Критика

Евгений Савин
(г. Калуга)

Жить в мире людей
О повести В Крапивина "Лето кончится не скоро"

"Завершающие главы повести В. Крапивина полны светлой печали и надежды". Такой рекламной фразой анонсировал "Уральский следопыт" номер 5-6 за 1995 год, где было опубликовано окончание небольшой повести " Лето кончится не скоро". На мой взгляд, эта реклама мало соответствует содержанию. Повесть, увы, просто печальна и пессимистична.

Тематически "Лето кончится не скоро" примыкает к повестям "Дырчатая луна" и "Самолёт по имени Серёжка", хотя сюжетно и композиционно они никак не связаны (в отличие, скажем, от повестей о Великом Кристалле). Несмотря на то, что формально повести эти числятся по разряду фантастических, собственно фантастика играет в них второстепенную роль. Напротив, очень велика "доза" современных реалий, которые в них отражены. Крапивин пишет именно о современных детях, ребятах живущих "здесь и теперь".

Действительность, изображённая писателем, страшна. Если герои 70-х всё-таки жили в мире с убеждением, что хороших людей больше, то нынешние герои поставлены в такую ситуацию, где таких людей просто нет. В конце концов, всякие Кисы, Гаврики и Дыбы, с которыми приходилось сражаться Серёже Каховскому и ему подобными, были лишь единичными представителями Зла. Кроме того, важно подчеркнуть, что они были асоциальны, т. е. в принципе находились вне закона, вне общества. И закон, и общество, хоть с трудом и не сразу, но всё же приходили на помощь крапивинским героям в их борьбе с этими субъектами. Серёже Каховскому в трудную для него минуту помогают не только иллюзорные "всадники", но и милиция, приструнившая папашу Грачёва и обезвредившая Гаврика, и сотрудники газеты. Даже в романах, написанных о 90-х ("Синий город на Садовой" и "Бронзовый мальчик") мир остаётся по сути своей тем же, что и в 70-е. Здесь всё-таки действует принцип, согласно которому "хороших людей больше". Есть более высокие и справедливые инстанции, чем какие-нибудь лейтенант Щагов или следователь Глебов. Ещё есть смысл отстаивать справедливость.

Совершенно иная ситуация в "Лете...". Герои этой повести живут в мире победившего Зла. Это Зло здесь всюду. Главный герой, Шурка, пытается отстоять справедливость, но терпит поражение. Да и где она, справедливость? Рэкетиры убивают Шуркиного отца, отбирают квартиру. Милиция тоже состоит в сговоре с мафией и вместо того, чтобы помочь, Шурку долго и методично там избивают. В общем, "били везде - и в приёмнике, и в милиции, и в интернате. Воспитатели и все эти "дежурные по режиму", и парни - те, кто постарше". Может, пресса поможет? Нет, по телевизору засилье американских фильмов, где тоже стрельба, погони, опять стрельба. И всё же Шурка пытается бороться. Он даже стреляет из самодельного пистолета в "мафиози" Лудова. Но при этом, как позже выясняется, лишь добавляет ещё Зла на неумолимые Весы. Правда, взрослые в конце концов помогают Шурке. Примечательно, что это никак не Командоры, что соответствовало бы идеям, развитым в цикле о Великом Кристалле, а "корректоры", технические работники, миссия которых состоит в исправлении "орбиты" Земли и в возвращении её в эпоху динозавров.

