удаву еще полагалась сова, но совы оставляли пятилетнего Валеру равнодушным. А удав... удав был восхитительного темно-песочного цвета, с полосками и разводами на чешуйчатых боках. Удав был тяжелый и все время куда-то полз, Валере нелегко было удержать его на плечах.
   - Это она, - сказал парень-фотограф. - Удавиха. Люся. Не бойтесь. Она любит, когда ее гладят. Требует ласки.
   Валере хотелось, чтобы съемка длилась вечно. Он гладил тяжелую Люсю по морде, по загривку, по немигающим глазам; бока ее были одновременно холодные и теплые, они перетекали под пальцами, как струйка песка. Сова смирно сидела на плече, но на сову Валера не обращал внимания.
   Парень щелкнул фотоаппаратом и выдал папе квитанцию: во времена Валериного детства "Полароидов" не было, и фотографии высылали по почте наложенным платежом. Валера долго не мог расстаться с Люсей; вокруг визжали какие-то девчонки, кричали - "Ай, змея!", и еще кричали "Какая противная!" и "Как он берет ее в руки!", и еще что-то кричали, а сова вдруг нагадила Валере на плечо, и пришлось идти к фонтанчику оттираться...
   А потом было разочарование - однообразный скучный зоопарк.
   Валера три часа подряд тащил отца от клетки к клетке, не уставая, не хныча и не требуя мороженого. Взбирался на барьер, заглядывал в клетку или в бассейн, рассматривал распростертые на земле хвосты и лапы, сонно вздымающиеся бока, повернутые к решетке спины...
   - Ну почему они все спят? Почему они не ходят?
   - Идем домой...
   - Ну почему они не играют?
   - А ты бы играл в клетке?
   - Играл бы! Почему они не плавают? Почему не качаются на ветках? Почему?

   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

* * *

   С научной карьерой у Войкова не сложилось. Жиденькую свою кандидатскую он защитил со скрипом.
   Зато было старателен, усидчив, аккуратен; вел общественную работу, обрастал нужными связями, обладал немалой практической сметкой и всегда верно угадывал, к кому прилепиться, кому встать в кильватер. "Хозяйственник", - говорили о нем.
   Так получилось, что женился Войков и по любви, и очень удачно - на дочери крепкого начальника, не очень большого, но и совсем не маленького. Докторскую писать не стал, зато преуспел в административных начинаниях и в сорок с небольшим лет получил трудный, ответственный, но все же очень значительный пост -директора зоопарка.
   А зоопарк - лицо города. Зоопарк один; как бы на бюджете, но как бы и самоокупаемый. Как бы единственный, и в то же время - нищий; да, наследство Войкову досталось незавидное. Звери, не удовлетворенные финансовыми поступлениями, болели и дохли в маленьких грязных клетках, и только совершенно бессердечные дети могли смотреть на них с интересом. Те, кто от природы был наделен хоть крохой сострадания, уходили от вольеров в слезах: "Мама! А почему он так в луже лежит? Может быть, он уже умер?"
   Предыдущее начальство решало проблему своеобразно: сразу у входа в зоопарк помещался городок аттракционов, где дети должны были потрошить родительские кошельки, вымогать мороженое, кататься на деревянных верблюдах, медведях и слонах, понемногу теряя интерес к настоящим животным. По воскресениям аттракционы собирали значительную кассу, но запертым в клетках узникам это не приносило облегчения: к моменту воцарения Войкова в живом фонде зоопарка оставались только пара медведей, старый больной лев, страус со страусихой, гриф, пара зубров, пони, две макаки с павианом, жираф-доходяга и большой вольер под названием "Месяц в деревне", содержащий коз, гусей и кур, и являющийся на самом деле приусадебным хозяйством прежней администрации.
   Тесть отговаривал Войкова. Сгоришь, говорил. На этом месте все сгорают: тяжело. Неприбыльно, и ведь все воруют...
   Памятуя наставления тестя, Войков первым делом "зачистил" бухгалтерию и поставил на ключевые посты своих людей. После этого взялся обивать пороги, выпрашивая гранты, пожертвования, дополнительные вливания; кое-что выпросить удалось, но на реконструкцию по-прежнему не хватало.
   - От вас не иждивенства ждут, - сказали ему наверху. - Зоопарк - коммерческое предприятие и должен приносить прибыль.
   - Звери, что ли, должны зарабатывать? - осторожно пошутил Войков.
   - Звери, - ответили ему сурово. - Пусть звери зарабатывают на свое содержание. Пусть позаботятся о себе.
   На собранные пожертвования Войков заново побелил медвежатник и купил два новых импортных аттракциона для парка развлечений. Воскресный поток посетителей несколько оживился, но ненадолго; Войков сидел у себя в кабинете, ломая голову над неразрешимой проблемой и понемногу понимая правоту тестя. А устав ломать голову, шел гулять аллеями зоопарка, смотрел, как в детстве, на распростертые по земле бессильные лапы, гривы и хвосты, и понимал с беспощадной ясностью: заключенные звери не станут зарабатывать на собственное содержание. Даже пони, возящий ребятишек, ходит по кругу с такой обреченной, такой сумрачной мордой, что и трехлетка трижды подумает, прежде чем садиться в расписную коляску...
   И вот в эти дни, полные сомнений и раскаяния, на горизонте Войкова появились Вадик и Денис.
   Позвонили секретарю. Договорились о встрече - оба выпускники биофака; Войков удивился. Устраиваться на работу? Куда? Во-первых, нет подходящих вакансий, во-вторых, с чего бы это двум молодым парням стремиться на мизерную зарплату?
   Явились для личной беседы. Вадик был изящен, светловолос, яркий свитер сидел на нем элегантно, как смокинг; Денис был простоват, слегка заикался, и костюм с галстуком, напяленный по случаю важной встречи, топорщился на нем, сковывая движения.
   Разговор долго не клеился. Ребята, запинаясь, рассказывали о себе - они-де закончили биофак, но в аспирантуру не попали - "знаете, как это бывает"... Войков хотел было рассердиться и, сославшись на дороговизну директорского времени, выставить обоих за дверь. Будто уловив это его настроение, Вадик извлек на свет рекомендательное письмо, вернее, записку от хорошего Войковского знакомого, доктора наук, академика. Тот предлагал внимательнее присмотреться к ребятам - они хоть и молоды, но очень перспективны, будущее науки, и все такое прочее, в целом ни к чему не обязывающее.
   Войков поморщился. Может быть, настало время перейти к сути вопроса?
   Денис мигнул и посмотрел на Вадика. Вадик перешел к сути.
   Она - авторы революционной методики, призванной перевернуть представления о работе мозга. Им нужен полигон для экспериментов. Эксперименты совершенно безвредны, безболезненны и не требуют особых затрат. Нужны только подопытные животные. Чем больше, тем лучше.
   Войков поскучнел. Он убил, оказывается, кучу времени на двух молодых сумасшедших, или мистификаторов, или жуликов, что всего хуже; но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Денис вытащил из сумки пластиковую клетку с белым мышонком, а Вадик извлек откуда-то кулек с мелко нарезанным картоном. На каждом картонном квадратике была написана буква; ни слова не говоря, Вадик высыпал буквы на стол перед директором, а Денис, не моргнув глазом, выпустил туда же мышонка. Войков побагровел; мышонок, вместо того, чтобы удирать, или гадить, или прятаться под настольный календарь, как этого можно было бы ожидать от выпущенной на стол мыши, потоптался на месте - и вдруг начал таскать из общей кучи отдельные буквы.
   Войков заинтересовался.
   Мышонок, действуя быстро и, кажется, совершенно осознанно, сложил перед директором на столе слово "Мышь".
   - Дрессировщики, - добродушно усмехнулся Войков. - Забавно... Только это не ко мне, ребята. Это в цирк.
   - Назовите любое слово, - вкрадчиво попросил Вадик. - Любое.
   - Флюгер, - сказал, не думая, Войков.
   Мышонок крутанулся на месте, порылся в горке рассыпанных букв и вытащил "ф". Войков напрягся; мышонок легко разыскал "л" и потратил не менее тридцати секунд на поиски "ю". Войков ждал; Денис смотрел на мышонка, не отрываясь, ноздри его раздувались; у Вадика на лбу выступил пот.
   Мышонок установил буквы "г", "и", "р".
   - ФлюгЕр,- с раздражением сказал Вадик.
   Мышонок, не смущаясь, утащил "и" и разыскал взамен "е". После чего уселся на столе и принялся вылизывать лапу.
   - Любое слово, - с тихим торжеством сказал Вадик. - Предложение. Или прочтите строчку из сегодняшней газеты...
   - Как вы это делаете? - спросил Войков, стараясь не выказывать удивления.
   - Метод, - просто признался Денис.
   - Бихевиоризм?
   - Что вы! Никаких электродов в мозг! Совершенно другая методика, и никакого издевательства над животными!
   Мышонок сидел на задних лапах, в передних сжимая твердый знак.
   Хотел было грызть, но передумал.

* * *

   Прошло две недели, прежде чем Денис и Вадик были приняты на работу с испытательным сроком. Две долгих, полных сомнений недели.
   Во-первых, оказалось, что принцип работы "метода" соавторы и сами понимают не до конца. Для того и нужен дополнительный экспериментальный материал - прояснить некоторые спорные моменты.
   Во-вторых, рассказав в общих чертах о сути своего открытия, делиться подробностями молодые люди категорически отказались.
   - Мы бы могли пристроиться при каком-нибудь институте, - признался Денис, - но там у нас в лучшем случае будет пять соавторов. А в худшем - вообще все сопрут.
   Войков, сам ни разу не родивший ни единой, пусть самой пустяковой идеи, прекрасно понимал опасность, которой подвергались изобретатели. Мальчишки без имени, без авторитета, без связей - да, сопрут у них открытие, грех не спереть. И бредовая на первый взгляд мысль пристроиться под крылом Войкова уже не казалась такой неразумной.
   Сообразив это, Войков поставил условие: взять в соавторы его, директора, научного, так сказать, руководителя. И публикация под тремя фамилиями.
   Изобретатели от такого предложения опешили. Добро бы их собственные фамилии начинались с "А" или "Б" - может быть, реакция не была бы такой острой; но фамилии Вадика и Дениса начинались с "Р" и "Ф", и оба, не сговариваясь, отказались от соавторства с директором. Не для того, мол, сбежали из загребущего академического мира, чтобы получить третьего-лишнего в лице директора зоопарка.
   Тогда Войков сделал постное лицо и отказал. Неведомые рискованные эксперименты над государственными животным - да это подсудное дело! С чего бы Войкову, честному администратору, идти на преступление, не получая взамен ничего, кроме гипотетической благодарности гипотетических потомков?
   Как это ничего, быстро нашелся Денис. А успех зоопарка! У вас звери валяются полудохлые, всем своим видом демонстрируя страдание, а у нас они будут бегать, резвиться, кувыркаться, спариваться, да что угодно! Без ремонта тесных клеток, без реконструкций в загонах, без увеличения площади, без единой копейки капиталовложений - счастливые энергичные звери!
   Вот тут-то Войков крепко задумался. Поиграл ручкой "Паркер", постучал костяшками пальцев по столу и напрямую спросил: а на людей ваша методика действует? Могут люди вот так же, без зарплаты, без еды почти, в бараках и клетках радоваться жизни?
   Соавторы переглянулись.
   - Нет, - мягко сказал Вадик. - Честно говоря, она и на обезьян почти не действует. Особенности строения мозга...
   И пустился в пространные объяснения.
   - Не врете? - грубо оборвал его Войков. - А то ведь проверят. Как только опубликуете - без вас все проверят. И тогда...
   Он многозначительно замолчал, давая понять изобретателям, чем может расплатиться человечество за их познавательский зуд.
   Вадик прижал ладони к груди:
   - Не врем. Не враги себе.
   - Мы друг на друге проверяли! - вступил решительный Денис.
   Войков с сомнением покачал головой и потребовал "контрольного эксперимента".
   Пробовать решили на пони. После закрытия уединились на хоздворе. На глазах Войкова Денис прилепил к вискам унылого животного две крохотные пластинки. Вадик надел шлем навроде мотоциклетного и широким шлейфом присоединил его к ноутбуку. Больше ничего интересного в первых полчаса не случилось.
   Пони стоял, привычно опустив голову, иногда подергивая шкурой - ждал, когда наступит ночь, когда его оставят в покое. Вадик молчал - его лицо почти полностью было прикрыто щитком шлема; и Денис молчал - сидел, уткнувшись в ноутбук. Войков молчал - ждал результатов; вечерело. Директор терял терпение.
   Вдруг пони поднял голову - и посмотрел прямо в глаза Войкову, ясно и внимательно, как никогда не смотрел. Огляделся, будто впервые увидев и хоздвор, и ограду, и странных людей вокруг; встряхнулся и пошел по кругу, никем не принуждаемый, по привычке - и вместе с тем вроде бы удивленно. Обошел круг, потом другой, потом остановился перед Войковым, неуклюже поднялся на дыбы, опустился, будто застеснявшись, и снова понуро опустил голову.
   Вадик снял шлем и долго вытирал платочком лоб, виски и слипшиеся от пота волосы. Денис сидел, ничего вокруг не замечая, разглядывая картинку на экране ноутбука.
   - А как у вас мышь буквы знает? - спросил Войков.
   - Это не мышь, - глядя в пространство, ответил Вадик. - Это Денис. У него высшее образование. А пишет "флюгир".
   - А кто сейчас по кругу бегал? Ты бегал?
   - Ну... - Вадик пожал плечами. - Не так примити... то есть не так напрямую... я только дал начальный импульс, а бегал Кристалл...
   Кристаллом звали пони. Сейчас, когда Вадик снял свой шлем, пони все еще казался удивленным: как будто озарение, побудившее его самостоятельно пробежать два круга и впервые с жеребячьего возраста подняться на дыбы, не могло забыться.
   ...На следующий день Войков объявил изобретателям свою волю: принять с испытательным сроком на три месяца, но если через три месяца зоопарк не получит ощутимой прибыли - увольнение. Все эксперименты должны проводиться в отсутствие посетителей, и каждый шаг будет контролироваться Войковым лично. Согласны - так и быть. Не согласны - до свидания.
   Изобретатели, подумав, согласились.

