|
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Они стояли над обрывом.
Внизу неспешно текла речушка; прямо за ней тянулись леса - старые темные леса с редкими проплешинами полян и буреломов.
- Беззаконные земли, - устало сказал Илияш. - Мы пойдем в обход.
- Долго еще? - спросил Станко, но в голосе его не было обычного нетерпения: та же усталость.
- Как дорога ляжет, - отозвался Илияш и осторожно подошел к крутому склону.
Станко спускался следом, сапоги его тут же наполнились песком и отяжелели, как гири. То и дело случалось терять опору и ехать вниз на животе; перед глазами взад-вперед шныряли потревоженные уховертки.
- А что... почему эти земли зовут беззаконными? - спросил он, волоча ноги по вязкому речному берегу.
Илияш шагал рядом, и обычно легкая его походка теперь отяжелела, заплечный мешок свесился на бок:
- Воевали здесь...
Земля под их подошвами глухо, недовольно чавкала.
- Везде воевали, - заметил Станко, воротя лицо от дохлой рыбины, чей бледный живот покачивался в тихой заводи.
Илияш, наверное, оскалился - но Станко видел только его спину.
- Воевали, да... Только тут из года в год, изо дня в день... Веками. Дрались за замок, будь он неладен, да за княжий венец... - он перевел дыхание.
- Ты же говорил, - Станко приятна была собственная осведомленность, - что его может коснуться только прямой потомок...
Илияш кивнул, не дал ему закончить:
- Прямые потомки и дрались... Брат с братом, сестра с сестрой... Отцы с сыновьями, и такое бывало... Внуки с дедами... Если те доживали до внуков...
Он вдруг остановился и обернулся - в бороде песок, в волосах песок, глаза по обыкновению сужены в щелочки:
- Ты, думаю, тоже послан не случайно. Признавайся, за венцом идешь?
Станко стоял, удивленный, немного смущенный странной шуткой проводника. В том, что это шутка, он ни на секунду не усомнился.
И браконьер, мгновенно оценивший его растерянность, немедленно зашелся радостным хохотом, будто шутка в самом деле удалась.
Некоторое время они шли молча.
- А колдуны? - наконец спросил Станко.
- Что - колдуны?
- Ты говорил, что ловушки и все прочее... колдуны расплодили?
Илияш поддал ногой ссохшийся ком глины:
- Да, колдуны... Но главное, парень, не это. Главное, - он зачем-то посмотрел на небо, - главное, злоба там... Загустела. Столько злобы за столько веков... Беззакония там творились. Кровь лили - свою, чужую, виновную, невинную... Колдуны просто собирали сгустки ненависти, как змеелов собирает яд. И на этих сгустках ставили ловушки... Ловушки порождали страдание, новую ненависть... И теперь там, парень... Я даже не знаю, что там теперь.
Станко передернул плечами. Вспомнилась та тварь, что не дала им спать, блуждая ночью вокруг костра.
А Илияш, поправив заплечный мешок, проговорил вдруг со странной усмешкой:
- И на стене горел огонь,
И крепкие вцепились крючья
В твердыни камень...
И с боевым ужасным кличем
На стену кинулись враги,
Но на стене огонь горел,
И одолеть им не судилось,
Но цепки когти колдовства... - он нахмурился, будто припоминая, потер переносицу и начал снова:
- ...Но меч ушел по рукоятку
В его младенческую шею,
Потоком хлынула оттуда...
Илияш поперхнулся и замолчал.
- Это что? - спросил Станко, снова передернувшись.
Тот пожал плечами:
- Какие-то обрывки каких-то легенд... Я в свое время их много слышал. Но забыл, Станко. Одинаковые они - "он воткнул меч туда-то и туда-то и оттуда полилось то-то и то-то"...
Станко пожалел, что вообще затеял этот разговор.
Через несколько часов путь им преградил обвал.
Тихая речка бурлила и пенилась, наткнувшись на неожиданную преграду. Желтая стена обрыва слоилась, как пирог, которым Станко угостили однажды на детском празднике. На глазах растерянных путников завал все рос и рос, а речка растекалась, превращаясь в неспокойное озеро.
- Ты плавать умеешь? - спросил Илияш сквозь зубы.
Но откуда же, добрые духи, Станко уметь плавать? Самая глубокая река в его родных местах была корове по вымя...
Илияш двинулся в воду. Вода, впрочем, только того и ждала - озеро ширилось, прижимая Станко к осыпающейся желтой стене.
