|
 |
|
|
Их было восемь или девять; вжавшийся в землю, съежившийся Станко видел огромные копыта черных лошадей, безжалостно давившие траву, огромные сапоги в стременах, огромные черные арбалеты за спинами плечистых, мордатых, облепленных железом молодчиков... С седел свисали петли арканов; Станко смотрел, не в силах оторвать глаз.
Лошади топтались на месте, и каждое копыто продавливало в земле глубокую круглую вмятину. Всадники вертели толстыми шеями; один взглянул, казалось, прямо Станко в глаза - и у того мучительно сжались все внутренности, он слезно пожалел, что не родился древесным клопом...
Потом кто-то, вероятно, начальник, крикнул резкую неразборчивую команду, и вся свора сорвалась с места, вздымая выдранные с корнем пучки травы, и в секунду пропала из глаз.
Станко почувствовал, как по расцарапанной щеке его ползет тяжелая капля крови.
Из кустов чуть правее поднялось белое лицо Илияша. Браконьер сглотнул и прошептал, округлив глаза:
- Без собак они были. Добрые духи, без собак.
Никакие капканы, никакие ловушки, никакие скелеты на веревках не могли напугать Илияша так, как напугали его несколько стражников на черных лошадях.
Колючие кусты пощадили верткого браконьера - мне бы так, с мрачной завистью думал Станко, слизывая кровь то с одной глубокой царапины, то с другой. Одежда его висела лоскутками, как на балаганном актере. Даже добротному заплечному мешку досталось, что уж говорить о ладонях, о щеках, об ушах!
Станко слизывал кровь и угрюмо слушал причитания Илияша, тащившегося впереди:
- Без собак... А если б с собаками, уже б на дыбе висели... Зачем мне твое золото на дыбе? Зачем, а?
Илияш обернулся и заглянул Станко в глаза с горьким упреком, переходящим в обвинение:
- Зачем золото в пыточной, а? Нашел парень старого дурака, монетками позвенел, и тащись, Илияш, смертушке навстречу... Да если бы просто смертушке... - он отвернулся и побрел, не поднимая головы, обращаясь к замшелым корням под ногами:
- Тебя они, может, и пожалеют... Повесят, и ладно. А меня они знают, знают, понимаешь! Я сбежал... Я карту спер...
Он вдруг остановился и сказал совсем другим тоном, спокойно, деловито:
- А у князя в замке чудесная камера пыток. Видывал я одним глазком... Ну чего там только нет! Ты, парень, и представить себе такого не можешь. Дивная камера, ни в чем недостатку не будет!
Тем временем путников обступил лес; на первой же поляне, затерянной в молодом густом ельнике, Илияш сел - вернее, упал, будто у него подкосились ноги.
Станко сам собрал хворосту и сам разжег костер; Илияш сидел безучастно, глядя прямо перед собой и беззвучно шевеля губами. Станко пару раз вопросительно взглянул на него - тот не ответил.
- Да не трусь ты, - сказал Станко, когда огонь запылал и на полянке сделалось почти уютно, - обошлось ведь...
Илияш молчал.
- Сколько нам идти еще? - Станко старался говорить как можно увереннее и доброжелательнее. - Три дня, четыре?
- Нисколько, - отозвался Илияш мертво, и у Станко сжалось сердце от нехорошего предчувствия.
- Как это? - спросил он по-прежнему спокойно. - Разве мы уже пришли?
- Пришли, - глухо сказал Илияш. - теперь надо ноги уносить.
Стало тихо, только огонь потрескивал, обгладывая еловые ветки.
- Мы так не договаривались, - сказал Станко, и голос его дрогнул. - Ты же знал, на что шел! Я же золотом тебе заплатил, морда! И еще заплачу...
- Без собак они были, - сказал Илияш после паузы. - Если б с собаками...
- Хорошо, - сказал Станко зло. - Отдавай деньги.
Илияш поднял на него удивленный взгляд.
- Отдавай деньги! - Станко встал. - Ты их не заработал! Отдавай и уноси ноги, а я все равно дойду до замка и зарежу этого мерзавца князя!
При упоминании о князе руки его сами собой схватились за меч. Он шагнул вперед - Илияш испуганно отшатнулся.
- Ты... - Станко несло на какой-то дикой волне куража, - ты проводник мой, понял? Если мне придется и тебя зарезать по дороге к замку, то я и зарежу... А ну, встань!
Станко выхватил меч. Илияш медленно встал - худой, весь какой-то нескладный, съежившийся; стоял, глядя на светлое лезвие в руках парня, и глаза его отражали странную мешанину чувств.
Станко перевел дыхание. Спросил уже спокойно:
- Пойдешь дальше?
- Пойду, - отозвался Илияш, не отрывая взгляда от меча.
Где-то далеко заухала сова. Потом еще раз - ближе.
- Ну, вот и хорошо, - сказал Станко с облегчением и спрятал меч в ножны.
Стало тихо. Илияш взял охапку собранного Станко хвороста и подбросил в затухающий костер. Взметнулось пламя.
- Значит, - медленно сказал Илияш, усаживаясь напротив, - значит, ты действительно... Ты ОЧЕНЬ хочешь его убить.
Сквозь языки пламени Станко видел его задумчивое, сосредоточенное лицо.
- Хорошо... Убей его, парень. Убей.
И лицо Илияша исказила гримаса, показавшаяся Станко гримасой ненависти.
Случай этот сильно сказался на отношениях компаньонов. Станко думалось теперь, что проводник попросту его боится.
Они продвигались вперед медленно, Илияш то и дело останавливался, изучал дорогу, отдыхал, охотился... Ясно было, что путешествие ему в тягость - но он не решался заявить об этом прямо, тянул да хитрил. Два раза Станко ловил на себе странные взгляды - Илияш бросал их исподтишка, когда уверен был, что Станко ничего не заметит.
Так прошло два дня, и в душе у Станко поселилось нехорошее, гнетущее чувство. Он перестал доверять проводнику.
Меч по-прежнему был готов к бою - Станко знал, что уж в схватке-то он сможет защитить себя. Но Илияш, конечно, на открытую схватку не решится. Десять монет у него; чего стоит однажды ночью взять да и сбежать?
Дело было вечером; Илияш неподвижно сидел напротив, поворачивая над огнем костра самодельный вертел с нанизанными на него ломтями мяса. Глядя на его невозмутимое сухощавое лицо, Станко помрачнел.
Он бредет за проводником без дороги и ориентира, о замке ему известно только, что тот где-то на востоке, но чего стоит это знание в непролазных княжеских лесах? На лугах, где полно капканов? На опушках, где рыщут стражники? Если Илияш сбежит, шансы Станко на встречу с отцом сильно поредеют.
Илияш, будто читая его мысли, поднял голову и чуть усмехнулся. Глаза его, отражая пляшущее пламя, глянули на Станко остро, насмешливо, будто бы говоря: а вот поглядим, дружочек! И не успел Станко опомниться, как Илияш уже снова смотрел на свою стряпню, смотрел сосредоточенно, как ни в чем не бывало...