Повести о Безлюдных Пространствах и, в особенности, "Лето кончится не скоро", заставляют вспомнить ранние произведения В. Крапивина. Так, герои "Дырчатой луны", "Самолёта по имени Серёжка" и "Лета..." очень мало похожи на пресловутых "крапивинских мальчиков". Не проводя подробный анализ, скажем, что сам этот тип "крапивинского мальчика" появился лишь произведениях 70-х годов. Прежде всего это "мальчик со шпагой" Серёжа Каховский, Кирилл Векшин, Юра Журавин. Этот тип героя, как отмечал сам писатель, сформировался далеко не сразу. "Сначала меня интересовал герой (...) лирического восприятия мира. Это был мальчишка 7-10 лет. Начиная с повести "Валькины друзья и паруса" мой герой несколько повзрослел, значит, изменилось и восприятие им проблем жизни. Сначала - чисто эмоционально выражает своё отношение ко злу, потом - предпринимает какие-то шаги, выходит на борьбу с этим злом". [1] Действительно, герои ранней прозы Крапивина - дети, живущие не столько в реальном мире, сколько в мире своих собственных фантазий. Они играют с реальностью. Игра для них - естественная форма постижения этой реальности. Отсюда и особый лиризм, поэтичность в восприятии окружающего, которой не раз восхищались критики, писавшие о "молодом уральском писателе". Тогда же была отмечена и другая особенность крапивинских произведений: "замкнутость" повествования в "мире детей". "Про мир крапивинских произведений, пожалуй, нельзя сказать уверенно "увиденный одновременно" [глазами взрослого и ребёнка - Е.С.]. [2] И может быть, потому, что ребята из рассказов и повестей Крапивина действуют как бы в изолированном мире, куда взрослые заглядывают случайно и редко (как правило, чтобы накормить или поругать ребят), больше по традиции, чем по душевной необходимости - именно потому этот детский мир(...) выглядит порою несколько упрощённым, даже искусственным, лишённым сложности жизни". [3] В конце концов, Крапивин разорвал эту замкнутость своего мира. Появились и взрослые, и "сложности жизни". [4] Его герои перешли от детских игр к реальным делам. У Серёжи Каховского нет времени, чтобы ловить "минуту солнца" или рисовать звёзды на старом зонте. Он уже не воспринимает мир через призму своих детских игр. Крапивинские герои играют, конечно, но эти игры не занимают такое значительное место в их жизни, как Игра Павлика и Владика из "Тени Каравеллы". Так, хитрый морской бой в "Бронзовом мальчике", несмотря на своё отдалённое сходство с "Игрой в Каравеллу", решает весьма прагматические, "обучающие" задачи.

И вдруг на страницах "Лета..." (и тематически связанных с этой повестью произведений) мы встречаем уже основательно забытый тип "лирического героя", для которого родная стихия - игра, а мир этой игры надёжно изолирован от взрослых. Восприятие героя обращено на сей раз в Безлюдные Пространства, в мир полузаброшенных заводских сооружений, таинственных ржавых башен и заросших травой старых железнодорожных линий. Крапивину действительно удалось как-то по особому опоэтизировать, романтизировать эти, в общем, не очень привлекательные участки пространства. Чем-то это напоминает мне собственное детство. Пустыри, тянущиеся вдоль заводских окраин, нагромождения каких-то странных конструкций, опоры старинного железнодорожного моста и паровозы, словно ожидающие чего-то на заброшенном железнодорожном пути. Был и железный колодец, казалось, не имеющий дна, и непонятно откуда взявшиеся озёрца, поросшие болотной травой, и болота, состоящие из странной чёрной булькающей жижи. Над болотами тянулась длинная проржавевшая труба. Куда она вела? Всё это вместе рождало странное ощущение тайны, загадочности, зачарованности, чего-то непохожего на обыденную жизнь в школе и дома. Поэтому мне очень близок и понятен такой способ видения реальности.