* * *

   Три недели Денис и Вадик работали с пони Кристаллом. Кстати, сами и кормили его. И чистили. А по ночам устраивали эксперименты: с помощью своей секретной методики воздействовали на кору мозга Кристалла, "прокачивая" (терминология Вадика) через нее специально организованные образы, побуждения, команды. Войкову случалось слышать, как они спорили о вещах, даже ему, кандидату биологических наук, не вполне понятных, в то время как забытый пони дремал в углу вольера. Была глухая ночь, спал город и спал зоопарк, а изобретатели сидели друг против друга, каждый с ноутбуком на коленях, и двигали науку все вперед и вперед.
   Прошел месяц, и число желающих покататься на пони возросло втрое. Животное где-то выучилось цирковым фокусам: ходило, пританцовывая, по команде кланялось, а если громко спеть ему песню - отбивало копытом ритм, что, между прочим, ни в одну цирковую программу не входит. Малыши визжали от восторга, родители занимали очередь в кассу. Войков выжидал.
   Тем временем Денис и Вадик решили разделиться. Не потому, что поссорились (хотя их научные диспуты время от времени грозили закончиться дракой), а потому, что решили проверить независимо сразу две гипотезы. Денис решил заняться птицами и выбрал для этой цели страуса; Вадик остановился на зубре. Войков разрешил.
   Прошел еще месяц. Началась зима; в это время в зоопарке традиционно наступал "мертвый сезон", и так было всегда, но не сейчас. Страус, даже запертый в вонючем птичнике, никогда не присаживался отдохнуть - от открытия до закрытия зоопарка ходил по вольеру, как манекенщица по подиуму. Подходил близко к стеклу и, наклонив голову, заглядывал зрителям в глаза. Кланялся, изображая нечто вроде книксена; публика аплодировала. Предприимчивый Войков догадался прямо под табличкой с надписью "Страус" поставить кружку для пожертвований "в поддержку талантливой птицы"; посетители смеялись, но деньги бросали.
   Зубр, зиму проводивший в открытом вольере, тоже начал зарабатывать деньги. Не бродил, как обычно, вдоль решетки, выпрашивая подаяние, но бегал, подскакивал, брал барьеры, валялся на земле, задрав ноги, а то и задирал зубриху, с которой Вадик не работал и которая поэтому совершенно не могла понять перемены в настроении своего флегматичного сожителя.
   Перед зубром Войков тоже выставил кружку для денег.
   Сторожа решили было, что заработанное как зубром, так и страусом принадлежит им тоже; Войков жестоко развеял их заблуждение. Деньги каждый вечер изымались и приходовались. Для хозяйства это были, конечно, копейки, но на мелкие рекламные цели (плакаты, листовки, объявления в газетах) страус и зубр вполне зарабатывали. Со временем оказалось, что страус "получает" больше; Вадик, работавший с зубром, по этому поводу посмеивался, но смех у него выходил почему-то слегка напряженный.
   Испытательный срок для изобретателей прошел. Войков зачислил их в штат и обоим прибавил зарплату. Денису - чуть больше (за страуса).
   Вскоре после этого зубриха вдруг тоже "проснулась". Два зубра бегали по вольеру, играли в догонялки, едва ли не в чехарду; заработок копытных скоро превзошел заработок страуса.
   - Ты что, сбрендил! - кричал Денис Вадику. - Ты частотную закономерность ищи!
   А сам научил страуса прятать голову в кадке со специально разрыхленным песком - но не просто так, а только когда в кружку опустят бумажную денежку. В птичнике сделалось тесно - крохотное пространство не рассчитано было на толпу хохочущих поклонников.
   Войков заказал рекламу на радио, а потом, поднапрягшись, и на телевидении. Кадр со страусом, за деньги прячущим голову в песок, в считанные дни стал знаменитым. Войков через нужных людей вышел на мировые фонды поддержки зверинцев, зоопарков и живых уголков, и всюду разослал свои материалы.
   Началась весна. У касс зоопарка выстроилась очередь. Войков принял на работу двух новых кассиров и велел Денису и Вадику озаботиться медведями.
   - Мы науку делаем или в цирк играем? - для порядка возмущался Денис.
   - Медведи, - Вадик потирал руки. - Мы же мечтали попробовать на медведях, помнишь?
   С медведями пришлось повозиться. Медведей надо было усыплять, чтобы надеть на них пластинки для первого контакта; ветеринар применять снотворное отказался наотрез:
   - А не проснутся? С кого спрашивать? Животные ослабленные, авитаминоз, гиподинамия...
   Войков, с одной стороны, ветеринара понимал, с другой стороны надо же было выходить из положения. Вадик подал идею: использовать вместо липких пластинок быстро засыхающий гель с высоким содержанием металла. Такой гель в конце концов изготовили на основе столярного клея, и с помощью длинной кисточки нарисовали зверям "наушники" на висках - со стороны, во всяком случае, казалось, будто мишки слушают плеер.
   После этого слава страуса померкла перед славой медведей. Они не валялись, как обычно, в дальних углах клетки, и не раскачивались вправо-влево перед решеткой, вызывая у детей и родителей острую жалость. Под ментальным "руководством" Вадика они кувыркались на бревнах, боролись, стояли на голове, а со временем и танцевали вприсядку. Публика на медведей ломилась.
   Денис, чей страус потерял былую популярность, возревновал и выпросил у Войкова разрешения заниматься львом.
   В это время случилось небывалое - одна из сотни удочек, заброшенных Войковым в рыбное озеро международных фондов, сработала. Вышел грант, не самый большой, но и вовсе не маленький. Вот так получилось, что одновременно с разрешением на работу со львом Денис получил еще трех львиц, молодых, здоровых и дорогущих.
   Льва звали Чандром. Он был тощ, изможден, со свалявшейся гривой и жалобно-тонким хвостом. Он был старше Войкова, всю жизнь прожил в зоопарке, и, наверное, если погрузить мясо, недоданное Чандру за все эти годы, в вагоны - получился бы нормальный товарный состав.
   У Чандра были все понимающие, мудрые, слезящиеся глаза. Он прекрасно знал и понимал, что никаких львиц ему не положено до смерти; когда трех красоток впустили одну за другой в его вольер, он тихо ошалел.
   Чандра публично перекрестили в Султана, и новое имя написали на табличке перед новым вольером. Вольер же перестроили, стилизовав под гарем.
   Во время первого контакта Денис и лев просто сидели, уставившись друг на друга. На Денисе был шлем, рядом на скамейке лежал ноутбук. Лев казался спокойным, Денис тяжело дышал.
   - Вот зверюга, - говорил потом Денис Войкову, возбужденно потирая виски - Вот царь зверей, ах ты!..
   До объяснений, впрочем, не снизошел.
   Взаимное созерцание человека и зверя длилось без малого неделю. Потом лев тряхнул жидкой гривой, Денис подпрыгнул, чуть не уронив ноутбук, и работа началась.
   Физические кондиции Чандра-Султана не позволяли устраивать представление ежедневно. Денис составил "распорядок работы гарема", согласно которому самые горячие супружеские сцены приходились на субботу и воскресенье. Лев подходил к барьеру, выбирал среди публики хорошенькую женщину и, глядя ей в глаза, свирепо рыкал на весь зоопарк; пока обомлевшая публика приходила в себя, Султан шел к своим султаншам, числом три, и требовал повиновения.
   Львицы, бывало, огрызались. Султан укоризненно мотал головой, драл негодных за уши, за что мог получить и тяжелой лапой промеж глаз; публика была в восторге. Рано или поздно одна из львиц, уступив природе, сдавалась, и наиболее консервативные родители спешили увести малышей от вольера, зато менее консервативные - а также молодые пары, не имеющие места для встреч и коротающие поэтому вечера в зоопарке - старались протолкнуться поближе к решетке. Никто не обращал внимания на Дениса, сидящего в отдалении не скамейке и нервно курящего сигарету за сигаретой.
   - Как ты это делаешь? - много раз допытывался Войков. - Ты что, управляешь им, как на ниточках, да?
   Денис раздраженно мотал головой. Начинал объяснять, но сбивался на поток невнятных терминов. А может быть, и хитрил - намеренно уводил директора от разгадки, как птица уводит хищника от гнезда.
   - И что ты при этом испытываешь? - спрашивал Войков, скабрезно усмехаясь. Но Денис на провокации не поддавался.
   - Испытываю исследовательское вдохновение, - отвечал сухо. И больше ничего нельзя было от него добиться.
   Тем временем Вадик запил. Это было внезапно и страшно, и не имело видимого объяснения; Войков сам звонил его матери и вел в ней долгие переговоры. Отбивал Вадика у милиции; вылавливал в каких-то кабаках, запирал в подсобке, тряс за плечи: да ты что, парень?! Вадик молчал, болезненно морщился и бормотал еле слышно:
   - Наука...
   Денис провел несколько ночей, сидя у кровати вдребезги пьяного, потерявшего человеческий облик Вадика; потом они имели долгий разговор.
   Потом Вадик вдруг просветлел. Очнулся, завязал, принес извинения Войкову и попросил разрешения попробовать метод на жирафе. Жираф Манюня привязался к Вадику, как брат: едва завидев его, шел к решетке, наклонял длинную шею, даже, кажется, улыбался мягкими черными губами. Результат не заставил себя ждать: вскоре перед клеткой Манюни толпились зеваки. Жираф ходил, кланялся, пританцовывал, звонил в подвешенный к потолку колокольчик; конечно, с успехом Султана это не могло сравниться, но Войков и тому был рад: главное, Вадик вернулся, выбросил дурь из головы, а успехи - не за горами.
   Основания для оптимизма у Войкова были. Мировые фонды дергали удочки одну за другой, директор едва успевал подсекать. Город выделил зоопарку дополнительную площадь; качели-карусели Войков безжалостно снес, а на их месте заложил новые вольеры для купленных, выменянных, полученных в порядке гуманитарной помощи крокодилов, бегемотов, слонов, белых медведей, кенгуру... Вокруг стройки пестрели рекламные щиты. "Здесь будет Империя Зверей" - вот что было на них написано.
   Явились люди с крупного телеканала: город полнился слухами, пришло время снять документальный фильм. Две недели, пока шли съемки, Войков стоял за спиной оператора и следил, чтобы Денис и Вадик не попали в кадр; впрочем, молодые люди и сами не искали дешевой популярности. Та слава, что ждала их впереди, не нуждалась в размене на сиюминутную экранную мельтешню.
   Одновременно с выходом документального фильма Войков выпустил блок рекламы на радио, в метро и на ученических тетрадках. Поток посетителей вырос почти вдвое; цены на входные билеты Войков демонстративно не менял: зоопарк - лицо города, и возможность заглянуть в это лицо должна быть доступна всем...
   Строительство "Империи зверей" продвигалось не просто ударными - сбивающими с ног темпами, днем и ночью. Прошло несколько месяцев, и деревянные щиты, отгораживающие стройку от остального парка, сняли; под дощатым забором обнаружился другой - лепной, затейливый, со стилизованными воротцами и будкой контролера при входе.
   Публика завозмущалась было - но билеты на право посетить "Империю" оказались вполне доступными по цене. Смирились, завосхищались: все-таки как здорово сделано!
   Внутри, среди крохотных озер и живописных водопадов, отделенных от зрительской тропы барьером и каменным рвом, розовым лесом стояли задумчивые фламинго. Слон со слонихой бродили, как величественные светло-серые танки: расходились в разные стороны, потом одновременно разворачивались и шли навстречу. Приветствовали друг друга; касались хоботами и расходились снова, и в этих повторяющихся проходках было что-то от древнего магического ритуала.
   Слонов звали Рави и Шаши. С ними работал Денис.
   В темной воде мокли крокодилы, числом четыре. Время от времени кто-то из них вырывался, как торпеда, прямо перед собравшейся у барьера публикой - разбрызгивал воду, разевал пасть, заставляя зрителей сперва отшатнуться, а потом нервно захохотать; крокодил ходил взад-вперед, свирепо поедал кровавое мясо из кормушки, бил хвостом и снова нырял в озеро; через четверть часа то же самое проделывал другой крокодил, и, таким образом, каждая из рептилий имела почти час заслуженного отдыха, а толпа перед крокодильим озером не редела ни на минуту.
   Крокодилов звали Ротбард, Одетта, Одилия и Яшка. С ними работал Вадик; Ротбард был его любимцем.
   - Он чем-то похож на меня по характеру, - признавался Вадик на ночных "планерках" у шефа. - Такой, понимаете, глубокий эмоциональный контакт...
   Для белых медведей было построено отдельное помещение с кондиционером. В чистый глубокий бассейн бросали лед и запускали рыбу; медведи ничего особенного не делали: спали, купались, ну, иногда боролись. Кенгуру прыгали по периметру обширного вольера; ни на медведей, ни на кенгуру у Дениса и Вадика пока не хватало сил, а на осторожное Войковское предложение "нанять подмастерьев" оба ответили таким ледяным молчанием, что Войков никогда больше об этом не заговаривал.
   Посыпались статьи, репортажи, интервью в городских газетах. Не было дня, чтобы перед воротами зоопарка не остановилась машина с эмблемой какой-нибудь телекомпании на дверях. Денис и Вадик интервью не давали: в эти дни они рывком приблизились к пониманию важнейшей тонкости в работе мозга, и проводили дни и ночи в одном на двоих рабочем кабинете, где в помощь двум их ноутбукам установлена была мощнейшая машина, уместная не в зоопарке, но в центре управления космическими полетами.
   Войкова беспокоила некоторая экзальтированность изобретателей (а оба они к тому времени числились заместителями Войкова по работе с животными и получали зарплату не ниже, чем у директора). Крокодилы, соскучившись, все чаще пропускали очередь "на выход"; слоны двигались будто нехотя, а то и вовсе стояли, вперив глаза в землю. Кенгуру валялись по всему вольеру, разбросав по земле безвольные хвосты.
   Войков раздумывал долго и мучительно. Раздумывал целый день; на другое утро вызвал юную уборщицу, принятую на работу после конкурсного отбора, вручил ей калькулятор и поручил жизненно-важное для зоопарка исследование: считать, сколько человек находится одновременно перед той или другой экспозицией.
   - Каждые полчаса, - строго говорил Войков, - подсчитываешь, сколько публики стоит и смотрит. Складываешь. Делишь на количество замеров, и таким образом получаешь среднее арифметическое. Называешь его "рейтинг" и записываешь в тетрадку. Тетрадку - мне... В конце месяца получишь премию.
   Уборщица преданно мигала коротенькими светлыми ресницами.
   - Прошло то время, - сказал Войков наставительно, - когда популярность животного измерялась собранными медяками! У нас "Империя зверей" - не выставлять же, как раньше, копилки...
   И через несколько дней поднял цену на билеты в "Империю".