Он все понимает, сообразил Станко, чувствуя, как холодеет спина. Может быть, он задумал сбежать прямо сегодня? А может быть, - тут руки его непроизвольно потянулись к кошельку на поясе, - может быть, уходя, он прихватит и оставшиеся деньги? Те, которые Станко обещал отдать у стен замка?
Илияш неспешно поворачивал вертел, а Станко смотрел на него, чувствуя себя беспомощным и глупым.
Сторожить? Не спать ночь? Другую? Третью? Сколько ночей он сможет выдержать без сна, и сколько дней пути осталось до замка? Ведь они идут медленно, так медленно, а, может быть, Илияш и вовсе водит его по кругу?!
При этой мысли Станко сделалось совсем кисло. Только наивный дурак мог довериться совершенно незнакомому, странному человеку, и вот миссия оказалась под угрозой, и некого винить...
Илияш радушно предложил ему жареного мяса. Станко угрюмо отказался.
Это была тяжелая ночь.
Костер прогорел; только красные огоньки бегали от уголька к угольку, мерцали, но не светили. Станко лежал, не выпуская из руки обнаженного меча; рядом спал Илияш - или не спал, а притворялся, выжидая своего часа.
Станко прислушался, затаив дыхание, и осторожно, как лазутчик, подполз к проводнику. Если бы тот хоть храпел... Но Илияш спал тихо, как ребенок, и Станко долго мостился, пытаясь пристроиться рядом и не разбудить.
Босая нога его касалась колена Илияша, и, если тот пошевелится, Станко мгновенно проснется... Хотя он не спит... Не спит...
Кошелек, тщательно спрятанный под курткой, теперь впился Станко в бок. Хорошо, что он не такой тугой, как раньше... Ему понадобятся деньги, скоро их свадьба с Вилой...
В темноте он различал темную глыбу на месте Илияша, бока ее то поднимались, то опускались. Браконьер был с головой укутан одеялом.
Вот из-под одеяла вынырнули руки, длинные, вороватые, с многосуставчатыми пальцами... Тянутся к кошельку, а Станко не может и шелохнуться...
Он вздрогнул. Кошелек по-прежнему больно давил на ребра. Не спать, не спать... Хоть бы луна взошла...
Ночь, однако, была темная, безлунная, и только ветер возился в черных кронах да кричали совы, заставляя Станко вздрагивать...
...Он открыл глаза.
Полянка была залита светом - из-за деревьев поднималось солнце. На месте костра остался черный круг; на месте Илияша осталась чуть примятая, уже успевшая подняться трава.
Станко машинально потянулся к кошельку - тот был тоже на месте, золото тускло звякнуло.
Меч лежал рядом и был совсем мокрый от росы. Станко провел пальцем по лезвию - сверкающие капельки полетели в траву.
Он снова тупо уставился на место, где недавно лежал браконьер, укутавшись с головой старым одеялом.
Ну и ладно, подумал Станко с горестной решимостью. Остался, с чем был... Меч при мне. Замок на востоке. Дойду.
Он с трудом встал и огляделся. Его заплечный мешок был рядом; мешок Илияша, конечно же, исчез.
Шакал, подумал Станко, натягивая сапоги. Трус. Предатель.
Солнце поднималось, надо было отправляться в путь, а Станко все топтался, будто чего-то ждал, и все не мог выбрать, по которой из двух чуть заметных тропинок ему идти. Решился, прошел несколько шагов - и сразу понял, что возвращается, что проделывает в обратном порядке путь, по которому они с Илияшем пришли вчера.
Угрюмый и злой, Станко вернулся на полянку. Посмотрел на черный круг от костра - Илияш всегда маскировал такие отметины - и сжал зубы. Вытащил из ножен меч.
- Подходи, трус, - сказал он хрипло, обращаясь к одинокому кусту, так и затрепетавшему от страха. - Подходи, мерзавец. Тебе не спастись, слышишь?! Все равно не спастись!!
И меч заблистал, отражая солнце.
Он вращался все быстрее и быстрее, и пропал из глаз, и на его месте осталась только серебристая сетка, напоминающая крылышки стрекозы. Станко чувствовал каждую свою мышцу; вся его горечь и досада выливалась в это бешеное вращение, и куст перед ним побледнел, почуяв, что его ждет.
- Не спастись! Не уйти! Все равно! Все равно!
Станко сделал выпад и нанес первый удар. Куст вздрогнул, две толстые ветки, отсеченные с маху, повалились в траву. Станко не поленился тут же отразить воображаемый удар врага, а потом напал снова, одним ударом снеся с куста верхушку. Жалобно сыпались листья; шипел воздух, рассекаемый сталью, да тяжело дышал Станко:
- Подходи! Ближе!
Он не знал уже, кого крошит - предателя Илияша или самого ненавистного князя. Куст раскачивался, неся ужасные потери, землю вокруг него устилали отрубленные ветки, но Станко не остановился, пока пот не залил ему глаза.
Тогда он опустил меч; в глазах его стояли злые слезы, на месте пышного, зеленого куста остался теперь жалкий обрубок.
- Все равно, - сказал он упрямо. - Доберусь и...
- Эй, парень!
Станко обернулся, будто его ужалили.
Рядом стоял Илияш - в одной руке мешок, в другой - окровавленная тушка зайца. Штаны его были по колено в росе, а голубые глаза сверкали довольно и проницательно. Станко сразу отвернулся, чтобы скрыть предательские слезы - и глупую счастливую ухмылку.
Илияш обошел куст кругом:
- Да уж... Знавал я одного брадобрея, так тот тоже любил... Обкорнать... За что ты его, парень?
Станко буркнул, не поднимая головы:
- Ты... где был?
Илияш, похваляясь, подбросил тушку:
- Косого изловил... Съем вот... Тебя угощу, быть может. Да и дорога здесь раздваивается, как у змеюки язык, разведать не лишне...
Станко не знал, чего ему больше хочется - съездить проводнику по носу или расцеловать его. Илияш подошел ближе, склонил голову к плечу, пытаясь заглянуть Станко в глаза:
- А ты что... Плохое что-то подумал, да?
Станко досадливо плюнул и пошел за своим мешком, но Илияш не отставал, тянулся следом, с интересом выспрашивая:
- Подумал? Нет, скажи, о чем ты подумал!
Глаза его буравили и насмехались, и Станко, красный как рак, сам стыдился теперь своих мыслей.
С возвращением Илияша к Станко, в свою очередь, вернулось душевное равновесие. Шагая вслед за проводником, он чувствовал себя легко и надежно, хотя нет-нет да и корил себя за мрачную подозрительность.
Илияш, похоже, тоже пребывал в добром состоянии духа, до ушей Станко доносилась то одна, то другая песенка:
- Ти-ри-ри, та-ра-ра... Ми-илая, ми-илая, нынче ночка дли-инная...
Станко мечтательно улыбался. Они преодолели ловушки и засады, замок неотвратимо приближался, и неотвратимо приближалось возмездие. Улыбаясь, он не сразу заметил, что песенки Илияша почему-то стихли; Станко споткнулся и тогда только обнаружил с удивлением, что сам бормочет в такт шагам, как песню:
- Смерть князю, тра-ла-ла... Смерть бандиту, тра-ла-ла... Бойся, Лиго, тра-ла-ла!