- Живо в воду! - зло выкрикнул проводник. Кинжал и заплечный мешок он держал над головой; нечистая пена подступила уже к его груди.
Здоровенный ком глины свалился сверху, ударив Станко по затылку и чуть не сбив с ног. Следующий, окажись он поболее, вполне мог воздвигнуть над его головой похоронный курган.
Сцепив зубы, вскинув дрожащей рукой мешок и ножны с оружием, Станко шагнул в мутный водоворот.
Дно было склизкое и вязкое. Вода, неожиданно холодная, подступала все выше. Илияш достиг уже середины разлившейся реки, над поверхностью виднелись только его голова да заплечный мешок.
Может быть, речку удастся перейти по дну?
Воспрянув от этой мысли, Станко отважно поспешил вперед. Множество беспорядочных течений толкали его в бока, грозя сбить с ног. Вот вода добралась до груди, вот коснулась шеи...
Станко в ужасе понял, что твердая земля уходит из-под ног. Илияш уже выбирался на берег, вода стекала с него потоками...
Только не звать на помощь!
Вскинутая над головой рука судорожно опустилась, ища опоры... Мешок мгновенно вымок и стал тяжелым, как камень на шее утопленника. Меч... Добрые духи, меч!
Он хотел отступить - но вода не позволила, толкнула вперед, и Станко повис между небом и землей, чтобы тут же камнем пойти на дно.
Ноги его коснулись твердого. Он оттолкнулся изо всех сил, и голова его взвилась над поверхностью; хватая воздух ртом, как жаба, он мельком увидел стволы на том берегу, мокрого Илияша, пену...
Ему вспомнилась дохлая рыбина в заводи. Только не выпустить меч!
Он снова ушел в воду с головой, и снова выпрыгнул, задыхаясь. Илияш, кажется, смотрел на него; высокая волна плеснула Станко в рот, он закашлялся, забарахтался - и тут же понял, что стоит, твердо стоит на дне, и голова его при этом находится над водой.
Илияш смотрел в другую сторону. Станко перевел дух.
Медленно, наваливаясь на массу воды, потом все быстрее, потом вовсе бодро Станко выбрался на берег. Заплечный мешок его являл жалкое зрелище, вода лилась из него в три ручья. Мокрый меч тускло блеснул, показавшись из мокрых ножен.
- Все в порядке? - небрежно поинтересовался Илияш.
- А как же, - в тон ему отозвался Станко, выплескивая воду из сапога.
Происшествие с обвалом оказалось лишь первым звеном в цепи других - неприятных, порой пугающих.
Продолжать путь вдоль реки они не смогли - дорогу преградил бурелом. Огромные сосны, поверженные на землю, громоздились одна на другой как гигантская, поросшая мхом поленница; верхушки их, будто вражеские копья, направлены были путникам наперерез.
После нескольких попыток преодолеть завал Илияш повел Станко в обход. Проводник мрачнел все больше, и Станко впервые увидел у него в руках карту.
Карта эта оказалась свитком тонко выделанной кожи; Станко, не вытерпев, заглянул браконьеру через плечо. Среди блеклых линий беспорядочно разбросаны были странные и зловещие символы, но гораздо больше было грязных пятен и дыр. Станко удивился - неужели этот потертый лоскуток в самом деле настолько ценен?
- Опасно идем, - бормотал Илияш, терзая карту ногтем и все мрачнее сдвигая брови. - Ну да ладно... Мир мудро устроен - волки без шипов, а розы без зубов... Взялся, Илияш, - он усмехнулся, видимо, сам себе, - взялся, так давай уж... Поглядим.
И решительно свернул влево.
А неожиданности продолжались - откуда ни возьмись, навстречу путникам вылез овраг, неглубокий, но расползающийся на глазах; прямо под ногами идущих обнаружился вдруг оползень, и Илияш, стиснув зубы, свернул еще левее.
- И чего я с тобой связался?! - раздраженно рыкнул проводник, когда спустя полчаса пути обнаружил вдруг, что сбился с дороги.
- Поляна тут... - бормотал Илияш, с ненавистью поглядывая на небольшую опрятную полянку с весело журчащим ручьем. - Поляна, р-раздери ее... А не должно было быть поляны, и родника не должно было быть!
Станко обрадовался отдыху и свежей воде.
Он долго умывался, вытряхивая песок из волос и бровей, фыркал, пил прямо из горсти... Потом наполнил флягу, ощущая на губах вкус воды, вкус травы.
Садилось солнце. Последние красные лучи скользнули по верхушкам сосен. Прилаживая пробку, Станко рассеянно глянул на ручеек.