* * *

   Изобретатели узнали о рейтингах случайно. Сперва удивились занятию уборщицы, тайно - в бинокль из окна подсобки - ведущую подсчеты. Потом увидели "журнал рейтингов" - и поразились вдвойне. Оказывается, на крокодилов смотрели в два с половиной раза охотнее, чем на слонов!
   - Крокодил вызывает содрогание, - самодовольно комментировал Вадик. - Страх, опасность привлекает сильнее, чем что-либо другое... А слон? Что он может? Надоевший символ, трейд-марка: "Три слона", "Белый слон", "Золотой слон"...
   Денис молчал.
   Прошла неделя. У слона Рави со слонихой Шаши начались настоящие супружеские сцены.
   Причина их конфликта иногда была ясна публике, иногда - нет. Слоны ссорились из-за бананов в кормушке, из-за места на прогулочной дорожке (которая могла вместить десяток слонов, а не только двух), но, что самое интересное, слоны ссорились из-за внимания публики, и, когда публика это "просекла", удовольствию не было пределов.
   - Ра-ви! Ра-ви! - скандировала толпа и хлопала в ладоши. Рави раскланивался; Шаши замахивалась на него хоботом, злилась и провоцировала драку. Публика некоторое время потешалась, потом кто-то самый сострадательный выкрикивал:
   - Шаши!
   - Ша-ши! Ша-ши! - скандировали взрослые и дети, Шаши успокаивалась и подходила ближе к барьеру со рвом, но тогда ее настигал обиженный Рави, и семейная свара начиналась с новой силой...
   Разумеется, ссоры и драки между слонами прерывались периодами "развода", когда каждый отдыхал в своем углу вольера, не обращая на публику внимания. По-прежнему бывали моменты "спокойствия", когда парочка расхаживала взад-вперед, обмениваясь церемонными приветствиями. Но публика, погуляв по "Империи", снова и снова возвращалась к слоновьей загородке: не пора ли? Не началось?
   Слоны оправдывали ожидания и менее пяти ссор за рабочий день не устраивали. Уборщица, ведущая подсчеты, жаловалась на объективные трудности: таку-то толпищу поди сосчитай!
   Тогда Войков закупил и смонтировал систему камер наблюдения со встроенной функцией подсчета. Отныне рейтинги являлись ему - и изобретателям - не в виде каракулей в школьной тетради, а в виде таблиц и графиков на экране монитора.
   Вадик нервничал. Много курил. Войков слышал, как он говорил Денису:
   - ...На глазах детей? Вот гадость! Кровь... То есть народ бы повалил, я понимаю... Но на глазах детей - невозможно... Хрен с ними, с крокодилами!
   И переключился на кенгуру, причем с таким пылом и изобретательностью, что рейтинг слонов оказался побит в считанные недели.
   "Живые животные! - возвещала реклама. - В самом деле живые!"
   Скоро стало ясно, что центральный вход в зоопарк спланирован без учета наплывающих толп; все ждали нового подорожания билетов в "Империю" - и дождались. Отныне право посмотреть на живущих полной жизнью зверей стоило, как ужин в хорошем ресторане.
   Последовало осложнение со стороны городских властей. Войков был к этому готов, радушно и честно принял комиссию из мэрии. Был искренен, ничего не скрывал: вот зоопарк, в отличном состоянии. Чистота, санитарные нормы, великолепные условия содержания: копытные, птицы, бурые медведи, обезьяны... Для городских детишек - лошади, козы, свиньи, куры, индюки, все сытое и ухоженное. Плата за вход - символическая, дети, пенсионеры, солдаты и студенты - бесплатно.
   А вот "Империя зверей", общество с ограниченной ответственностью, щедро платящая зоопарку за аренду площади. Здесь цены, увы, коммерческие - такова жизнь. Хотя для детей, опять-таки, пятидесятипроцентная скидка.
   Комиссия стала свидетельницей ссоры и примирения слонов Рави и Шаши, кроме того, впервые для комиссии в кенгурятнике была представлена сценарно организованная композиция "Чей ребенок?". Войков сам давал необходимые объяснения:
   - Кенгуриха Зульфия уверена, что кенгуренок ее сестры Джулии на самом деле украден ею у кенгурихи Гюльсар. Отец кенгуренка отказывается признавать права Гюльсар на сына, а может быть, дочь - половую принадлежность молодого животного мы пока не определили... Смотрите, сейчас Зульфия желает осмотреть кенгуренка, а Джулия чинит препятствия!..
   Заключение комиссии оказалось благоприятным для Войкова; на следующий день подписан был договор с крупнейшим международным телеканалом: съемки и трансляция повседневной жизни уникального, единственного в мире зоопарка, содержащего столь активных и внутренне свободных зверей.

* * *

   ...Подумать только - когда-то простой прогулки по вольеру было достаточно, чтобы у решетки собралась толпа!
   Теперь, когда за каждым процентом рейтинга стояли бешеные деньги, Денис и Вадик относились к работе иначе. К слову сказать, и друг к другу их отношение поменялось - они, конечно, внешне оставались друзьями, но Войков был слишком проницателен, чтобы не придавать значения острым, а иногда и ненавидящим взглядам, которыми его заместители обменивались на планерках.
   Денис делал ставку на драматургию внутрисемейных отношений. Маленький прайд посвежевшего и помолодевшего Султана давно стал частью "Империи"; отношения слонов Рави и Шаши получили значительную рейтинговую прибавку, когда Войков купил для Дениса новую слониху - Звездочку. О кенгурятнике, где вечно делили детей, и говорить не приходилось.
   Вадик, тем не менее, считал, что соперничество в стае, в стаде или даже противоестественном коллективе крокодилов, волею судеб заключенных в одном бассейне, куда интереснее всяких мелодраматических коллизий. Власть и пути к власти - вот что приковывает взгляд; Вадик требовал в "Империю" волков, и получил волков, и занялся волками, и разультат сразу побил все "драматургические изыскания" Дениса. Целый месяц по первому каналу транслировали документальный сериал "Стая он-лайн": три вожака грызлись за главенство, шесть волчиц отдавали предпочтение то одному, то другому, в ход шли поощрения и наказания, симуляции и соблазны, сговоры ("снюхивания"), клыки и зубы... Целый месяц рейтинг волчатника оставался самым высоким по "Империи".
   Тем временем в гарем льва Султана привезли новенькую - Хуррем, львицу-подростка, еще недавно жившую с матерью в каком-то европейском зоопарке. Первые дни Хуррем сидела в углу вольера и истерически рычала в ответ на любую попытку приблизиться к ней - будь то Султан или кто-то из его жен. Однако прошло время, и юница осмелела; на глазах изумленной публики разыгралась длинная и подробная драма: возвышение Хуррем, поединок Хуррем и старшей львицы Вольки, клочья шерсти, вырванные из Волькиной шкуры теперь уже Султаном, благоволение - даже страсть - Султана к Хуррем... Ревность оставленных львиц. Беременность Хуррем. Возвращение Вольки из немилости. Ревность на этот раз Хуррем, и вспышка Султана - соплячка забывается! Результатом воспитательных усилий Султана стал выкидыш у Хуррем, после чего перед зоопарком появились пикетчики с плакатами: "Старого мерзавца - на мыловарню!" Под мерзавцем подразумевался, вероятно, Султан...
   - Я больше не могу, - закатывал глаза Денис.
   Вадик жестко усмехался. Его следующий проект назывался "Война", и в нем участвовали на этот раз две волчьих стаи. После того, как в каждой стае утверждался вожак, происходило "сценарно организованное" массовое сражение. Проигравшая стая оттеснялась за красную линию, нанесенную краской на грунтовом полу "бойцового" вольера, и там нещадно поливалась ледяной водой; обычно после проигрыша случались стихийные "перевыборы".
   Рядом со старым административным зданием выстроили новое - из красного кирпича, с мраморной отделкой, с коробочками кондиционеров по числу окон, с крышей, плотно усаженной спутниковыми антеннами. Изобретатели получили каждый по кабинету с приемной и по две сменных секретарши. Войков, не желавший выпускать заместителей из виду, расположился на том же этаже - с видом на зеленые просторы зоопарка. К тому времени за границами "Империи зверей" остались только обезьяны (их щедро расселили по большой территории) да сельскохозяйственная живность вроде овец и коз. "Империя", обнесенная высоким затейливым забором, разрасталась, захватывая все большую площадь, и забор то и дело приходилось переносить.
   В старом здании администрации теперь была телестудия. Войков счел, что пора основать собственную телекомпанию - "Звер-тиви". И основал.

   ЧАСТЬ ВТОРАЯ

* * *

   Игрейна Маркова ждала мужа с работы.
   В паспорте у Игрейны значилось "Ирина", но так уж случилось, что с будущим супругом ей довелось познакомиться на ролевом полигоне. Юная Ирочка была в те дни королевой, а Максим - случайным человеком, студентом кинофака, явившимся поснимать колоритную натуру.
   С тех пор Макс называл Иру Игрейной, и сама она как-то незаметно стала звать себя именно так. А ведь известно, что в разговорах с собой человек называет себя настоящим именем, тут уж ничего не поделаешь.
   Был летний день, который уже через несколько минут смело мог называться вечером. Крохотная кухонька крохотной квартиры, по счастливому стечению обстоятельств принадлежавшей Игрейне и Максу, обращена была на запад. Игрейна резала картошку, и разделочная доска постукивала под ножом, как деревянный щит под градом легких стрел.
   Игрейна ждала мужа. Сегодня у Макса была очень важная, судьбоносная, можно сказать, встреча. Он должен был вернуться к двум, самое позднее к трем - но часы показывали десять минут шестого, а Игрейна все еще ждала.
   Скрежетнул ключ, поворачиваясь в замке. Игрейна на секунду сунула руки под кран и, на ходу вытирая их полотенцем, поспешила к двери.
   Спешить ей было недалеко. Шесть квадратных метров кухня, два метра - прихожая.
   - Макс!
   - Все в порядке, - сказал Максим, стягивая сандалии. - Дай чего-нибудь попить, а?
   Игрейна плеснула ему в чашку минералки. Макс выпил до дна, тогда Игрейна плеснула ему еще; рубашка мужа, с утра безукоризненно белая и без единой складки, сейчас напоминала футболку марафонца на финише.
   - Ну? - не выдержала Игрейна.
   - Договор подписал, - Макс почему-то развел руками. - Ну, знаешь... Подписал. Все. Штатный сотрудник.
   - И-и-и!
   Длинная минута ушла на объятия, поздравления и прочую дребедень. Рискуя повалить составленные в углу штативы, Игрейна висела на шее у мужа и целовала его в потные щеки:
   - А я не верила! Вот ей-Богу, не верила! Ну, ты молодец. Ну, ты просто гений. Давай напьемся. Максик, давай гостей позовем... Умница моя!
   - А еще водичка есть? - жалобно спрашивал Макс.
   Через полчаса поспела жареная картошка. Максим, успевший принять душ, сидел на диване в майке и шортах, вертел в руках вилку (аппетита у него почему-то не было) и рассказывал:
   - Ну... Он какой-то ненормальный, этот Войков. Я хотел уже все бросить и уйти. Одно собеседование, второе... Это при том, что два "интервью" я уже прошел! При том, что была и практика, и пробные съемки, и работы свои я присылал... Нет, говорят, с творческой стороны вы нас вполне устраиваете, а вот кем был ваш дед по материнской линии? Случалось ли вам похищать книги из библиотеки? Нет ли у вас друзей-журналистов? Такое впечатление, что я не в телекомпанию нанимаюсь, а в какие-нибудь очень компетентные органы...
   Макс поморщился и замолчал.
   - И все-таки, - осторожно сказала Игрейна, - это очень хорошо, Максик. Это чудо как хорошо. Круче "Звер-тиви" сейчас нет никого!
   - Ну да, - вяло согласился Макс. - Пару лет поработаю - квартиру нормальную купим... Слушай, а что ты там говорила насчет гостей?