В полдень остановились отдохнуть у источника, пробившего себе дорогу между корнями исполинского дуба.
- Князь, выходит, уже покойник? - поинтересовался Илияш, с удовольствием вытягивая длинные ноги в запыленных ботинках.
Станко уловил в его голосе насмешку, но рука его сама собой легла на рукоятку меча.
Помолчали. Тонко пел родник, трещали кузнечики, тянуло в сон.
- Слушай, Илияш, - Станко заколебался, - а ты, когда стражником служил...
Илияш нахмурился. Напоминание было ему неприятно.
- Да нет, - Станко хотелось сгладить неловкость, - я только хотел спросить... Ты князя видел?
Браконьер медленно повернул голову. Губы его неспешно расползлись в ухмылке:
- Конечно. Как не видать.
У Станко страшно заколотилось сердце. Сжав зубы, вытащил монетку:
- Он... похож? Такой точно?
Илияш и не глянул на чеканный профиль. Лег, закинул руки за голову. Сказал чуть погодя:
- Ты его узнаешь.
Снова стало тихо.
- Ты его... сблизи видел? - опять спросил Станко. Илияш лениво повел бровью:
- Как тебя.
Станко облизал пересохшие губы. Ему было странно неловко, будто он спрашивал о чем-то запрещенном, постыдном.
- А... жена есть у него?
Илияш молчал долго. Протянул наконец:
- Нету жены.
В двух шагах от путников вынырнула из травы непуганая полевая мышь. Удивленно воззрилась на незнакомцев. Илияш - заметил Станко краем глаза - прищурился, неподражаемым охотничьим взглядом отмеряя расстояние до глупого зверька.
- Да оставь ты ее! - возмутился Станко. - Есть ее будешь? Что она тебе сделала?
Мышь испугалась громкого голоса и нырнула обратно в траву.
- Мышку жалко тебе, - вздохнул, расслабляясь, Илияш, - мышку жалко, папу не жалко...
Станко стиснул зубы и ничего не ответил, но на этот раз молчание длилось недолго:
- Илияш... А как он живет, там, в замке? - и тут же добавил небрежно: - Мне побольше узнать надо... Чтобы впросак не попасть, выследить и не промахнуться.
Илияш сел. Посмотрел на Станко долгим серьезным взглядом. Сказал со вздохом:
- Хорошо живет. Богато. Не очень весело, правда... Сам знаешь, какая у него история. Предки твоего папы, и твои предки, значит, всю жизнь воевали... А жизнь у них, правда, была короткая, пока не зарубят, не проткнут, со скалы не сбросят... И вот перебили всех, один князь Лиго и остался. Злющий, как одинокая змея, - Илияш недобро усмехнулся. - В замке сидит, и комнат там, Станко, как пьявок у цирюльника. А в самой главной комнате... Я там не бывал, конечно, но рассказывают, что там на атласной подушечке лежит княжий венец... - голос Илияша смягчился, обрел бархатные нотки, будто он рассказывал мальчику старую сказку. - Венец этот, Станко, о четырех зубцах, и выкован, конечно, из чистого золота. Предки князя за него дрались - брат с братом, отец с сыном... Венец этот ковали четыре колдуна, и коснуться его может только тот, кто по крови - прямой потомок княжьего рода. Коснется самозванец - умирает в корчах, страшное это дело...
Илияш замолчал, задумавшись.
- Я могу коснуться, - сказал Станко.
Илияш поднял голову:
- Что?
- Я могу коснуться. Я - прямой потомок княжьего рода.
Браконьер помолчал. Сорвал травинку, сунул в зубы. Пробормотал, теребя изрядно отросшую бороду:
- Ну, ты и нахал... Наглый мальчишка...
Последовала пауза. Илияш отшвырнул травинку и встал:
- Ты доберись до него сначала, до венца-то! И князя убей, тогда посмотрим...
Станко усмехнулся.
В следующую секунду на солнце вспыхнул его верный меч. Парень, который только что сидел, развалившись, опершись спиной о ствол, в одно мгновение оказался на ногах, в боевой стойке. Без единой заминки, без паузы, в бешеном темпе перед глазами явно струхнувшего Илияша промелькнул каскад боевых приемов; Станко припадал к земле и подпрыгивал высоко вверх, меч слился в одно целое с его рукой, и разгоряченное лицо выдавало свирепую радость сильного и бесстрашного зверя.
- Аха! - Станко замер в живописной позе, изображающей смерть противника на острие меча; потом покосился на своего обмершего зрителя и преспокойно спрятал оружие в ножны.
Притихшие было кузнечики возобновили свои рулады. Илияш уважительно кивнул:
- Что ж... Это, конечно... Ну да. Только... ты ведь не думаешь, Станко, что у князя в охране пастухи да лавочники? Тоже бойцы, и не простые, у каждого свой секретный удар... А сам князь Лиго, говорят... - произнося имя князя, Илияш хищно оскалился, - сам князь в поединке великий мастер, и любимое оружие у него - меч и кинжал... Думаю, какой-то мальчишка, хоть и сильный и обученный... - он поджал губы и скептически покачал головой.
Разгоряченный Станко озлился. Сомнения Илияша бесили его; уперевшись в бока, он тучей навис над проводником:
- По-твоему, мне только с лавочниками сражаться?!
Илияш вскинул руки, как бы говоря - что ты, как можно так подумать!
- По-твоему, я просто "какой-то мальчишка"?! - продолжал Станко.
Илияш рьяно замотал головой, изо всех сил желая опровергнуть это предположение.
- А ну, - Станко несколько успокоился, и на место гнева пришла снисходительная улыбка, - а ну... Давай померяемся силами!
Илияш, кажется, смутился. С опаской посмотрел на меч в ножнах:
- Что ты... У меня и оружия... подходящего нет, - и рука его виновато скользнула по кинжалу на поясе.
Станко отстегнул меч, бросил в траву. Когда некая идея овладевала им без остатка, отказаться от нее уже не было никакой возможности.
- На палках, - сказал он тоном, не терпящим возражений. - Посмотрим, какой ты боец!
Илияш растянул губы в странной, чуть кровожадной усмешке.
Они сошлись посреди широкой, залитой солнцем поляны. У каждого была длинная свежевырезанная жердь; Станко радостно ухмылялся, Илияш был спокоен, только глаза его, сузившись в голубые щелки, выдавали веселый кураж.
- Ай-я! - выкрикнул Станко и пошел в атаку - палка в его руках замелькала, как спица в колесе, полусогнутые ноги твердо упирались в траву, каждая мышца слушалась точно и безотказно.
Илияш отступил, посмеиваясь. Палка в его руках была почти неподвижна, как застывшая перед броском змея.
- Хей! - Станко нанес первый удар, и жерди впервые звонко соприкоснулись. - Хей-я! - Станко наступал и наваливался, и противник его едва успевал уворачиваться из-под увесистых ласк бешено вращающейся палки.
Станко раздухарился, и то, что противник его был недосягаем, совершенно выводило его из себя. Они проделали на полянке круг, второй; Илияш ускользал либо парировал удары, отбрасывая их в сторону.