В силу своей "настроенности" на особое, романтическое восприятие мира, герои "Лета..." мало способны к активным действиям. Они - не деятели, а зрители, созерцатели. Быть может, именно поэтому они оказываются особенно беззащитными в суровом мире, который им противостоит. Такой вот трагический контраст между безжалостным миром, с одной стороны, и отчаянно неприспособленными к существованию в этом мире героями, - с другой. Эти герои словно инопланетяне, заброшенные волей судьбы на нашу планету. Помещённые в такие условия, где им не выжить. "А может, он как раз и есть инопланетянин? - говорит Кустик о Грише Сапожкине. Вы разве, сами не заметили?(...) Ну, какой он... неприспособленный к земным условиям. Беззащитный. - Господи, а сам-то ты... - со стоном произнесла Женька. - А что я?.. Ну и что! А вы много про меня знаете?! Может, я тоже... Вот улечу однажды в другое пространство".

Даже отчаянно романтическая, "неземная" дружба, не способна спасти Землю от грозящей ей гибели. Она, эта дружба, лишь приводит к рождению нового пространства, изолированного от внешнего мира. Пространства, в котором дети создают Город своей романтической мечты. И только эти Безлюдные Пространства способны стать "зародышем нового мира".

Именно пространства без людей, пространства, надёжно оберегающие детей от вторжения в них злых сил. Уйти в эти пространства - единственный выход для героев Крапивина. Писателя часто упрекали в "отрыве от действительности". Идея Безлюдных Пространств - это не "отрыв", а разрыв с действительностью. Ребятам из "Лета..." нечего терять в этом мире. Они не в состоянии его изменить, переделать. И остаётся лишь покинуть его, начать всё заново.

Повесть заканчивается прямым обращением автора к читателю, смысл которого достаточно прост: не оставляйте в беде ребёнка, нуждающегося в помощи, если не делом, то хоть словом облегчите его существование в этом мире. Но обращение это находится в диссонансе с содержанием. Поэтому и выглядит как-то странно. Подобным призывом заканчивался и роман "Журавлёнок и молнии", но тогда чувствовалось, что есть у писателя твёрдая уверенность, что не бросят Журавленка в этом мире, помогут. А в повести такой уверенности нет... К кому адресована эта просьба? Вспомним недавнее высказывание самого писателя: "... сейчас такое ощущение, что, как ты голос не возвышай, не очень-то и слышат, вот в чём дело-то. Получается, что ты выходишь на высокую башню, как муэдзин, кричишь там над пустыми пространствами, надсаживаешься, а всем до лампочки". [5] Вот это финальное обращение похоже на такой голос муэдзина над пустыми пространствами.

Думается, что повесть "Лето кончится не скоро" во многом свидетельствует о кризисе, в котором находится писатель. Это кризис не психологический, и даже не творческий, а более высокого порядка. Стремительная смена окружающей действительности и невозможность согласовать эту действительность с традиционными ценностями, лежащими в основе художественного мира писателя, - вот в чём его причина. Отсюда и стремление "вывести" своих героев за рамки этой новой реальности, построить иллюзорный мир, в котором нашлось бы им чёткое и определённое место. Мне кажется, что писатель и сам не может не понимать, что это не самое лучшее решение и для него самого, и для его героев. И верится в то, что герои эти вернутся из Безлюдных Пространств в мир людей. И будут жить в этом мире, мире людей...

август, 1996, Калуга

[1] Крапивин В. "Важное для меня порой менее всего волнует режиссёров"[Интервью]//Театральная жизнь. 1982. №20.С.27.

[2] Слова С.Маршака о Гайдаре.

[3] Петухова А. Друг, которому семь (О герое повестей Владислава Крапивина)//Детская литература: 1974[Сб. статей].- М.:Детская литература, 1974.- С.243.

[4] Надо сказать, что подобная "эволюция" писателя не пришлась по душе многим критикам. И в 1988 году А.Марченко на страницах "Литгазеты" горестно вздыхала по поводу того, куда же делся "тот В. Крапивин, который давным-давно пленил всех нас прелестной "Тенью Каравеллы"?" (Марченко А. Яблоко раздора//Лит. газета. 1988. 14 сентября. С.З).

[5] Беседа с В Крапивиным 5 июля 1994 г.//Та сторона. Вып. 7. Апрель 1995.-С.10.