* * *

   Супружеская кровать Марковых была узкой, как на корабле. Но, будь она размером хоть с теннисный корт, Игрейна все равно не могла бы заснуть, слушая, как вздыхает в темноте Максим.
   За годы замужества она успела изучить все его вздохи. И сейчас ей совершенно ясно было, что Макс, никогда от жены ничего не скрывавший, теперь носит на душе гадюку и стесняется - либо боится - поделиться ношей.
   Игрейна не спала, но и ни о чем не спрашивала. За тонкой стенкой пробили соседские часы - час ночи, потом два часа; колыхалась занавеска. Максим вздыхал.
   - Не могу, - Игрейна села, спустив ноги на пол. - Ну не могу же... Что случилось?
   - Ничего.
   Игрейна поднялась и босиком прошлепала на кухню. Поставила на плиту чайник - не потому, что хотела чаю, а потому, что это простое действие всегда ее успокаивало.
   - Знаешь, - сказал Максим из спальни. - Я сам уже не рад. Что подписал все это.
   - Да что такое ты подписал?
   - Контракт, - глухо сказал Максим. - Без права увольнения в течение пяти лет. И еще десять подписок. О неразглашении, невступлении в контакт с прессой, не вижу, не слышу, шаг вправо, шаг влево...
   - Весь этот бред противоречит конституции, - авторитетно заявила Игрейна. - Войков параноик. Не стоит принимать его заморочки всерьез.
   - Я хотел с тобой посоветоваться, - после паузы сказал Максим. - Но они так все повернули - или я подписываю сразу, или - до свидания...
   Игрейна вернулась в спальню. Села на кровать, обняла мужа за голое влажное плечо:
   - Он элементарно боится, что у него потырят этот его "передовой метод дрессуры". Затем ему охрана, юристы, "крыша"... Затем он запугивает новичков, заставляя подписывать всякую дрянь. То есть по-хорошему, конечно, всякую дрянь лучше не подписывать... Но ведь не конец света, правда? Ты ведь оператор, а не промышленный шпион, нафига тебе чужие тайны?
   - Я ведь даже не в зоопарк нанимался, а на студию, - пробормотал Макс.
   - Тем более не бери в голову, - сказала Игрейна твердо. - Все фигня.
   В глубине души она вовсе не была в этом уверена.

* * *

   Максим Марков был хорошим оператором. Дело даже не в призах, полученных на студенческих и молодежных фестивалях. Марков сочетал несомненный талант с рассудительностью и надежностью, а это случается гораздо реже, чем хотелось бы.
   Режиссер Коровко, с которым Максу довелось работать на "Звер-тиви", ценил профессиональные качества нового оператора и, пожалуй, даже симпатизировал Маркову, но внешне этой симпатии старался не проявлять.
   - Самку укрупни. Еще... Двигайся, Макс, не стой, да подойди ты поближе, они не кусаются... Так...
   Те, кто "не кусаются", были волками. Крупными, серыми, очень энергичными и нервными - ненормально нервными с точки зрения Макса. Волки жили сложной жизнью, лишь отдаленно напоминающей дикую жизнь их вольных собратьев. Марков уже понял: если поначалу "коньком" директора Войкова была "естественная жизнь животных", то со временам маятник качнулся в сторону "чудес дрессировки".
   Никакой дрессировки, как мог заметить Марков, не было и в помине. Никто не ходил к волкам в вольер, никто не кормил их сахаром в награду за правильные действия, никто не щелкал кнутом в наказание за неправильные; никто ничего от волков не хотел - они жили как бы сами. Они поступали как бы по собственной воле; другое дело, что воля эта была очень странная. Волки играли в сложную, порой жестокую игру. Это была игра-соревнование; в вольере сооружено было два каменных "трона", вид которых живо напомнил Маркову старый мультик "Маугли", и два вожака боролись за влияние. Поединок, случка, "голосование" - кто из вожаков соберет вокруг себя больше последователей? Выяснение отношений, наказание ослушников, поощрение преданных сторонников, снова случка; поединок. Массовая драка. Зализывание ран. Массовая случка. "Голосование"...
   Пик волчьей деятельности всегда приходился на послеобеденное время, когда у входа в "Империю зверей" стояла, несмотря на дороговизну билетов, длинная очередь. Марков - и с ним еще два оператора - снимали волчью жизнь полную рабочую смену. Ночью волки, вопреки своей природе, затихали, зато оживлялся режиссер Коровко - монтировал материал до рассвета, окруженный плотной бригадой ассистентов, помощников и специалистов по изготовлению кофе.
   Работа нравилась Маркову. Работа давала возможность проявить себя в полной мере; Макс был хорошим оператором, и режиссер Коровко ценил его.
   - ...Это тебя, - сказала Игрейна, и в голосе ее Максу почудилось напряжение. Еще бы - одиннадцать вечера, они уже собирались отключать телефон...
   - Марков?! Скотина! Ты что делаешь, сопляк! - кричала трубка голосом режиссера Коровко, кричала и материлась так, что Макс невольно отдернул ухо. - Ты что... Ты сколько... А ну, немедленно на студию! Немедленно!
   - Проблемы? - спросила Игрейна.
   Макс разглядывал черные дырочки в опустевшей трубке. Режиссер Коровко, хоть и бывал эмоционален, беспричинных вспышек ярости никогда себе не позволял. Что же он, Макс, мог такого натворить?..
   - Поедешь? - Игрейна была спокойна и сосредоточена. - Или потерпишь до завтра?
   - Поеду, - пробормотал Макс. - В конце концов, мне самому интересно.

* * *

   Макс вернулся через три часа. Игрейна не ложилась спать - ждала. Читала книгу.
   Макс был бледен. В прихожей снял обувь, прошел на кухню, выпил воды. Игрейна, ни о чем не спрашивая, следовала за ним по пятам.
   - Ну... - сказал Макс наконец. - Ну, контора... Ты не поверишь.
   - Поверю, - возразила Игрейна.
   - Короче, прихожу я... А там на мониторе - волки в лабиринте. Классно, честно говоря... Надо тебе как-нибудь сходить, посмотреть...
   Макс вздохнул. Вытер мокрый подбородок. Игрейна ждала.
   - Ну вот... Отсняли сегодня большой фрагмент. Волки ходят по лабиринту, решают всякие задачки - ну, лапой на рычаг нажать, подлезть, перепрыгнуть... А в конце лабиринта - волчица. Ждет, значит. Кто первый дойдет. Кто самый умный. Один дошел, и сразу к ней, а она ему зубы показывает. Рычит. Ее фаворит, понимаешь - он проиграл... - Макс нервно захихикал. - А этого победителя она не хотела... Ну, сцепились. Они клочья дерут друг из друга, а фаворит ее застрял в лабиринте - не может через решетку просочиться...
   - Через решетку?
   - Ну хитрая такая, двойная фигурная, и человек не сразу догадается, не то что волк...
   - Странные у них развлечения, - пробормотала Игрейна.
   - Странные, - мрачно согласился Макс. - Но публике нравится.
   - А что не нравится Коровко?
   Макс поморщился, будто собираясь чихнуть:
   - Коровко... Ты прикинь - я ведь снимал эту волчью драку от начала и до конца. У них, когда крови много, волков всегда разгоняют... Шлангами... Так хорошо получилось, динамично...
   Макс замолчал.
   - Ну и? - спросила Игрейна.
   - Ну и на заднем плане, - вздохнул Макс, - засветился там один... Войковский зам, Рачевский его фамилия. Со стороны зрителей его не видно было, он за щитом стоял... А я искал ракурс, и случайно этого Рачевского взял в кадр. На заднем плане. Из-за этого у Коровко случилась истерика.
   Максим снова замолчал.
   - Не понимаю, - сказала Игрейна.
   - Коровко дурак, - Макс мотнул головой. - Если бы он потихонечку, сам... на компьютере эту фигуру отредактировал... никто бы ничего не заметил. А так всем стало любопытно: за что это Коровко Маркова жучит? Кто попал? Марков попал? А-а, Рачевский попал в кадр... Коровко когда допер - совсем красный стал, я думал, его тут же кондрашка хватит...
   - Все-таки не понимаю, - Игрейна поставила чайник на плиту.
   - А я понимаю? - тоскливо спросил Макс. - Тайна Мадридского двора имени гражданина Полишинеля. Все делают вид, будто понятия не имеют, чем занимаются Рачевский и Федоров. Если кто-то хоть имя их всуе упомянет - Войков штрафует, Войков лютует, может даже бандитов наслать...
   Макс спохватился, что сболтнул лишнее, и опасливо покосился на Игрейну.
   - А чем же занимаются Рачевский и Федоров? - спросила Игрейна, делая вид, что не расслышала последних слов.
   - Хрен его знает. Что-то шаманят со зверями. Дрессировщики...
   - То, что ты каждый день рассказываешь, называется по-другому, - сказала Игрейна. - Я не представляю, как их можно выдрессировать... чтобы они так себя вели.
   - Как? Не по-звериному?
   Чайник все не закипал. Игрейна молчала.
   - Ты не волнуйся, - бодро сказал Максим. - Мне лично эта дурная ситуация ничем не грозит. Я так натурально хлопал глазами... Вроде как полный дурак...
   - А ты, когда снимал, заметил Рачевского?
   - Ну ясно, что заметил... Но ракурс менять не стал. Очень выигрышный был ракурс... Знаешь, волчью драку снимать - это не показ моделей, там совсем другой ритм...
   - А что он делал?
   - Кто?
   - Рачевский.
   - Да вроде ничего... Стоял. Смотрел. Глаза иногда закатывал. Губы кусал, будто нервничал. Вообще... - Макс задумался. - Странное лицо. Будто припадочный. А когда в коридоре его встречаю - нормальный мужик, молодой, здоровается даже...
   - Так спроси его, что он там делал.
   Макс медленно повернул голову. Посмотрел Игрейне в глаза; взгляд был красноречивее любого плаката. Так мог бы смотреть старый сапер на ребенка, только что предложившего сыграть в лапту на минном поле.
   - З-зараза, - сквозь зубы ругнулась Игрейна. - Это зоопарк, да? Или это секретный военный объект в пустыне Гоби?
   - Хуже, - глухо сказал Максим. - Знаешь, какие там бабки? А знаешь, какая там крыша?
   - Зверей жалко, - сказала Игрейна.
   - Что?
   - Зверей. У них-то крыши не бывает.