Пот прошиб Станко. Волосы налипли на лоб; на лице противника он вдруг увидел улыбку - Илияш смеялся довольно, будто перед ним, зрителем в балагане, разворачивалось забавное действие, и разворачивалось именно так, как он того хотел.
- А-а-а! - завопил Станко благим матом и удесятерил усилия; в момент, когда он должен был наконец достать Илияша, тот вдруг крутнулся волчком, припал к земле и быстрым незаметным движением ударил Станко по щиколотке.
Удар не был силен, но юноша, потеряв равновесие, покачнулся и чуть не упал.
Илияш стоял в трех шагах, и палка в его руках упиралась концом в землю - знак перемирия.
- Ну, что, парень? Потешились, может, хватит?
Станко убрал со лба мокрую прядь и судорожно сглотнул. Улыбки давно не было на его губах. Он терпел поражение.
- Нет, - сказал он чуть слышно. - Еще.
Илияш сокрушенно пожал плечами - как хочешь, мол.
И противники сошлись снова, но Станко больше не видел солнца.
На него накатило. Впервые это случилось с ним лет в двенадцать, и с тех пор уличные мальчишки разбегались кто куда, стоило появиться в его глазах этому сухому, сумасшедшему блеску.
В глазах его потемнело, будто тяжелая туча навалилась на солнечный день. Он не видел рук Илияша, его оружия - глаза, только насмешливые глаза! Звуки долетали до его ушей обрывками, будто он то зажимал их ладонями, то отпускал; небо, трава, стволы деревьев - все перемешалось, как тряпочки на лоскутном одеяле. Станко уже не выкрикивал боевых кличей - молча, стиснув зубы он бился, как в последний раз в жизни. На пересохших губах выступила пена.
Илияш был сильным противником, но сейчас Станко этого не осознавал. Не он был господином палке - она вела его, превратившись в живое, злобное, беспощадное существо.
Удар. Еще удар. Отражение. Поскользнулся на траве, но устоял. Захлестывает горячая, темная волна...
- Станко! Станко, очумел?!
В уши его хлынул отдаленный птичий щебет. Он снова увидел небо и траву, и трясущиеся руки опустили оружие.
Илияш стоял перед ним, бледный, удивленный, сжимая правой рукой левое предплечье:
- Очумел?! Ты... что?
Из-под пальцев его показалась кровь. Станко стало страшно.
- Я... Илияш, я не хотел, - он шагнул вперед, но проводник отшатнулся, изучая Станко внимательным, каким-то отстраненным взглядом:
- Мы ведь не на смерть бьемся... Как мне показалось, - сказал он сквозь зубы.
Он закатал рукав рубашки, и Станко увидел рану - края рассеченной кожи быстро оплывали кровоподтеком.
- Я думал, ты меня убьешь, - сказал Илияш с усмешкой.
Опираясь на палку, как на посох, он повернулся и пошел к старому дубу, у корней которого были припрятаны оружие и заплечные мешки.
Станко тащился следом. Душу его грызло раскаяние, но сквозь него упрямо пробивалась совершенно неприличная радость: ага! Победил! Показал насмешнику, где у змеи норка!
Илияш обернулся, и Станко увидел, что он почему-то усмехается.
В тот день им так и не довелось продолжить путешествие. Развели костерок; Илияш, осторожно ощупывая пострадавшую руку, то и дело бормотал почти удовлетворенно:
- А кости целы! Целы кости, вот удача!
Станко хмурился и чувствовал себя довольно скверно.
Вечером доели добытого Илияшем зайца. Браконьер, кажется, успокоился и подобрел; растянувшись у костра, он поглядывал то на темнеющее небо, то - искоса - на Станко, и тот понял, что сейчас последует вопрос.
- Здоров ты биться, - Илияш щурился на огонь, как огромный худой котище, - нечего возразить... Можно подумать, ты родился... мда... родился с мечом на боку, с ножом в зубах и с палкой наперевес!
Станко фыркнул.
- Наверное, - Илияш скосил на собеседника внимательный глаз, - пожалуй, в недалеком детстве ты был забиякой... Раздавал гостинцы направо и налево, и без меча и без палки: вон кулачища какие!
Станко посмотрел на свои руки. Костяшки пальцев выдавались вперед, круглые, белые, будто распухшие, покрытые не кожей даже - шкурой, толстой и грубой, как рогожа. Такие руки будут у него всегда.
Он вспомнил деревянную колоду, обтянутую мешковиной. Колода эта помещалась в дровяном сарае, но никто никогда не колол на ней дрова. Маленький Станко, обливаясь слезами, изо дня в день отбивал об нее кулаки.
Плакал он от боли. Руки кровоточили; кисти поначалу опухали так, что он не мог удержать ложки за ужином. Мать смотрела косо, но молчала.
Маленькие детские кулаки, израненные, исцарапанные, понемногу теряли чувствительность. Каждый день, каждый день приходил он к колоде; глаза его теперь оставались сухими, он только сильно закусывал губу.
"У тебя некрасивые руки", - презрительно сказала однажды соседка. Он только усмехнулся - в ту пору его рук уже боялись.
Тихонько хмыкнул Илияш, Станко вздохнул и вернулся к действительности.
- Да уж, - протянул он с кривой улыбкой, - будешь тут забиякой... Когда на тебя сразу пятеро, на одного-то, а еще десять стоят в сторонке и зубы скалят!
Илияш, похоже, заинтересовался:
- Пятеро? Какие это пятеро, какие десять?
- Да мальчишки, - буркнул Станко сквозь зубы. - Соседские, из школы...
- Вот как? Ну, мальчишки всегда дерутся... Но почему все на одного? Чем ты насолил им, а?
Станко раздраженно плюнул в костер: издевается? Не понимает?
- Да байстрюк же, - сказал он нехотя. - Нагульный, прижитый, и... - он вспомнил еще одну кличку - "шлюхин сын" - но произнести ее вслух у него никогда не хватило бы сил.
Илияш молчал. В свете костра Станко увидел, как сошлись на переносице его изогнутые брови.
- Да, - сказал наконец Илияш, - вот так штука... Какое странное слово - байстрюк...
Станко бросил на него быстрый взгляд - окажись на лице браконьера хоть тень издевки, ему бы несдобровать, но Илияш смотрел в огонь серьезно, отрешенно, будто действительно впервые слышал ненавистное слово.
Станко вздохнул и опустил голову.
...Это начиналось сразу же, как он сворачивал со своей улицы в сторону школы. Его уже ждали; дюжина радостных, предвкушающих забаву ребят немедленно брала его в кольцо. Он молчал, сжавшись в комок, озираясь, как затравленный лисенок; потом кто-то один - чаще всего это был рыжий сын бондаря - громко и ласково спрашивал:
- Станко, а где твой папа?
Остальные прыскали в рукава, до времени не давая волю своему веселью.
- Станко, а где твой папа? - спрашивали сразу несколько голосов.
Он молчал, прижимая к груди ободранный букварь.
- Наверное, - предполагал кто-то, и голос его дрожал от сдерживаемого смеха, - наверное, он ушел на ярмарку?
- Нет, - перебивал другой, пуская от радости слюни, - он улетел на небо!
- Он живет на луне?
- Он спрятался под лопухом?