Журча по камушкам, обмывая травы, у ног его струился поток густой темно-красной жидкости. Не веря глазам, Станко глубоко вдохнул, набирая воздух для удивленного восклицания; в нос ему ударил сильный, тошнотворный запах крови - как на бойне.
Фляга выскользнула у него из пальцев и шлепнулась в траву, разбрызгивая кровь.
Руки его были в крови, и корка чужой крови застыла на лице - он чувствовал, как стянуло кожу.
Пошатнувшись, как слепой, Станко опустился на четвереньки, и его вывернуло наизнанку.
Солнце село.
- Все уже, - сказал Илияш, и голос его доносился до Станко будто из далекого далека. - Все, это наваждение, уже прошло...
Станко открыл глаза и увидел собственные руки, в каждой - по пучку выдранной с корнем травы.
- Это наваждение... - Илияш стоял рядом, бледный, угрюмый. - Тут бывает... На этом месте, наверное, - он с отвращением оглядел полянку, - крови пролито совсем уж сверх меры... Из земли выступает.
Хоть как ни устали путники, как не манила зеленая полянка - оставаться здесь на ночлег они не стали.
Над лесом висела, не давая ни капли света, бледная круглая луна; мутные лоскутья облаков затягивали ее до половины. "Полуголая луна", почему-то подумал Станко. Отогнал навязчивое воспоминание о Виле. А вслух сказал:
- Мы в беззаконных землях, да?
Илияш запустил пальцы в бороду, пробормотал чуть виновато:
- Не удалось обойти, понимаешь ли... Не везет.
В который раз с начала путешествия они сидели, сгорбившись, у догорающего костра.
- А князь... Не колдун часом? - ни с того ни с сего спросил Станко.
Илияш вздрогнул. Спросил настороженно:
- А с чего ты взял?
Станко недобро усмехнулся:
- Да не везет, говоришь... А мне сдается, сама земля нас толкает, куда хочется ей. Прямо крысе в глотку...
- Ну-у, - протянул Илияш как-то неопределенно, - князь-то уж точно тут не при чем...
- Откуда ты знаешь? - тут же взвился Станко.
Его собеседник пожал плечами, уклоняясь от разговора, и парень снова подумал, что Илияшу известно про князя куда больше, нежели полагается знать простому браконьеру... Он не удержался от вопроса:
- А правда... Слышал я, что князь умеет чужой облик принимать... Оборачиваться... В женщину превращается, в ребенка, ходит среди людей да высматривает...
- Чего высматривает-то? - Илияш, кажется, удивился.
- Ну, мало ли...
Браконьер фыркнул:
- А волком не перекидывается, не слыхал?
Смеется, с обидой подумал Станко. Опять смеется.
- Не обижайся, - вздохнул Илияш. - Но то, что умеет и чего не умеет князь Лиго, ты у князя спроси, ладно?
Помолчали. Костер догорал; пора было устраиваться на ночлег.
- А твоя мать, наверное, красавицей была? - проронил Илияш, вороша красные пульсирующие угольки.
После памятного случая в трактире Станко впервые услышал от него упоминание о своей матери.
Обрывки облаков лениво тянулись по диску луны.
- Да, - отозвался он глухо, - была красавицей.
- Черноволосая, как ты?
- Нет, - буркнул Станко сквозь зубы, - у нее были светлые волосы...
- Значит, ты по масти в отца пошел?
Станко отвернулся и свирепо сплюнул.
- Ну хорошо, - тут же примирительно отозвался Илияш, - хорошо... Наверное, к матери... сватались? Когда ты был маленький, а?
Станко крепко-крепко обнял колени. Ткнулся в них подбородком. Когда-то он умел сидеть так часами - в сарае, или на печке в темном углу...
- Ты не понимаешь, - сказал он тихо. - Не понимаешь. Она...
Ему вдруг захотелось плакать. Луна выползла из-за туч; Станко вспомнилась колыбельная, там говорилось про зайца, который увезет мальчика прямо на луну...
- Она родила ребенка в девичестве, - прошептал Станко, обращаясь к луне. - Это было... Хуже смерти. Ее с животом посадили на цепь у колодца... Чтобы все плевали, кто мимо идет. Такой обычай... И плевали! Она поначалу желала ребенку, то есть мне, смерти... Но я не умер.
Он перевел дыхание.
- Разве она не любила тебя? - спросил Илияш, и тоже шепотом.