* * *

   Инцидент с режиссером Коровко замяли. У Максима вычли из зарплаты "за некомпетентность". О деньгах Марков не жалел, на формулировку обиделся очень; через некоторое время, случайно или нет, у него поменялось начальство: вместо Коровко с его волками Макс оказался под началом режиссера Сыча, специализировавшегося на съемке крокодилов.
   - Не переживай, - сказала Игрейна, услышав о новом назначении Макса. - Может быть, чуть позже доверят тебе снимать жирафов каких-нибудь или пингвинов...
   На самом деле Макс вовсе не был расстроен; утешая его, Игрейна утешала себя. Дело в том, что сама она ненавидела крокодилов с детства, ненавидела, боялась и брезговала. И даже рассказы о том, какими заботливыми бывают крокодилицы-мамаши по отношению к потомству, не могли ей внушить ни капли симпатии к рептилиям-убийцам.
   Тем временем в зоопарке появилась мода на "совместное содержание", и крокодилы Ротбард, Одетта, Одилия и Яшка оказались на острие атаки. К их бассейну присоединили соседний вольер, в котором водились вараны Чип и Дейл, причем Дейл была самкой.
   Макс прилежно снимал ежедневные упражнения крокодилов и не задумывался особенно, каким образом общежитие варанов и крокодилов может повлиять на зрительский рейтинг вольера. Прошло несколько недель, прежде чем он понял.
   Крокодилицы Одетта и Одилия отложили яйца. Их кладки оказались на разных берегах бассейна; как и положено, крокодилицы аккуратно зарыли яйца в кучу листьев (гниющие листья обеспечивают оптимальную температуру для развития зародышей). Через несколько дней варанов перестали кормить, а кормушку крокодилов перенесли как можно дальше от кладок.
   И началось то, что режиссер Сыч называл "драматургией".
   Ротбард и Яшка, невозмутимые отцы, лежали в бассейне двумя неподвижными бревнами. Одетта и Одилия, голодные и свирепые, искали способ сохранить потомство от ненасытных варанов. Вараны прекрасно знали, где находятся крокодильи яйца; если одна крокодилица отлучалась поесть, другой приходилось охранять две кладки, разделенные бассейном и в равной степени доступные для быстрых и беспощадных врагов.
   Рейтинг крокодильего вольера подскочил почти вдвое. Особенный восторг публики вызвала отчаянная попытка Одилии заставить Яшку дежурить у кладки.
   - Все мужики одинаковые! - в азарте кричала какая-то женщина. - Разлегся в пруду и лежит, а баба разрывайся! Хоть бы пожрать ей принес, раз сам на яйцах не сидишь!
   Крокодилий вольер снабжен был специальными рабочими местами для операторов, и Макс, ничем не рискуя, мог нависнуть хоть над берегом, хоть над буро-зеленой мутной водой. Азарт борьбы за яйца невольно передавался и ему; стоило варанихе Дейл (а она была просто прирожденной похитительницей яиц) направиться к бассейну, как Макс хватал ее в кадр, будто предупреждая этим крокодилиц, будто посылая Ротбарду и Яшке немой укор: что же вы делаете, отцы, блин!..
   Вараны украли и съели два яйца у Одетты и два у Одилии, прежде чем Ротбард, наконец, почувствовал необходимость вмешаться. Он выскочил из воды, как возмездие, перед самым носом обнаглевшей Дейл; казалось, кровопролития не избежать - но Дейл вывернулась. Припадая к земле, как армейский броневик, Ротбард погнался за варанихой по чужой уже территории, но Чип и Дейл были слишком умны, чтобы принимать приглашение к битве. В их вольере предусмотрены были (кстати, кем?..) крокодило-недоступные безопасные места; туда и спрятались супруги-яйцекрады, и их равнодушные морды не выказывали ни страха, ни злорадства. Оно и немудрено: кто-нибудь видел злорадство на морде варана?!
   - Блин, - беззвучно сказал Макс.
   Ротбард, будто опомнившись, вернулся к воде. Одетта и Одилия застыли каждая у своей кладки; Ротбард тяжело, безнадежно перевалился через край бассейна, и поднятые им брызги упали на песок, на пол операторской кабинки и на кроссовки Максима Маркова.

* * *

   В тот день Макс впервые совершил должностное преступление - вынес со студии дискету.
   Вообще-то всех сотрудников проверяли перед выходом с проходной, требовали показать сумки, иногда и обыскивали; может быть, эта унизительная процедура и спровоцировала у Макса азарт правонарушителя. Кто знает, чем обернулась бы авантюра, нащупай "секьюрити" дискету в кармане у Макса. Но - обошлось.
   (Поначалу Макс хотел прилепить дискету скотчем под мышкой, укрывшись для этого в кабинке туалета, но в последний момент испугался. Ему померещилась камера наблюдения, помещенная параноиком-Войковым на стыке двух плиток кафеля. Гораздо позже он узнал, в какую яму чуть не свалился, потому что камеры наблюдения стояли не только в туалете - везде).
   Полный адреналина и с дискетой в кармане, Макс вернулся домой и рассказал обо всем Игрейне (в последнее время он почти не говорил с ней о работе - рассказы о крокодилах она слушала неохотно).
   - Ну ни фига себе, - сказала Игрейна после долгого молчания. - Покажи.
   На дискете помещались всего несколько фотографий - вырезанные кадры отснятого за несколько дней материала. Но - самые яркие кадры. Вараниха крадет яйцо, погоня крокодилицы, скорлупа на песке, вмешательство Ротбарда...
   - Знаешь, Макс, - подумав, сказала Игрейна. - Я хочу сама на все это посмотреть... Давай обождем со стиральной машиной и купим билет, о-кей?

* * *

   Макс давно знал, к кому обращаться, если хочешь оказаться свидетелем какого-нибудь нерядового события. Официально считалось, что все в зоопарке происходит как бы само собой, по инициативе зверей; на практике любой сотрудник, решивший купить билет жене или другу, шел в офис и заводил туманный разговор на тему "когда бы мне позвать гостей". И как-то само собой выяснялось, на какие дни, часы и у какого вольера планируется наибольшая концентрация камер. В случае с визитом Игрейны дело обстояло и того проще: через неделю должны были вылупиться крокодилята, и никакого секрета в этом не было - наоборот, была реклама по всему городу.
   Макс не хотел вести жену "на крокодилов", но Игрейна настояла.
   - Это ведь твоя работа, - сказала она мужественно. - Я должна посмотреть.
   Именно так - не "хочу", а "должна".
   Макс воспользовался скидкой, которую "Звер-тиви" предоставляла раз в год своим сотрудникам, и купил Игрейне билет с местом. Не торчать же в толпе, еще ноги оттопчут...
   К появлению Игрейны никаких крокодилят еще не было, и вообще существовало сильнейшее подозрение, что они вылупятся ночью или завтра. Но либо тот, кто незримо повелевал крокодилами, был властен и над яйцами тоже, либо Игрейне просто неслыханно повезло, но стоило ей появиться и занять свое место, как Одилия - а за нею и некоторые впечатлительные зрители - услышали призывный крик крокодилят в скорлупе (а для удобства публики над каждой кладкой имелся чувствительный микрофон).
   Одилия трогательно бросилась к детям. Публика засюсюкала, утирая слезы умиления. Одилия помогла новорожденным выбраться из яиц, затем началось самое интересное - держа младенцев в чудовищной пасти, Одилия принялась сносить их к бассейну и выпускать в мутную воду...
   Выполняя распоряжения режиссера Сыча, звучавшие в наушниках, Макс успевал краешком глаза поглядывать на Игрейну. Ее то и дело закрывали чужие лица, плечи и локти - но Макс все-таки сумел разглядеть, что она смотрит внимательно. Во всяком случае, без брезгливости.
   Одилия уже справилась с половиной своего выводка, довольная публика аплодировала, когда в воде зашевелился Яшка. Для режиссера Сыча его поведение не было, по-видимому, неожиданностью:
   - Макс, бери Яшу крупно. И веди.
   Яшка, кажется, впервые обратил внимание на детенышей, чьи маленькие глазки едва виднелись над темной водой. Некоторое время за ними наблюдал ("А крокодилы своих малявок не жрут?" - громко спросила какая-то девочка). Потом вдруг выбрался на берег и двинулся к хлопочущей Одилии.
   Публика вслух строила предположения:
   - Бить будет?
   - О! Папаша проснулся!
   - Че, проверять будет, похожи на него или на Ротбарда?
   Последняя догадка оказалась не так далека от действительности. Подойдя к Одилии, Яшка, не обращая внимания на последних двух крокодилят, лежащих на горке листьев и скорлупы, вдруг разинул пасть свирепо, будто желая сожрать супругу.
   Одилия ощерилась в ответ.
   - Макс, бери общий, - шелестел в наушниках голос режиссера Сыча. - Димыч, детеныша крупно...
   Димычем звали второго "крокодильего" оператора. Был еще третий - ко дню рождения крокодилят на "Звер-тиви" отнеслись с должной ответственностью.
   Яшка в самом деле был взбешен. Причем взбешен, по-видимому, именно качеством получившихся крокодилят; подхватив в зубы ближайшего своего ребенка, он тряс им перед носом Одилии, как потрясают важным доказательством.
   - Ребята! Да это точно Ротбарда дети!
   - Не, только этот один - Ротбарда... Остальные - его...
   - Врежь ей, Яша! Все на виду, в одном бассейне - так нет ведь, ухитрилась!
   - Козлы! Его это дети, его! Он козел, и все мужики такие!
   Среди зрителей, кажется, зрела потасовка.
   Яшка и Одилия выясняли отношения, забыв о крокодилятах. Одетта пожелала вмешаться; вараны, воспользовавшись скандалом, ринулись к кладке Одетты, и та осталась бы вообще без потомства, если бы не появление Ротбарда. Вараны отступили; сражаясь на стороне Одилии, Одетта не слышала призывов собственных детенышей. Гора листьев зашевелилась...
   Макс не видел Игрейну в толпе. Слишком там все волновалось, прыгало и размахивало руками.

* * *

   - Нет, я не жалею, что мы выкинули эти деньги, - задумчиво сказала Игрейна.
   - Но я же достаточно зарабатываю, - пытался храбриться Максим. - Не бойся меня расстроить. Если тебе противно, так и скажи.
   - Противно... - пробормотала Игрейна. - Тут что-то другое.
   Они заклеивали окна. Игрейна мазала клейстером длинные бумажные полосы, Макс лепил их на рамы.
   - Не понимаю, - вслух рассуждала Игрейна. - К чему придраться? Вот кажется, будто что-то не так... а что? Я "Планету зверей" по телеку когда-то любила, там тоже показывали всякое... и крокодилы, и кто угодно... Как там у вас на рекламе написано? "Естественная жизнь животных с тонко вплетенными моментами дрессировки"? Не понимаю, что меня так раздражает...
   - Крокодилы? - предположил Макс.
   Игрейна покачала головой:
   - Нет... Слушай, а почему они обезьян не берут в "Империю"? Уж казалось бы, обезьяна... надень на нее жилетку, и вот уже рейтинг...
   - Это цирк, - сказал Максим.
   - А то, что в "Империи" - не цирк?
   - Нет, - сказал Макс, подумав. - К Войкову иногда по трое в день ходят... циркачи. Директора, дрессировщики... шоумены... Вот вам золотые горы, только откройте свое ноу-хау...
   Макс засмеялся. Игрейна оставалась серьезной.
   - А я думаю, что он мартышек специально оставил снаружи, - сказал Макс. - Подарок неимущим, так сказать. Обезьяны - они и без "Империи" забавные. Вот детишки ходят, смотрят... Знаешь, теперь детей в зоопарк бесплатно пускают...
   - Знаю, - Игрейна вдруг замерла, уставившись на свою кисточку. - Поняла, что меня так разозлило... Зрители.
   - Что?
   - Зрители... И знаешь, мне показалось... что они не просто это делают - они получают удовольствие.
   - Зрители?
   - Нет. Крокодилы, вараны... Да кто угодно. Я потом еще постояла возле слонов, возле белых медведей... Везде одно и то же. Такое впечатление, что зверям важно, что у них высокий рейтинг. Они из шкуры лезут вон, лишь бы собрать толпу.
   - Звери?
   - Ага.
   - Ну, ты даешь...
   Игрейна посмотрела на него без улыбки:
   - А у тебя глаз замылен. Ты многого не видишь.
   Макс не без усилия растянул губы:
   - "Не верь глазам своим"...
   - Больше не пойду, - тихо сказала Игрейна. - Ты прости... Как-то это все... Не пойду, короче, в этот зоопарк.

* * *

   Войков распродал зубастый молодняк по зверинцам. Родители не стали убиваться - для крокодилов забота о потомстве заканчивается, когда новорожденные попадают в водоем.
   Рептилий перевели в зимнее помещение. Работать под крышей оказалось для Макса и сложнее, и проще. Сложнее потому, что в павильоне не было специального места для оператора; проще потому, что не надо было торчать дни напролет под дождем или палящим солнцем.
   Едва Марков приноровился к новому месту работы, как пришлось снова его менять. В середине ноября был сдан в эксплуатацию архитектурный объект "Лимпопо", и туда переселили крокодилов, оказавшихся в соседстве теперь уже с бегемотами. По периметру куполообразного здания бегали антилопы, отделенные от опасных соседей только хлипкой с виду металлической оградой.
   В жаркой душной атмосфере "теплицы" техника капризничала. Максим потел, как лошадь, и держал в шкафчике стопку сменных футболок, которые Игрейна каждый день простирывала и гладила.
   О работе Макса супруги больше не говорили. Нельзя сказать, чтобы Маркова это не тяготило. "Получается, что я делаю что-то неприличное, что и обсуждать противно!" - сказал он как-то в сердцах. Игрейна внимательно на него посмотрела - и ничего не ответила. Ушла гладить футболки.
   Максим теперь часто виделся и с Рачевским, и с Федоровым. При встрече здоровались - и только. Оба Войковских зама при ближайшем рассмотрении оказались ровесниками Макса, оба держались "большими боссами", да Максим и сам не нарывался на знакомство: случай с режиссером Коровко не успел еще забыться.
   Однажды Макс случайно стал свидетелем разговора между "начальниками".
   Он замешкался в кабинке туалета по причине простой и целомудренной: молния на джинсах "заела" край рубашки. Не торопясь и не нервничая, Макс пытался привести себя в порядок, когда послышались шаги, и в туалете запахло дорогим одеколоном.
   - Это естественно, - раздался глуховатый голос, в котором Максим с ужасом опознал голос Вадима Рачевского. - Так же естественно, как для тебя - съесть бутерброд с колбасой. Это природа! Естественные законы!
   - А ты п-помнишь, как ты мне рассказывал про цыплят? - нервно, чуть заикаясь, вступил голос Дениса Федорова. - Что дети, мол...
   - Нет, ты мне скажи: ты просишь детей отвернуться, когда ешь бутерброд с колбасой?
   - А-а, рейтинги у тебя упали, п-причем по всем пунктам...
   - Не мели ерунды! - Рачевский повысил голос. - От тебя мне ничего не надо, даже согласия...
   - Антилопы м-мои...
   - Какая, к черту, антилопа...
   - Скандал...
   - Обставим, как несчастный случай...
   - Тихо!
   Оба замолчали. Обоим только теперь пришло в голову, что туалет - общественное место, и что как минимум одна кабинка заперта.
   Последовала тишина; Макс покрылся холодным потом. К счастью, Рачевский и Федоров не стали взламывать дверцу, не стали даже допытываться, кто внутри. Они просто вышли, не говоря ни слова, а обменявшись, наверное, знаками.