Они говорили, перебивая друг друга; каждая новая шутка встречалась все более звонким смехом, пока наконец в общем галдеже не рождалось пронзительное:
- Байстрюк! Байстрю-ук!
И они начинали лупить его, щелкать по затылку, подбивать под колени, наступать на ноги, пока он не срывался и не бросался бежать, вырвавшись из круга... И тут наступало полное веселье - ребята гнались по пятам, завывали и улюлюкали, и спину его то и дело больно доставал умело брошенный камень...
Станко не раз случалось видеть, как смотрят на эту забаву взрослые - женщины из-за заборов, угрюмые мужчины с инструментом на плечах... Смотрели устало, порой неодобрительно, как на что-то неизбежное, докучливое, но вполне правильное и естественное.
- ...Что, Станко?
Илияш смотрел внимательно, Станко даже померещилось в его глазах беспокойство.
- Ничего, - ответил он, переводя дыхание.
- Нет, скажи, что ты сейчас вспоминал?
- Вспоминал, - буркнул Станко раздраженно, - как петух курицу топтал...
Стало тихо. Илияш, похоже, раздумывал, не обидеться ли, но вздохнул и решил не обижаться.
- Вообще-то, - сообщил он задумчиво, - на самом-то деле ты не байстрюк, а бастард.
Станко напрягся, ожидая подвоха:
- Чего-чего?!
- Бастард, - все так же задумчиво пояснил Илияш, - бастард, что означает - незаконнорожденный сын знатной особы.
Станко сидел нахохлившись, пытаясь сообразить, польстил ему браконьер или обидно обозвал.
Илияш прервал его мысли:
- Так, значит, они лупили тебя, а ты... отбивался?
- Не сразу, - отозвался Станко нехотя. - Потом... да, отбивался.
...Один только взрослый человек заступился за него - бродячий торговец, ненароком забредший в село. Увидев, как толпа мальчишек гонит затравленного малыша, он так закричал и замахал своей палкой, что обидчики струхнули и отстали, запустив, правда, и в торговца парой гнилых яблок.
Тот подошел к плачущему Станко:
- За что они тебя, малыш?
- У меня нет отца, - ответил Станко, всхлипывая. И тут же предложил, загоревшись надеждой: - Дядя, может быть, вы будете моим отцом? А?
Торговец снял руку с его плеча и ушел, часто оборачиваясь.
В тот день Станко не пошел в школу. Он пошел на край села, где в на отшибе жил старый отставной солдат.
В деревне ходила о нем дурная слава, и самый сильный мужчина не решался повздорить в трактире с этим сухим жилистым стариком. Всю свою жизнь он воевал наемником в чужих далеких странах - воевал за золото, проливая кровь за чьи-то троны и чьи-то земли, а теперь вот коротал старость - зажиточно и одиноко. К нему-то, преодолевая страх, и направился маленький Станко.
Старик был дома - мастерил что-то во дворе. Злющий пес на цепи свирепо оскалил зубы.
- Чего тебе, мальчик? - неприветливо спросил солдат.
Станко остановился в воротах:
- Господин, научите меня драться так, чтобы все меня боялись, как вас! За это я буду делать любую работу.
Солдат смотрел на него долго и удивленно. Потом встал и подошел; Станко очень хотелось убежать, но он не двинулся с места.
- Ты, - медленно начал старик, оглядывая мальчика с ног до головы, - ты сын той женщины... Ты байстрюк?
Станко вздрогнул от этого слова - и кивнул.
- Хорошо, - как-то отрешенно продолжал солдат. - Я посмотрю, чего ты стоишь.
...Над головами путников пронеслась пара летучих мышей. Потом еще одна - вдогонку.
- Такой маленький сарай, - усмехнулся Станко, - и на длинных веревках качаются мешки с камнями... Десяток мешков. И надо пробраться... Пройти между ними, а они так больно бьют... А надо увернуться, ускользнуть, выгадать минуту... Сначала я был весь в синяках. Ну весь синий, как дохлая лягушка... Этот солдат, Чаба его звали, все ждал, когда я запрошу пощады.
- Чаба? - переспросил Илияш.
- Да... Он меня и учил. Палку вертел, заставлял уворачиваться... У меня долго не выходило, он разозлился и гвоздей набил на концах... Я так этих гвоздей испугался, что завертелся, как ящерица... - Станко бледно усмехнулся.
- Гвоздей?
- А как же иначе? Он сразу сказал: будет больно. Не помучишься - не научишься. Я ему еще воду носил, дрова колол, полы драил... Он меня порол. Мать меня пороть не смела - а он бил, потому что, понимаешь... Он меня всему научил. Всему. Эти парни в конце концов разбегались, как только я в конце улицы появлялся. Все, а те, кто был старше и здоровее - попросту быстрее удирали. Вот так.
Станко замолчал. Илияш смотрел на него, теребя бороду.
- Но они все равно меня ненавидели, - вздохнул наконец Станко. - Боялись... и не любили.
- И Чаба тоже? - бросил Илияш.
- Чаба? Нет... Он... Другое. Он меня опекал. Можно сказать, воспитывал.
- Он... заменил тебе отца? - наивно спросил браконьер.
Станко выпучил на него глаза:
- Отца?! Да ты что! Мой отец... - он осекся, пробормотал чуть слышно: - ...князь Лиго, и я его убью.
Стайка нетопырей пролетела в обратном направлении.
- Н-да, - Илияш погладил свою пострадавшую руку, - парень ты решительный, за что берешься - до конца доводишь... А вот интересно мне, ты в детстве еще чему-нибудь учился, кроме драки?
В словах браконьера Станко опять померещился скрытый подвох. Он подозрительно покосился на Илияша:
- Ну, Чаба меня ремеслу учил... Немножко. А что?
Илияш вздохнул:
- Ничего. Читать-то ты умеешь?
Станко вспомнил ненавистную школу, презрительного учителя с длинной линейкой и скалящих зубы однокашников.
- Выучили... - процедил в ответ.
- Хорошо... А книжку видел когда-нибудь?
Станко разозлился. Браконьер предусмотрительно отодвинулся, придерживая раненую руку:
- Ну, ладно... Пошутил я, забудем.
Помолчали. Костер погас.
- Меч-то у тебя откуда? - спросил Илияш в темноте.
Станко любовно коснулся ножен:
- Солдат подарил... Когда мне пятнадцать исполнилось. Это его меч, хоро-оший, заморской закалки... Только он не разрешал мне его носить, ты, говорит, простолюдин, оружие тебе не положено, за это, говорит, и в тюрьму можно... А я не простолюдин, мой отец - князь... Не байстрюк я, а...
- Бастард, - вполголоса закончил Илияш.
Станко удивился бы, увидев выражение его лица. Но, по счастью, было темно.
Утром они снова двинулись в путь; Илияш морщился, задевая больную руку. В другое время Станко терзался бы угрызениями совести - но сейчас ему было не до того. Воспоминания детства здорово его растревожили, и теперь он шагал вперед мерно, твердо, ни на секунду не забывая о предстоящей миссии.
Днем они снова видели всадников, на этот раз издали, Станко почти не испугался, да и браконьер не поддался панике - только проворчал, проводив стражников взглядом, что, мол, надо быть осторожнее, а то беспечность может и на дыбу привести.