* * *

   Прошло две недели. Рейтинги в "Империи" держались на "зимнем" уровне, то есть ниже среднего. Крокодилов кормили мало - Макс обратил на это внимание. Яшка нервничал. Одетта скандалила. Ротбард не вылезал из воды - склизкое зеленое бревно.
   К маленькому стаду антилоп, гулявшему по периметру, добавились три или четыре новеньких - тонконогих, молодых, изящных. И еще почему-то несколько обыкновенных коз, в ансамбле "Лимпопо" выглядевших дико. Вокруг пары меланхоличных бегемотов попеременно крутились то Федоров, то Рачевский.
   Марков осторожно попросил отпуск на неделю - покататься на лыжах. Ему вежливо отказали: тем, кто не проработал в компании и года, отпуск не положен.
   Максим взял моду по дороге с работы заходить в кафе на углу и выпивать сто пятьдесят. Игрейна морщилась, как при виде крокодила.
   "Обставим, как несчастный случай". Фраза не шла у Макса из головы. Если бы он поделился с Игрейной - было бы лучше, но Игрейна ясно дала понять, что о состоянии дел на его нынешней работе слышать не желает...
   Когда в воскресенье на дневной смене оказалось, кроме Макса, еще два оператора - он подсознательно напрягся. Смена почти прошла, и ничего не случилось; Макс уже стал мечтать, как примет душ и переоденется, как доберется до кафе и попросит у знакомой буфетчицы свою обычную дозу, когда в вольере вдруг появилась коза.
   - Внимание всем, - сказал в наушниках голос режиссера.
   Публика оживилась:
   - Э-э, а эта как сюда?
   - Тикай, козочка, сожрут!
   Еще ничего не понимая, Максим взял козу в кадр - средним планом.
   Вода в бассейне пошла мягкими волнами. Коза, вот идиотка, подходила все ближе к краю бассейна.
   - Вторая камера, воду, - распорядился режиссер. - Первая камера - козу.
   Публика закричала. И Макс хотел закричать - но он был оператор, хороший оператор, и дисциплинированно работал бы, наверное, даже в районе боевых действий.
   Вода взорвалась. Коза успела крикнуть и отскочить; зубы Ротбарда сомкнулись у нее на бедре. Макс прекрасно знал, что, однажды сомкнувшись, челюсти крокодила добычу не выпускают.
   На песок павильона брызнула кровь. В публике случилось движение - кто-то отшатнулся от барьера, кто-то, наоборот, ломанулся вперед. Ротбард деловито стаскивал козу в бассейн, а на помощь ему спешили Одетта, Одилия и Яшка.
   - Работаем! - орал в наушниках режиссер Сыч. - Первая камера, крупно!
   В этот момент наступил так называемый "второй поворотный пункт" драматургии события. Из соседнего вольера к бассейну подбежал бегемот.
   Макс впервые в жизни видел, как бегемоты бегают. Публика в большинстве своем - тоже; бегемот поражал воображение. Несущийся по степи танк впечатляет меньше.
   Бегемот кинулся на крокодила, и Макс целую секунду был уверен, что Ротбарда сейчас растопчут. Коза давно потеряла сознание; пленка фиксировала сцену схватки крокодила с бегемотом - небывалое зрелище! Наконец, Ротбард ушел в покрасневшую воду - "пустым". Бегемот, трогая мордой трупик козы, будто пытался вернуть ее к жизни. Тщетно; из служебных дверей вдруг возникли молодые люди в спецкостюмах со шлангами. Кого они хотели напугать водометом? Крокодилов? Бегемота?
   На следующий день работник, якобы ответственный за незакрепленную дверцу клетки, где содержалась коза, был уволен без выходного пособия. Многие газеты напечатали отчет о странном и душераздирающем происшествии в зоопарке: бегемот пришел на помощь козе, но было слишком поздно! Рейтинг "Лимпопо" взлетел на небывалый даже для лета уровень.
   А Максим Марков пришел домой пьяный и все рассказал Игрейне.

* * *

   - Ничего нельзя сделать, - с сожалением сказал адвокат. - Разве что попробовать доказать, что вы подписали документы под принуждением...
   - Я их по своей воле подписал, - сказал Максим.
   Адвокат пожал плечами:
   - Как это вас угораздило... Нет, молодые люди, я не возьмусь.
   Максим и Игрейна попрощались и вышли. Это был третий адвокат, к которому они обращались; конечно, будь у Макса с Игрейной связи, знакомые, хоть какой-нибудь опыт - они, возможно, преуспели бы больше. А возможно, и нет.
   Они молчали до самого дома. Переодевшись и вымыв руки, уселись за стол на кухне; Игрейна поставила чайник.
   - Прости, - сказал Макс.
   - Глупости, - отозвалась Игрейна. - Не надо траура. Пока все будет как есть, а там посмотрим...
   И задумалась.

* * *

   На протяжении весны и лета "Империя зверей" открыла несколько "Шоу любви" - одно за другим. Лидером весеннего рейтинга сделались тетерева: волей служителей зоопарка в клетке с пятью самцами оказалась одна невзрачная курочка. Завоевывая ее сердце, птицы пускались во все тяжкие. Действо, начинавшееся как безобидный "конкурс песни и пляски", скоро погрязло в интригах; солистам, на минуту завоевавшим внимание курочки (и публики), конкуренты как бы невзначай опрокидывали на голову поилки с грязной водой и поддоны для помета. Шли в ход толчки, щипки, удары клювом. В конце концов аутсайдер, жалкий с виду и не допевший до конца ни единой арии, "плюнул" на конкурс и взялся насиловать курочку в темном углу клетки, и четверо его товарищей, подоспев, превратили момент незаконной любви в безобразную свару и свалку.
   После скандала страсти в тетеревятнике пошли на убыль, и рейтинговое первенство перехватили олени: их длинный и узкий вольер превратился в ристалище.
   - Вот почему так бывает, - рассуждали в публике. - Ни рожи ни кожи - а мужики ради нее шеи сворачивают!
   "Ни рожи ни кожи" была олениха Элли, в самом деле невзрачная с человеческой точки зрения, но чрезвычайно привлекательная для самцов своего вида. Каждый день в оленьем вольере стучали рога: за благосклонность Элли следовало биться, и биться жестоко. Скоро наметились два лидера, многократно "начистившим хари" прочим претендентам: звали молодцев Агат и Зефир. Элли вела себя возмутительно, подавала надежду и тому, и другому, и будто нарочно провоцировала стычку. А после боя никогда не жалела поверженного: сразу же забывала о его существовании, любезничая с победителем, и консервативные взрослые в этот момент предлагали детям смотреть куда-нибудь в сторону...
   Агат побеждал чаще. Зефир выдохся; Агат, уверившись в своем преимуществе, похаживал под градом аплодисментов и публично наслаждался любовью с Элли - когда в один из дней Зефир "сговорился" с уже отвергнутыми претендентами, они накинулись на Агата вчетвером: пришлось вмешаться сторожам, чтобы не допустить смертоубийства. Публика жалела Агата, возмущалась коварством Зефира и гадала, что теперь будет с Элли; равнодушная красавица мгновенно оставила проигравшего и разделила радость победы не только с Зефиром, но и с тремя его товарищами!
   - Шлюха! - кричали в толпе.
   - Чего орешь, мужик, - отзывались добродушно. - У них так принято, глянь, они все рогатые...
   Рядом с крокодильим бассейном поставили большую клетку с канарейками. Птицы кое-как привыкли к ужасному соседству и уже не цепенели от страха каждую минуту; крокодилы по очереди подходили к клетке и разыгрывали этюд "Хочу канареечку, но как же ее достать". Рейтинг крокодилятника не рос, но и ощутимо не падал: ролик с кровавыми похождениями Ротбарда крутили не только на "Звер-тиви".
   Ни Рачевский, ни Федоров больше Максиму не встречались.
   Стоя на операторском "мостике", он подолгу вглядывался в воду; на поверхности покачивались стебли растений, листья кувшинок, какие-то экзотические цветы; Макс не искал взглядом крокодилов. Однако вскоре выяснилось, что крокодилы искали его.
   Поначалу все казалось случайным: Макс смотрел в воду, Ротбард смотрел на Макса. Макс отводил взгляд, разглядывал кувшинки, проверял камеру; Ротбард лежал в воде там, куда падала Максова тень. От его взгляда, прямого и безжалостного, у Макса по спине пробирал холодок.
   Иногда к Ротбарду присоединялись Одетта или Одилия. Иногда Яшка. Разевали пасти, будто издеваясь; по очереди уходили к клетке с канарейками, и щебет за стальной сеткой моментально умолкал.
   А однажды Макс увидел, как Ротбард послал вместо себя Одетту. К канарейкам, будто на дежурство. Едва различимое в воде движение, едва различимый ухом звук - и Одетта вне очереди ушла развлекать зрителей, а Ротбард остался смотреть на Макса. И удивительное дело: стоило Маркову поднять камеру, чтобы запечатлеть этот взгляд, как крокодил моментально развернулся и поплыл к берегу.
   Макс оставил камеру. Крокодил вылез на песок, снова посмотрел Максу в глаза и судорожно повел лапой, выцарапывая неровную линию. Вышло забавно - будто крокодил рисует, но когда Макс взял Ротбарда в кадр - тот снова развернулся, проехался брюхом по песку, нырнул в бассейн.
   - Вот дрянь, - сказал Макс вслух.
   Закончив работу и переодевшись, он, против обыкновения, вернулся к крокодилам. Встал у барьера в числе зрителей. Несмотря на будний день и не очень приятную погоду, народу перед бассейном было достаточно, и счетчик рейтинга крутился, надо полагать, исправно. Макс стоял тихо, ничем себя не выявляя, но Ротбард все равно поймал взглядом его взгляд. Медленно, как тяжелая субмарина, подплыл к берегу, положил морду на песок и уставился на Макса.
   - ...Почему он на меня смотрит?!
   Игрейна, весь день просидевшая в научной библиотеке, вытирала кулаком красные глаза:
   - Ты переутомился... Вряд ли он хочет сожрать тебя, как ту козу.
   - Но он смотрит. Он меня запомнил.
   Игрейну передернуло:
   - Попроси, в конце концов, пусть тебя переведут на слонов хотя бы. А лучше - на жирафов... Да хоть на ослов!
   - Он понимает, когда я веду съемку, а когда просто смотрю.
   - Если волки в лабиринте собирают пирамидки, почему бы крокодилу не разбираться в технике съемки?
   - Пирамидка нужна для рейтинга. А я для рейтинга не нужен, я - деталь интерьера...
   - Это тот самый? Здоровенный, как лошадь?
   - Да. Ротбард.
   Игрейна повела плечами, будто от холода. Ничего не сказала.

* * *

   В далекой стране, в ночи глубокой, как полосатый шезлонг, за столиком на краю подсвеченного бассейна сидел молодой человек с неприятным тяжелым лицом. Чуть в отдалении, скрытые от глаз, исходили южной страстью скрипка и флейта. В матовом свете прожекторов танцевала полуголая мулатка, ее темное глянцевое тело бликовало, как вода.
   Официанты скользили в полутьме, подобно синим китам.
   Молодой человек курил, стряхивая пепел в блюдо с акульей печенью. В воздухе пахло штормом; не далее чем в ста метрах, за магнолиями, ярился и бил о камни океан. На столике перед молодым человеком подрагивала огоньком плавучая свечка в огромной перламутровой раковине; рядом горела еще одна, ненастоящая, на экране крохотного ноутбука.
   Соседние столики пустовали. Чуть поодаль, на противоположном краю бассейна, плавали в густом ароматном воздухе чьи-то лица над белыми воротничками, разноцветно поблескивали бриллианты в розовых женских ушах, голоса болтали на разных языках, как попугаи в зоопарке:
   Молодой человек болезненно помотал головой. Потер ладонями лицо; сигарета, забытая в пепельнице, умирала напрасно.
   Пожилой официант, приглядывающий за странным клиентом вот уже полтора часа, неслышно поменял пепельницу. Вернулся к стойке, где над головой у бармена висело чучело крокодила, выполненное из натурального сырья с поразительным искусством.
   - Что он курит? - спросил бармен уголком рта.
   Официант чуть заметно качнул головой: многолетний опыт и отличное обоняние позволяли ему определять особенности табачного дыма с первого вздоха. Содержимое добытой пепельницы представляло собой всего лишь останки дорогой сигареты; тем временем молодой человек на краю бассейна сидел, держась за голову, и покачивался в такт музыке. Бармен умел читать по губам - если бы язык, на котором разговаривал юноша сам с собой, был знаком ему, он сумел бы разобрать отдельные слова:
   - П-пусто: куда все подева: гипофиз: связи: думай, Деня, давай, просыпайся:
   Он потянулся к ноутбуку. На экране возник текст, перемежаемый пестрыми островками картинок и схем; молодой человек оскалился, как будто ему показали завещание врага. Лицо его, подсвеченное фонариками, свечой и экраном, вызвало у пожилого бармена ощущение "дежа-вю". Где, когда он видел это лицо? Такое тяжелое, такое знакомое: Где, когда?..
   Клиенты за дальним столиком завладели его вниманием. Приняв дополнение к заказу, передав записку на кухню и подготовив счет, официант обнаружил, что молодой человек на краю бассейна как сидел носом в экран, так и сидит, только на носу его, прежде сухом, теперь поблескивают капли пота.
   - :Зар-раза!
   Владелец ноутбука грохнул кулаком по столу, так что подскочили и свеча, и пепельница, и особо нервные посетители.
   - Чем я могу помочь вам, сэр?
   - Н-ничем, - молодой человек смотрел тяжело и холодно. - Оставьте меня в п-покое.
   Он закрыл компьютер и поднялся из-за столика. Слепо огляделся; шагнул к краю бассейна и, как был, в темном элегантном костюме, в галстуке ценой в тысячу долларов (у официанта был наметанный глаз!), в блестящих лаковых туфлях обрушился в воду.
   Поднялись брызги. На другом конце бассейна засмеялась женщина.
   Молодой обладатель ноутбука плыл, подсвеченный снизу, рукава его и штанины развевались в воде, как на сильном ветру. Официант смотрел, пораженный - он, сам в прошлом плавец, никогда не видел такого стиля: странный клиент держал ноги вместе и, почти не сгибая коленей, мощно выгибался из стороны в сторону. Официант никогда бы не поверил, что человек в таком положении способен держаться на воде - но юноша плыл, подобно огромной рептилии, за ним тянулись две расходящиеся волны.
   Добравшись до центра бассейна, плывущий перевернулся на спину. Увидев его лицо, официант вздрогнул и отвернулся.
   - Помощь нужна? - спросил громила с нашивками охранника.
   Официант покачал головой и отошел к стойке бара; бармен поражал каких-то девиц чудесами своего искусства, и разноцветные струи из разновеликих бутылок вились вокруг него, как змеи вокруг факира. Сам не зная зачем, официант поднял глаза к потолку над головой бармена:
   - Боже всемогущий, - пробормотал, чувствуя, как седеющие волосы его встают дыбом.
   На него смотрело чучело крокодила, смотрело тяжело и холодно, в упор. Официант наконец-то понял, кого напоминает ему нервный посетитель.
   Посреди бассейна тонко запел телефон. Плывущий, как ни в чем не бывало, снял с пояса мобильник:
    - Да: Купаюсь. К-купаюсь, говорю, в бассейне: Нет, - теперь он стоял в воде вертикально, как морской конек. - Да. Чрезвычайно плодотворно, новые, понимаешь, идеи: косяком: Думаю, может, статейку кропануть?.. Да, в "Сесайти": шучу. Шучу. Что?!
   В несколько сильных гребков он добрался до края бассейна и ухватился за бортик:
   - Не трынди, Вадька! Не может быть: Что? Нда: Все, я вылетаю. В-вылетаю, сказал, все:
   И выронил телефон. Тот серебристой рыбкой скользнул на дно, да там и остался, безжизненный.

* * *

   День начался как обычно. С утра у входа в "Империю" выстроилась очередь; ровно в десять окошки касс открылись, впуская льющиеся потоком деньги. Зрители (среди которых по случаю субботы много было иногородних, приехавших на один только день ради "зверского" развлечения) ринулись к вольерам и клеткам, где начиналась привычная работа: соревнования и ссоры, выяснения отношений, интриги, драки и прочая.
   За одним только исключением: крокодилы в этот день из воды не вылезли. Лежали, где им полагается, и не обращали на публику внимания.
   - Что за фигня! - возмущались зрители. - За что бабки плочены?
   Бегемотихи, располагавшиеся по соседству с крокодилами, приостановили обычный в это время бой в грязи. Выбрались из ямы и улеглись вдали от барьера хвостами к посетителям.
   Слон Рави вдруг нервно затрубил. Звук был по-настоящему дикий, заслышав его, зрители радостно напугались и приготовились к продолжению спектакля - но слон убрался в дальний угол вольера и встал, низко опустив голову.
   В другом углу слоновника так же безучастно застыли Шаши и Звездочка.
   В администрацию "Империи" поступили первые жалобы.
   - Мы с сыном приехали из Ахтюпинска специально ради вашего зверинца, - кричала в окошечко какая-то разъяренная дама. - Мы заплатили! Это надувательство - так обманывать людей!
   Среди толпы волшебным образом возникли журналисты.
   Вызвали Войкова, сорвав его, недовольного, с презентации какого-то глянцевого журнала. Войков моментально оценил ситуацию и кинулся искать Рачевского и Федорова (у первого в тот день был выходной, второй отдыхал за границей). "Империю" спешно очистили от посетителей, причем пришлось вызывать спецнаряд милиции: некоторые зрители не хотели по добру уходить.
   В полдень в "Империи" никого не было, кроме зоопарковских служащих и сотрудников "Звер-тиви". Остаток рабочего дня они провели в кабинетах, аппаратных и курилках, вполголоса спрашивая друг у друга: "Ну?"
   А не лишимся ли мы работы, читалось во многих взглядах. Зная мнительность Войкова, вслух говорили только о рыбалке, бабах и прочих нейтральных вещах.
   Максим Марков бродил по опустевшему зоопарку. Заглядывал в клетки и вольеры; всюду царила сонная апатия. Иногда взметывались хвосты, отгоняя мух. Только Ротбард - Максим был в этом уверен - пошевелился в бассейне именно потому, что Марков подошел к ограде. И опять уставился оператору в глаза, но Макс не стал играть с ним в гляделки - ушел по добру по здорову:
   Интернетные издания разнесли новость. Бумажные подхватили. В нескольких вечерних телепрограммах появился сюжет: "Дрессированные животные, составляющие гордость "Империи зверей", объявили забастовку".
   Федоров прилетел ночью.
   Рано утром Максиму позвонили из бухгалтерии и сказали, что он в отпуске - в законном оплачиваемом отпуске, на неделю.
   - Неужели это все? - сама себе не веря, спрашивала радостная Игрейна. - Войковской "Империи" конец?
   Макс молчал. Не хотел ее разочаровывать.

* * *

   В первый день отпуска Макс с Игрейной устроили пикник, наелись шашлыков и даже немножко позагорали.
   На второй день они капитально прибрались в квартире.
   На третий день сходили в кино; потом Игрейне надо было в библиотеку, и Макс, оставшись один, слегка приуныл. Хорошенько размялся с гантелями, принял душ, пощелкал пультом телевизора; потом встал, оделся и, сам того не желая, нога за ногу, поплелся к зоопарку.
   На проходной его вежливо завернули. Вы ведь в отпуске, молодой человек? Вот и идите себе, отдыхайте.
   Максим обошел вокруг ограды, пытаясь зачем-то высмотреть в заборе дырочку, но тщетно - проще было бы просунуть палец сквозь цельнобетонную стену. Более того - не один он был такой умный, вокруг стаями бродили зеваки, и милицейский патруль (да-да, здесь был и патруль в камуфляже!) время от времени вежливо просил убраться с газонов и по возможности не толпиться.
   Макс вернулся домой и позвонил режиссеру Сычу. Тот, судя по голосу, был слегка пьян и очень не в духе; ни о каких делах говорить не стал категорически. Отпуск - это святое.
   Макс почувствовал себя скверно.
   Не то чтобы он скучал по Одетте, Одилии, Яшке и особенно Ротбарду - но что-то такое возилось в душе, неоднородно-серое, ворсистое и жесткое, какое-то ощущение не просто беды - вины, как будто он, Макс, сотворил какую-то гадость, сам того не подозревая.
   Или вот-вот сотворит.

* * *

   - Тебе звонили с работы, - сказала Игрейна на следующий день, когда Макс переступил порог с четвертушкой хлеба в полосатом кульке. - Сказали, чтобы завтра выходил на первую смену.
   Лицо ее, молочно-белое, почти светилось в полумраке прихожей.
   - А что еще сказали? - Макс механически откусил черную душистую горбушку.
   - Ничего. "Звер-тиви" возобновляет работу в прежнем объеме, - Игрейна криво улыбнулась.
   Макс жевал.

* * *

   Случилось небольшое братание. Сотрудники, не видевшие друг друга пять или шесть дней, встречались, как войска союзников на Эльбе. Воздух звенел от хлопков по плечам и по спинам; вслух опять же ничего не говорили, и только выйдя на открытое пространство между вольерами, Витя Смирнов, звокооператор, пробормотал сквозь зубы:
   - А правда, что они им жрать совсем не давали? Кто не работает, мол, и далее по тексту?
   - Перестань, - Марков поморщился.
   - С них станется, - снова пробормотал Витя. - Я слышал, что...
   И осекся.
   У самого крокодильего вольера стоял Денис Федоров, болезненно-желтый, исхудавший, с улыбкой от уха до уха. Махал рептилиям рукой - весело так, по-приятельски.

* * *

   Осенью рейтинг "Империи" возглавили... ослы. Ну кто бы мог подумать!
   В новеньком просторном вольере (ослов только месяц назад перевели с основной территории в "Империю") установлены были две "вертушки" - нечто вроде древних мельничных колес, приводимых в движение живой силой. В каждую "вертушку" впрягались по пять ослов. По сигналу начиналась работа: ослиная команда должна была провернуть колесо как можно большее количество раз. Две команды ослов изо всех сил трудились, зрители подбадривали, текущие результаты высвечивались на табло.
   Однако самое интересное начиналось потом. Проигравшая команда лишалась ужина и запиралась в тесной клетке, в то время как команда-победительница тут же, за железной сеткой, гуляла по лужайке и лакомилась от пуза. Редкий осел-победитель удерживался от насмешки, от презрительного жеста в отношении проигравших; в тех, кто был заперт в клетке, летели песок и опилки, плевки и струйки мочи. Тогда в унылой и голодной тесноте разворачивалось великолепное представление, которое зрители называли "разбором полетов".
   Ослы искали виноватого, легко находили его и начинали наказывать. Травоядные животные проявляли чудеса хищности - лягали, кусали, избивали жертву до крови; когда "разбор" заходил слишком далеко, на горизонте возникали служащие с пожарными шлангами и охлаждали праведный гнев карающих, оказывали покаранному ветеринарную помощь и снова запирали его за решеткой.
   Через несколько дней соревнование повторялось; билеты с местами на "ослиные дни" шли по двойной цене. Макс тихо радовался, что не послушался Игрейну и не выпросил себе работу "на ослах".
   В крокодильем бассейне было относительно тихо. Только Ротбард, едва завидев Максима, подплывал поближе и начинал смотреть.

* * *

   Человек вывалился из двери лифта, Макс едва успел подставить плечо. От выпавшего пахло одеколоном, коньяком, сигаретами и кислым потом - специфическим потом смертельного напуганного человека.
   - А-а, - сказал выпавший. - Эт-то ты... тот пацан, что крокодилов снимает...
   - Вадим... - начал Макс и понял, что не знает его отчества. И никогда не сказал с Рачевским двух слов, кроме как "Добрый день - до свидания".
   - Мы козлы, - сказал Рачевский, и в голосе его вдруг пробилась пьяная слеза. - Мы думаем, это они козлы, с рогами, с копытами... А это мы. Боже, что мы наделали!
   И разрыдался.
   Максим вернул его обратно в лифт. Нажал кнопку "пять" - на пятом этаже размещалась администрация. Вышел на площадку среди зеркал и хромированного блеска; первый же встреченный мордоворот из многочисленного племени секьюрити сразу оценил ситуацию и отреагировал верно: принял из рук Максима безвольное тело ценного сотрудника и, не забыв спросить у Максима его имя и должность, повлек упившегося Рачевского куда-то по мягкому ковру коридора, к покою и свету. И, померещилось Маркову или нет, но в глубине коридора открылась дверь и появилась фигура, очень похожая на Войкова Валерия Игнатьевича. Впрочем, на таком расстоянии он мог ошибиться.

* * *

   - Марков!
   Макс оглянулся. Мужчина лет пятидесяти, с виду - алкоголик "в завязке", звался Петром Ивановичем и работал в хозотделе зоопарка.
   - Ты за спецодежду не расписался!
   - А-а, - сказал Макс, пытаясь сообразить, где и когда он должен был расписаться. - Я, это...
   Петр Иванович поманил его пальцем. Макс почему-то подошел.
   - За спецодежду, - со значением сказал завхоз. И вложил Максу в ладонь клочок бумаги.
   Макс тупо кивнул. Посмотрел вслед уходящему завхозу; механически сунул бумажку в карман.
   Выйдя из зоопарка, спустившись в метро, на эскалаторе прочитал выведенные печатными буквами строки:
   "Кузя, 19-00".
   - О как, - растеряно пробормотал Макс. - Штирлиц, блин.

* * *

   В кафе "Кузя" он все-таки пришел. Правда, с опозданием минут на пятнадцать. Кафе было средненькое, серенькое, Макс помнил его название потому только, что с месяц назад здесь праздновали чей-то день рожденья, чуть ли не режиссера Сыча. Была куча народу, и Макс с Игрейной тоже были...
   И Петр Иванович был. Теперь Макс вспомнил это совершенно четко.
   Он вошел, села за свободный столик и заказал кофе. Свисала с потолка псевдо-праздничная мишура, покачивалась под струями вентиляторов, как бахрома на джинсах мертвого хиппи. В динамиках далдонила несвежая попса; дома ждала Игрейна. Макс едва успел предупредить ее, что задержится.
   Принесли кофе. Ничего страшного: Макс ожидал худшего, а этот кофе вполне можно было пить. В конце концов, почему бы ему не заправиться кофеинчиком и не вернуться домой подобру-поздорову?
   Рядом скрежетнул отодвигаемый стул. Макс повернул голову; Петр Иванович плюхнулся на пластиковое сидение, как лягушка на листок кувшинки:
   - Привет тебе, зверский оператор... Ты все еще не куришь?