После опасной встречи дорога стала труднее. На вопрос Станко, далеко ли до замка, проводник отвечал туманно: по прямой, мол, быстрее, но, скорее всего, придется петлять.
И скоро Станко понял, что такое "петлять": тропинка исчезла, дорогу то и дело загораживал кустарник, ветки которого переплетались, будто поклявшись до скончания века не пропустить ни одного живого существа; из земли выпирали древние, замшелые камни, в очертаниях которых Станко мерещились злобные, искаженные лица.
Илияш, к чести его, всегда находил удобную тропу. Иногда он оставлял Станко позади, велев ему "с места не сходить", и ускальзывал вперед - разведывать путь.
В очередной раз они расстались в глухой чаще - стволы и стволы, зеленые глыбы кустов, под ногами мелкая трава и мелкие же камни, неба не видно из-за путаницы ветвей. Илияш ушел вперед, повторив сурово: "Чтоб с места не сходил!", а Станко, повинуясь его указанию, остался стоять столбом.
Время шло, а проводник не возвращался. День был пасмурный, под сводами леса висел серый полумрак, и в этом полумраке Станко разглядел рядом, совсем в двух шагах, пышный куст малины.
Ягоды, кое-где переспелые, гнули ветви до самой земли. Станко внезапно понял, что умрет, если не попробует хоть одну.
Впрочем, почему одну? Достаточно протянуть руку, и красная, сладкая горсть ссыплется в ладонь, а потом можно будет слизать густой малиновый сок... Станко вспомнил тот единственный хилый куст малины, который рос у его двора и который соседи обносили быстрее, чем он успевал съесть хотя бы три зеленых ягодки.
Радостно улыбаясь, уже чувствуя во рту малиновый вкус, Станко шагнул по направлению к кусту и протянул ладонь.
Будто жирная тугая змея вдруг оплела его ноги. Станко вскрикнул, а петля вокруг щиколоток рывком стянулась, дернула, и он потерял равновесие. Земля рванулась, Станко шлепнулся на живот, вцепился в траву, будто она могла удержать его. Еще рывок, и земля оказалась на месте неба.
Станко висел вниз головой, раскачиваясь, как большой тяжелый маятник. В глазах у него понемногу темнело от прилива крови. В поле его зрения попеременно попадали то куст малины, то изъеденный временем древесный ствол, то гора покрытых мхом угрюмых камней. И все время маячила темная, высокая куча, в которой Станко внезапно узнал очень большой муравейник.
Перед глазами его запрыгал скелет, подвешенный за ноги над такой же муравьиной кучей. "Ловушка срабатывает сама собой"... Деловитое копошение в пустых глазницах...
Меч был при Станко, ножны висели теперь за спиной; изловчившись, сильным уверенным движением он потянулся к оружию. "У меня меч... я смогу освободиться, и тебя, Илияш, освобожу, не бойся"...
Лучше было бы, чтобы Илияш не видел его в этом положении. Хорошо, что хоть руки свободны...
В этот момент сверху, с дерева, свалилась будто бы сетка - множество спутанных веревочных петель. Одна петля захлестнулась у Станко под мышками, но множество других нашли более удачное место - одни стянули плечи, другие - локти, третьи охватили ноги выше и ниже колен. Станко, не веря себе, задергался - петли тут же стянулись так туго, что Станко почувствовал под веревками биение крови.
Меч был теперь бесполезен. Станко раскачивался все медленнее, и, проходя самую нижнюю точку, он почти окунался головой в муравейник.
Он забился, как кролик в сетке. Петли стягивались все туже, и у Станко перехватило дыхание.
Так вот почему тот несчастный не смог освободиться!
Перед глазами его качался древесный ствол. По стволу ровной веревочкой взбирались муравьи - Станко знал, куда они ползут. Ему чудилось, что он слышит их глухой, зловещий топот.
- Муравьи, - сказал он с жалкой, растерянной улыбкой. - Мурашечки... Малюточки...
На вершине муравейника тем временем тоже царило оживление - сотни маленьких тварей собрались на самой верхушке, чтобы поскорее полакомиться Станко. Ему мерещилось, что в серой массе он различает красные огоньки жадных глаз - но это, конечно, была лишь фантазия.
Все медленнее, медленнее... Судорожные движения не спасают, только больнее рукам и ногам, стянутым петлями...
Может быть, ему удастся вывалиться из собственных сапог?! Но сапоги сидели крепко, и веревки, стягивающие щиколотки, были, похоже, вымазаны чем-то... Не то скользким, не то липким...
И только тогда Станко позвал на помощь. С трудом набирая воздух в перетянутую веревками грудь, он закричал что есть силы:
- Илияш! Илияш!
Тихо. Нет ответа.
- Илия-аш!
Маятник остановился. Станко висел почти неподвижно, медленно вращаясь вокруг своей оси.
Самые алчные муравьи уже были у него на волосах. Добрые духи, зачем ему такие длинные волосы?!
Он почувствовал, как маленькие лапки щекочут его лоб, щеки... И - немилосердный укус. Еще. Еще.
- Илия-аш!!
Тем временем взбиравшиеся по стволу муравьи уже спустились по веревке, миновали сапоги и принялись искать прорехи в поношенных Станковых штанах.
Глаза! Только бы не трогали глаза!
Он извивался, как сумасшедший, тряс головой и вопил не переставая:
- А-а-а! Илия-аш!! Помоги-и!
Кто-то из насекомых забрался уже и в сапоги. Станко заплакал.
Слезы его стекали не на щеки, как обычно, а на брови, на лоб; он снова закричал и в отчаянии подумал, что будет, если его крик услышат стражники.
Мысль о дозорниках заставила его на минуту умолкнуть. Бесполезный меч колотился о спину; муравьиное пиршество продолжалось.
- Илияш, - сказал Станко шепотом, - пожалуйста. Пожалуйста, Илияш!
Кто-то рассмеялся в двух шагах от него. Стражники, подумал Станко, но в этот момент ему даже хотелось на дыбу.
- Ну, парень, - донесся насмешливый голос браконьера. - Влип-таки... А кому я говорил - не сходить с места?
Почему он смеется, подумал Станко. Муравьи жрали его со все возрастающей жадностью.
- Кому я говорил, а? - бодро продолжал Илияш.
- Освободи... - простонал Станко, не узнавая собственного голоса.
Сильная рука дернула его в сторону. Станко снова качнулся, потом качнулся сильнее, потом веревка, держащая его за ноги, оборвалась. Станко упал лицом в траву.
Лежа на животе, он ощущал, как браконьер режет стягивающие его путы; вот отпустило плечи, грудь, живот... Вот легче стало ногам... Руки не слушались - Станко их попросту не чувствовал. Подвывая от боли и облегчения, принялся сметать муравьев, катаясь лицом по траве.
Илияш, стоя над ним, строго выговаривал:
- Если я сказал - на месте, то это, будь уверен, "на месте" и значит! Надо было тебя полчасика тут подержать, хорошая была бы наука... Помнишь того парня, что мы видели?
- Скотина ты, - шептал Станко, вытирая вместе с муравьями и слезы, - скотина... Хороша наука... Я посмотрел бы на тебя, свинья ты...