* * *

   - Не верю, - сказала Игрейна.
   Макс накурился до звона в голове и выпил, наверное, чашек пять крепкого кофе. Теперь он не ходил по квартире - летал, как носимый ветром лист.
   - Не верю, - Игрейна приложила кулаки к вискам. - Господи, Господи... Страна сумасшедших...
   - И я сумасшедший, - покорно согласился Макс. - Хочешь, я куплю тебе билет, и ты сама попробуешь? У нас много нового: утконосы... еноты... ослы вот...
   Игрейна ответила взглядом, по тяжести сравнимым разве что со взглядом крокодила Ротбарда.

* * *

   К школьным каникулам в "Империи" открылся еще один аттракцион: "Команда". В самом деле, команда разных зверей, помещенных в сложно сконструированный вольер, должна была бороться за еду, питье и территорию.
   В детских рассказах о животных часто встречаются истории о том, как звери помогают друг другу. Участники "Команды" вынуждены были воплотить эти истории в жизнь - ради сена и мяса насущного; например, антилопа, смертельно боящаяся тигра, должна была помогать ему, подставляя спину. Забравшись с ее помощью на второй этаж деревянной выгородки, тигр сначала ел приготовленное там мясо, а затем сбрасывал вниз брикеты с кормом для антилопы; если тигр забывал покормить подельщицу, ее забирали из вольера, и в следующий раз хищник оставался голодным.
   В другой "команде" медведь запускал мышь в высоко расположенную трубу. Пройдя по трубе, мышь должна была прогрызть дырку в картонной стенке резервуара с водой. Вода лилась в желоб, медведь и мышь пили, но стоило косолапому по ошибке съесть свою мышь - и ему были обеспечены несколько дней жестокой жажды.
   Самыми рейтинговыми оказались команды, где по ходу дела кто-то кого-то съедал. Конечно, это не были крупные или экзотические животные: и кто бы, в самом деле, позволил тигру сладкую роскошь загрызть антилопу? Как правило, жертвами рейтинга становились мелкие грызуны да птички - эти отвечали за ошибки жизнью, в то время как прочие участники "Команды" - только сломанными рогами, порванной шкурой да надкушенными ушами.
   Интервью с Валерием Игнатьевичем Войковым стали часто появляться в глянцевых журналах. Директор зоопарка зачастил на светские вечеринки, где его видели то в компании эстрадной звезды, то в обнимку с героиней сериалов, то за беседой с высоким чиновником.
   Материалы о Рачевском и Федорове публиковали только бесстрашные бульварные газеты, вскоре разорявшиеся, да интернетные сайты, вскоре гибнущие от хакерских атак. Предполагали, что эти двое богаче самого Войкова. Предполагали, что за ними охотятся спецслужбы. Предполагали, что они сами - сотрудники спецслужб. Предполагали, что они незаконные дети американского президента. Предполагали, что они инопланетяне...
   И все предположения были не так далеки от истины.

* * *

   - Вот тебе! Вот тебе, сволочь! Вот тебе семейное шоу! "Команда" еще на три процента поднялась, ублюдок, я тебя сделал!
   Так кричал Вадик и танцевал по кондиционированному кабинету, потрясая компьютерной распечаткой.
   - Федоров на проводе, - медовым голосом оповестил секретарь.
   Вадик поднял трубку:
   - А-а! Денис Андреевич, мои соболезнования! Как же так получилось, что программа с лемурами провалилась, а? Что вы говорите, не провалилась? Неудачно стартовала? А-а-а...
   Трубка что-то бубнила; Рачевский вдруг помрачнел и выпрямил спину:
   - А вот этого не говори. Понял? Никогда не говори мне этого слова. Какой я тебе ученый? Да... Вот заткнись, и умей держать удар... сынок. Посмотрим, что тебе принесут твои лемуры...
   Он отбросил трубку и некоторое время стоял, глядя в пространство, шевеля губами.
   Полез в бар. Вытащил пузатую бутылочку; зубами выдернул пробку. Плеснул в стакан. Со стоном откинулся в кресле.

* * *

   В детстве Марков любил фильмы про шпионов и подпольщиков. Но если шпионы, как правило, легко отделывались, то подпольщиков хватали и бросали в подземелья; Макс не хотел бы себе такой судьбы.
   Он, конечно, не расклеивал никаких листовок и не выходил на радиосвязь с Центром. У него не было сигарет с ядом и перстня со встроенным взрывателем. Он не пил мартини и не ходил на задания. И вербовщик из него оказался так себе. Он завербовал одного только человека... зато какого!
   Игрейна обзвонила своих подруг и друзей, сокурсников и даже одноклассников. Потом взяла академотпуск, зачастила в парикмахерские и поликлиники, даже записалась на водительские курсы; с мыслью о новой квартире пришлось навек распрощаться, зато проявилось несколько старых и появилось несколько новых знакомых - людей, на которых можно было положиться.
   Макс, обливаясь потом, использовал аппаратуру компании в личных целях - и не просто в личных, а в подрывных. Устраивал прямо в офисе тайники для кассет; изучал замки и двери, исследовал переходы, потом чертил по памяти схемы. Чем менее фантастическим представлялся ему Замысел, тем страшнее было продолжать работу.
   Слоны Рави и Шаши "развелись", и теперь каждый доказывал свое право на слоненка. Звездочка, подросшая до размеров небольшой горы, гнусно интриговала против соперницы.
   Проигравшие ослы забили насмерть какого-то длинноухого неудачника.
   В "Гареме" шла борьба за выживание двух детенышей: годовалой Мурки, дочери Султана и Хуррем, и десятимесячного Одина, сына Султана и Вольки. Львята грызли друг друга, матери воевали, отец наблюдал. Две бездетные львицы принимали то одну, то другую сторону.
   Волки выбирали вожаков.
   Крокодилы лежали в бассейне, страшно посверкивая глазами. Клетку с канарейками убрали, зато на краю бассейна время от времени появлялась живая курица. Всякий раз, естественно, новая.
   Больше крокодилов ничем не кормили.

* * *

   "Империя зверей" разрослась, захватив несколько близлежащих улиц. Жильцы из домов выселялись, дома готовили под снос - в пользу новых корпусов зоопарка.
   Войков как-то сам по себе сделался депутатом горсовета.
   На календаре города появилась новая красная дата - "Всемирный день зверей". В этот день открыт был бесплатный доступ в "Империю"; конная милиция оцепила район в четыре часа утра. Пускали в первую очередь детей, пенсионеров и людей с праздничными плакатами; стоять перед барьером не разрешалось, следовало идти, проходить мимо, давая место следующим, и колоссальная очередь была похожа на пожирающего город удава.
   В этот день зоопарк закрылся в одиннадцать вечера. Сотрудники едва держались на ногах. Секьюрити обессилели. Войков поехал праздновать в какой-то ресторан.
   Выйдя из раздевалки, Максим Марков не направился, как обычно, к проходной. Прижимаясь к живой изгороди, пробираясь темными аллеями, обмирая и оглядываясь, Макс двигался к пункту назначения - крокодилятнику.
   Нет, он не мог бы работать в разведке. Не мог бы расклеивать листовки, призывающие к восстанию; не мог бы сидеть за радиопередатчиком, зная, что по улицам рыщут пеленгующие сигнал машины...
   Сейчас он просто шел по ночному зоопарку, и любому секьюрити легко мог бы объяснить, что после смены - такой тяжелой и длинной - ему необходимо еще раз взглянуть на милых тварей... Он просто шел - но как подгибались колени!
   Поверхность бассейна не двигалась. Застыла, будто под пленкой.
   Макс наклонился. Вытащил из кустов заранее заготовленный длинный трап.
   Еще раз оглянулся.
   И перекинул деревянную доску через ров, отделяющий территорию крокодилов от человеческой территории.
   Трап глухо стукнул.
   В ночном небе взвились ракеты - три зеленых и красная. Жители окрестных домов, еще не расселенных "Империей", подумали, что очередной богатый подросток празднует свой день рождения.
   Но Максим Марков знал: операция началась.

   ЭПИЛОГ

   Игрейна Маркова сидела на трехногой табуретке в углу их с Максом комнаты. Девять квадратных метров, и почти все их занимал круглый надувной бассейн с жизнерадостно-синим дном.
   В бассейне, приподняв голову над водой, лежал крокодил Ротбард. Смотрел на Игрейну цепенящими, немигающими глазами.
   - Что же мы будем делать дальше? - спросила Игрейна, прислушиваясь к приглушенному голосу Макса на кухне.
   Начинался рассвет.
   Через насколько минут директор Войков, пьяненький и благодушный, получит ужасную весть: "Империя зверей" пуста. Во всем зоопарке остались только обезьяны, водоплавающие птицы и деревенский скот.
   Через несколько часов взорвутся информационые агентства: сенсация! Ужас! Провал! Победа!
   В комнату заглянул Максим. Нервно, по-птичьему, дернул головой:
   - Покровский звонил... У них все о-кей.
   Игрейна кивнула.
   У Марковых очень маленькая квартира. Зато у соседей, Покровских, на даче есть бетонный бассейн, и вот там-то сейчас и плавают, согласно последним сведениям, Одетта, Одилия и Яшка.
   Труднее всего со слонами. Но и для них нашелся какой-то ангар из-под какого-то самолета.
   И носорогов забрали в деревню.
   Прав был завхоз Петр Иванович: вся защита зоопарка навешена снаружи. Чтобы кто-то не украл, не вошел, не навредил... А вот ситуацию, когда обитатели загонов и вольеров одновременно ломанутся на свободу... И каждый из них твердо будет знать, куда идти, и кто его встретит... И все они станут выбираться из отмеченных на карте дверей и дыр в заборе, а там уже будут ждать легковушки, грузовики, даже огромные фуры... Такую ситуацию никто, конечно же, не предусмотрел.
   Со слонами, конечно, труднее всего. А вот лев Султан, говорят, поместился в машине "Волга", лег на заднем сидении и плотнее вжимался в дерматин, когда проезжали мимо поста ГАИ...
   Звери не подкачали. А вот Игнат Синицын струсил, не приехал... А может, у него "Жигуль" сломался? И ничего, вышли из положения. Пять волчиц на заднем сидении и две на переднем, тонированное стекло - поехали! Если кто чего и заметил - решил, наверное, что померещилось по пьяни...
   Змей увозили на велосипеде. В рюкзаке.
   Жираф ехал в самосвале. Лежа.
   А Ротбарда унесли в чехле от байдарки. Едва дотащили... Как болит спина!
   Крокодил шевельнулся. В его глазах Игрейне померещилось сострадание.
   - Я не боюсь, - сказала Игрейна. - Я... может быть, мы все-таки поспешили? Может быть... в конце концов, там у вас были все условия для жизни... а теперь...
   Неведомо как, но крокодилья морда выразила чудовищную брезгливость.
   - Я понимаю, - быстро добавила Игрейна. - Все это... это...
   Она замолчала. Крокодил переступил с лапы на лапу и случайно задел хвостом край бассейна. Пачка сигарет, оставленная на надувном бортике, свалилась в воду и скользнула прямо под крокодилье брюхо. Игрейна, поколебавшись, протянула руку, нащупала размокшие сигареты, вытащила и снова положила на бортик. Крокодил благодарно вздохнул.
   - А если, - снова начала Игрейна. - А если не сработает? Если они окажутся сильнее? Войков, с его связями: И эти двое:
   - Не окажутся, - сказал Макс за ее спиной. - А даже если и... неужели ты жалеешь? Неужели мы... могли как-то по другому?.. Оставить их в этих "Командах", "Стаях", "Гаремах"?
   Ротбард плеснул хвостом, поднимая брызги к облупившемуся потолку. Зубами выловил карандаш, плывущий по поверхности бассейна; зажал в углу пасти, как курительную трубку. Ткнул концом карандаша в клавиатуру компьютера, свисающую с бортика у самой воды:
   "Иг... не бо...ся", - поползли по монитору буквы.
   - Господи, - пробормотала Игрейна сквозь слезы. - Это ты, крокодил, меня утешаешь?!
   Ротбард разинул пасть, издал звук, похожий одновременно на смех и на кашель. Подобрал выпавший карандаш; снова потянулся к клавиатуре:
   "Разум".
   На этот раз он смог набрать пять букв без пропуска и без ошибки.

Марина и Сергей Дяченко

	Оставьте ваши пожелания, мнения или предложения!
	E-mail для связи с М. и С. Дяченко: dyachenkolink@yandex.ru
	© "Русская фантастика". Гл. редактор Петриенко Павел, 2000-2010 © Марина и Сергей Дяченко (http://rusf.ru/marser/), 2000-2010 Верстка детский клуб "Чайник", 2000-2010	© Материалы Михаил Назаренко, 2002-2003 © Дизайн Владимир Бондарь, 2003