Он всхлипнул и перевернулся на спину. С трудом сел. Сказал прямо в смеющиеся глаза:
- Свинья! Ты где был?! Я звал тебя, звал...
- Сам свинья, - отозвался Илияш в тон. - Я, что ли, не предупреждал тебя? Сам виноват, не скули теперь!
- Это я скулю? - Станко зашелся от гнева. Веки его быстро опухали, не давая глазам раскрыться. - Я еще и скулю?!
- Знаешь, - протянул Илияш с насмешливой рассудительностью, - поговорка есть: мишка любит мед, а пчелки виноваты!
Станко сердито отвернулся.
Этой ночью им не пришлось спать.
Пригас костер, Илияш прикорнул рядом. Станко, которого весь день колотил озноб от муравьиного яда, потихоньку бредил с открытыми глазами. Ему мерещилась Вила в подвенечном платье и с красной косынкой на голове; в этот момент Илияш, всегда чуявший опасность за версту, дернулся и сел, беспокойно уставившись на Станко соловыми глазами. Обоим стало вдруг ясно, что рядом, в темноте, находится кто-то третий.
Ни шороха, ни звука, ни привычного крика ночной птицы; Станко, мгновенно покрывшись испариной, нащупал в темноте обнаженный меч. Илияш сжимал в одной руке кинжал, в другой - тлеющую ветку из костра.
Тот, третий, смотрел на них из глубокой, как колодец, тьмы. Станко казалось, что он слышит мерное, сухое дыхание. Потом - тресь! - сломанная веточка щелкнула со звуком разгрызенной кости.
- А... - начал было Станко, но Илияш так глянул на него, что тот прикусил в пересохшем рту и без того непослушный язык.
Прошла минута, потом еще невесть сколько времени, ветка в руке Илияша перестала тлеть, пальцы Станко, сжимающего тяжелую рукоять, онемели - а третий, ночной гость из темноты, все не уходил.
Он двигался по кругу - они поняли это по неспешному треску веток, чуть слышным вздохам, по дуновению ветра. Размеры гостя установить было трудно - если он и был массивен, то двигался с удивительной легкостью.
Станко старался держаться лицом к неведомой твари, по крайней мере лицом к тому месту, где она должна была быть. Илияш сидел неподвижно, наклонив голову, подчинив все чувства слуху.
- Омм! - в темноте, похоже, зевнули, и в нос Станко ударил густой запах гнилого мяса. Потом он увидел прямо перед собой два круглых красных ободка - и еле сдержал крик.
Красные ободки расширились и сузились опять. В центре каждого из них посверкивала белая искорка.
В следующую секунду ночной гость удалился. Слушая стихающее потрескивание веток, путники обнаружили, что сидят, мертвой хваткой вцепившись друг в друга.
...Утром они осмотрели следы - будто кто-то через равные промежутки вдавливал в землю огромные бочки. На дне одного из них окоченела расплющенная мышь.
- Это, - пояснил неприятным голосом Илияш, - это из беззаконных земель забрело... Там полно всяких... Расплодили колдуны проклятые... - Илияш вытер лицо и посмотрел на Станко длинным странным взглядом: - Да, парень... далеко мы зашли... - и усмехнулся.
- Далеко зашли? Замок близко? - быстро спросил Станко.
- Беззаконные земли близко, - протянул браконьер. - А замок... Дня три... Четыре... Если все будет "бархатом"... А еще лучше...
- Что?
- Ничего, - носком ботинка браконьер сбрасывал на дно бочкообразного следа жирную глину.
Станко окинул взглядом место ночевки, и ему снова стало не по себе.
- А... беззаконные земли... - и не стал продолжать.
- Здесь, - нехотя кивнул проводник, - рядом уже... Но мы туда не пойде-ем! - он усмехнулся и погрозил Станко пальцем.
- Давай-ка... поскорее, а? - предложил тот, взваливая на плечи исхудавший мешок.
Илияш отрешенно кивнул.
Идти было тяжелее, чем обычно. Еще одна бессонная ночь давала о себе знать.
Лес поредел. Ноги увязали в противно мягком, податливом, зыбком слое прошлогодних листьев. То и дело приходилось обходить выпирающие из земли высокие камни.
Илияш по привычке что-то напевал - уже не так весело, как в начале пути, но Станко сумел-таки разобрать песенку про милую деву, про длинную ночку, про то, что у кого-то там захромал конь и луна теперь в ущербе; потом песенки-прибаутки стихли, и, протискиваясь в очередную щель между стволами и камнем, Станко услышал вдруг, как Илияш вполголоса произносит странные, звучные слова.
Это были, кажется, стихи - но стихи на непонятном языке, чеканные, зловещие, одновременно ласкающие и терзающие слух; Станко не мог уловить ни одного знакомого слова, но в железном ритме строк ему слышались звуки битвы, звон мечей и военные клятвы.
Дождавшись, пока стволы и камни чуть расступятся, позволяя двоим идти рядом, Станко догнал проводника. Тот, покосившись на него, осекся и замолчал.
- Что это? - спросил Станко удивленно.
- Где? - буркнул Илияш.
- То, что ты говорил только что... Это стихи?
- Это, - Илияш досадливо поморщился, - это так... ничего.
Станко обиделся - ему показалось, что браконьер скрытничает и не желает с ним разговаривать. Фыркнув, он отстал.
Илияш шел теперь молча, а Станко, глядя ему в спину, крепко задумался.
Он думал о том, что, в сущности, об Илияше знает совсем немного и все - с его слов. Что он в страже служил - это похоже, боец отменный, а вот почему сбежал? А главное - кем раньше-то был, ведь не родился же он стражником, а?
Морща лоб, Станко вспоминал все мелкие Илияшевы повадки - как ест, как умывается, как палку держит... Охотник умелый, и шкурку сдерет, и ощипает, и зажарит, и... А вот только не из простых он, Илияш. Не из простолюдинов.
Станко и сам не знал, почему именно сейчас в этом уверился. Может быть, смутная тайна, связанная с его проводником, давала о себе знать и раньше, но именно сейчас, вспоминая чеканные слова непонятных строк, Станко понял вдруг, что браконьер - не совсем тот, за кого Станко принимал его раньше.
Может быть, шпион?
Ему очень не хотелось так думать - после всего, что было. А было множество ловушек, и в каждую из них Станко не надо было даже толкать - сам угодил бы, не окажись рядом проводника...
Все это верно, но кто такой Илияш? Откуда он знает громкое слово - бастард? "Незаконный сын знатной особы"... И что за счеты у него с князем Лиго? Как зло он сказал тогда у костра: убей его...
- Осторожно, - бросил идущий впереди Илияш, перелезая через поваленный ствол.
Станко тряхнул мешок, поудобнее устраивая его между лопатками, и продолжал свои молчаливые рассужденья.
Опять-таки, если Илияш не из простых, почему он стражников боится, как школьник розги? Может быть, князь специально за ним охотится? Может быть...
Ноги Станко соскользнули, он потерял опору и сорвался куда-то вниз. Не очень глубоко. По сапогам застучали комья глины. Где-то наверху ахнул Илияш.
Станко, скорее раздосадованный, чем испуганный, стоял на дне широкой ямы; влажная стенка ее осыпалась в том месте, где ее потревожили сапоги, локти и колени неловкого путешественника. И еще - стена была вся испещрена дырами, как ломоть хорошего сыра.
- Стой на месте, - Станко показалось, что голос Илияша странно изменился.
Станко опустил взгляд.
Из круглой дырочки, темной норки в сырой стене показалась плоская треугольная голова. Полоснул воздух тонкий раздвоенный язык; голова поднялась, закачалась, как на пружине, и матово блеснула бронзово-черная чешуя.
Станко отшатнулся. Змея смотрела ему в глаза - прямо, неотрывно, а из множества нор уже радостно выглядывали ее товарки.
Станко задрожал и отступил. Под ногами подминалась жирная земля, и, мельком взглянув вниз, он вскрикнул и замер - прямо у его сапог покачивались треугольные головы.
Он боялся змей. Он с детства очень боялся змей, с тех самых пор, как во время сенокоса умер от укуса гадюки мальчишка - один из его обидчиков. Мальчишка носился в горах сена, шумный, обалдевший от счастья - чтобы через минуту забиться на земле, крича от ужаса, и умереть в корчах, и оставить на руках обомлевшей матери только синий, раздувшийся маленький труп...
Станко огляделся. Кое-где яма поросла травой, и у противоположной сырой стены валялась на боку корзинка - птичье гнездо. Внутри него полно было битой скорлупы, а рядом грязной грудой перьев лежала сама хозяйка - дохлая пичуга.
- Стой на месте! - отрывисто повторил Илияш. Голос его донесся до Станко глухо, как сквозь вату.
Змеи продолжали лезть изо всех дыр. Оцепеневшему Станко показалось, что сырые стенки ямы на глазах обрастают черным, шевелящимся ворсом. Тусклые глазки безучастно смотрели парню в лицо, раздвоенные языки подрагивали, будто дразнясь.
Он скорее почувствовал, нежели услышал шорох чешуи, скользящей по голенищу. Нервы его не выдержали. Завизжав, как девчонка, Станко изо всех сил затопал ногами, пытаясь сбить, отшвырнуть, вдавить треугольные головы в мякоть земли.
- Не двигаться! Не двигаться!! - надрывался Илияш, но Станко уже не мог остановиться. Он лупил и давил, и несколько тварей, лишившись в пылу боя голов, теперь корчились на дне ямы, как толстые блестящие шнурки. Со стенок, утыканных норами, теперь сползал на дно сплошной шипящий поток. Птичье гнездо и мертвый комок перьев скрылись под грудой извивающихся тел.
- Станко!
Сразу несколько пар челюстей бессильно соскользнули, пытаясь прокусить голенище. Он успел сбросить тварь, взбирающуюся по сапогу вверх; змеи уже не ползали, не извивались - они просто кишели.
Станко метался, в мыслях своих уже сто раз укушенный и тысячу раз мертвый. Прямо перед лицом у него вдруг оказалась стенка со змеиной головой, выглядывающей из укрытия; в ту же секунду - ему показалось, что он бредит - голову эту накрыла плотная темная ткань.
- Сюда! Скорей!
К нему тянулась чья-то рука... Судорожным движением сбросив с ноги цепкие змеиные объятья, Станко качнулся вперед, позволяя этой руке схватить себя за шиворот.
Одеяло, наброшенное на стенку, уже злобно шевелилось; Станко увидел, как треугольная голова мелькнула у самого лица Илияша, и в ответ ей мелькнул кинжал... У него красивые руки, отрешенно подумал Станко. Он не сбивал кулаки о колоду...
Рывок. Станко проехался животом по стенке ямы, чувствуя под тканью змеиные тела... Еще рывок - он был уже на поверхности, на траве, и, вскочив как сумасшедший, принялся колотить себя по коленям, по бокам, сбивая и стряхивая воображаемых змей.
Илияш привел его в чувство, ухватив за волосы и рывком повернув лицом к яме. Над кромкой ее покачивались треугольные головы.
Потом они отступали - вернее, бежали без дороги и направления, ветки били по лицу, и Станко видел только мятую траву, да желтую глину, да ботинки Илияша... Мокрые, как мыши, задыхающиеся, остановились не на полянке даже - на узком пространстве между тремя соснами.
Тут Илияш повернулся к Станко лицом. По щекам, по бровям, по бороде его крупными каплями стекал пот. Двумя широкими шагами подойдя к парню, Илияш наотмашь ударил его по лицу.
Станко сел в траву - да так и остался сидеть.
Ночью ему стало плохо.
Изо всех сил обхватив колени, он лежал на сырой земле и всхлипывал. Он слаб. Ему не выдержать этого пути. С него хватит. Он пробовал, он сделал все, что мог...
Он раскачивался, пытаясь унять дрожь, но кругом была только ночь, только смерть, только ужас. Подобное чувство он испытал лишь однажды - когда трехлетним малышом потерялся на ярмарке.
Вокруг стояли гам и хохот, множество незнакомых, шумных, грубых или слащаво-добродушных людей... Перед ним был целый лес чужих ног, обутых в сапоги и деревянные башмаки, поднимающих пыль, топающих по своим делам... Он чуть не попал под телегу, и возница посмотрел в его сторону мутным, ничего не выражающим взглядом - одним мальчиком больше, одним меньше... Не путайся под ногами! Кто-то раздавил в пыли помидор, и тот вывалил на дорогу кроваво-красные внутренности... Станко был потерян, забыт навсегда, обречен, одинок, и только отчаянный рев, в который он вложил всю душу и весь свой страх - этот рев принес облегчение, и этот рев издалека услышала в базарной многоголосице его перепуганная мать...
Станко всхлипнул. Чья-то рука осторожно легла ему на плечо:
- Парень... Ты спишь?
Илияш уселся рядом, рука его, которую Станко не сбросил, скользнула на его мокрый от пота затылок:
- Послушай, я тут раздумывал... Надо нам вернуться, парень. Очень тяжко... Барахтаемся, как мышка в смоле... А дальше - хуже. Не дойти до замка... Умереть здесь поганой смертью, да за что? Нам и так... подарили жизнь... По всем делам в яме этой нам и... Остаться... Со змеями... Чудом ведь выбрались!
Илияш прерывисто вздохнул. Убрал руку. Добавил тихо, твердо, как взрослый, уговаривающий малыша:
- Пойдем домой.
Станко молчал. Где-то перекрикивались совы. Небо казалось темной ямой - ямой, где прячутся змеи.
- Мне... очень надо, - тонким дрожащим голосом выговорил Станко. - Мама... Просила... Я должен, - и он снова всхлипнул, будто сам объявил себе приговор.
- Но разве, - отозвался Илияш, - разве твоя мать хотела... Чтобы ты умер?
- Я не умру, - прошептал Станко, изо всех сил сжимая веки, чтобы слезы не пролились наружу. - Я... дойду... - Он сцепил зубы, слезы были унизительны. Тогда он наконец-то разозлился на себя, и эта злость была благотворна.
- Я дойду! - сказал он твердо. - И ты дойдешь! И не раскисай!
Илияш сидел рядом, но в темноте не разглядеть было его лица.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