Станко усмехнулся через силу:
- Еще как любила! Как станет обнимать... Конфеты, сладости, лучший кусочек... А жили-то бедно... Сама худая, как щепка, того и гляди, ветром унесет... Я, пока маленький был, не понимал ничего, жрал все это... Потом только соображать начал, отказываться стал, назад отдавать...
Он замолчал на полуслове. Вспышки горячей нежности сменялись у матери приступами раздражения, и, жалея ее, он то и дело обливался слезами, забившись под кровать.
- Бедно, говоришь, жили? - Илияш все ворошил уголья, глаза его были опущены.
- Да... Она, знаешь, ужасно гордая была. Ни от кого помощи не принимала...
- Так предлагали, значит, помощь?
Станко скривил губы:
- Был один купец... Уже на моей памяти... Часто ходил, и все с подарками... То смолка с благовониями, то светильник особенный, то мне игрушку...
Он снова задумался. Перед ним, совершенно осязаемая, появилась вдруг маленькая повозка на колесах - как настоящая, со шкатулку величиной, с двумя оглоблями, с высокими бортами, на одном из которых нарисована сова, а на другом - цветок... И запах, запах лака, свежей краски! И как он принял игрушку в дрожащие руки, и повернулись маленькие крепкие колеса, будто просясь в дорогу... И он уже забыл обо всем на свете, готовый ехать в дальние края, когда руки матери выдернули невиданное чудо из его инстинктивно сжавшихся пальцев, и голос ее сказал ровно, безжалостно:
- Спасибо, господин Анс. У малыша уже есть игрушки.
И купец ушел, удрученный, с повозкой под мышкой! И как глупо, как странно выглядывали маленькие колеса из-под руки этого большого, грузного, богатого человека! А у Станко действительно были игрушки - крашенная говяжья кость и пустая катушка из-под ниток...
-...Отказала мать купцу? - спросил Илияш.
Станко опустил голову:
- Да не одному ему... Мельник тоже ходил, и даже один актер из балагана...
- Вот как, - протянул Илияш с непонятным выражением.
- Гордая она была, - сказал Станко со вздохом.
...У соседки был фарфоровый синий петушок, однажды она, увидев на улице хмурого Станко, зазвала мальчика в дом... У петушка снималась головка, вовнутрь можно было залить воду, а потом наклонить его, как чайничек... И тогда из золотого клюва струйкой бежала вода.
Очарованный Станко снова и снова проделывал эту операцию, когда на пороге встала разъяренная мать. Слова, которыми она обозвала соседку, были страшными и непонятными. Он испугался и заплакал, и мать, вырвав у него из рук петушка, сгоряча отвесила сыну подзатыльник:
- В твоих жилах дворянская кровь, да как ты смеешь побираться!.. А ты, - это обомлевшей соседке, - только посмей еще раз затащить его к себе!
С тех пор Станко и соседка избегали друг друга.
-...Значит, - снова вторгся в его мысли браконьер, - она хранила верность князю?
- Может быть, - сказал Станко сквозь зубы. - Она не хотела... Не хотела забывать свою ненависть. Она его ненавидела.
- Всегда?
- Всегда. Все годы.
...Дрожит огонек свечки, какая-то ткань колышется, темно... Голос матери издалека: "Люли, люли, баю, бай... Поскорее засыпай... Серый пес, белый кот... Заяц скоро увезет... На луну нас увезет..". Всхлипывания. Пауза, он приоткрывает глаза, песня длится: "Из-за гор, из-за болот... Твой отец... к тебе придет... Из-за гор, из-за болот... К нам, сынок, отец придет"...
-...А с каких лет ты себя помнишь, Станко?
"Серый пес, белый кот"...
- С пятнадцати лет! - он вскинул голову и глянул на браконьера в упор, насмешливо. Не лезь, мол, куда не следует.
...Однажды мать услышала во дворе цокот копыт... Вздрогнула, будто ждала кого-то... Выскочила, в чем была... Он остался один в своей кроватке и так испугался, что промочил и рубашку, и простынку, и тюфячок... Оказалось, кто-то ошибся двором...
- ...Что ты мрачный такой?
Станко смотрел на луну, а луна клонилась к горизонту. Добрые духи, как он одинок. Матери нет уже полгода. Даже больше...
- Станко, - Илияш подался вперед, - а князь-то знает, что у него есть сын?
Станко вперил в него удивленный взгляд. Подумал, шевеля губами. Потом признался, будто через силу:
- Не... не думаю.
Откуда князю знать. Откуда ему знать-то?!
- Она была гордая, - пробормотал чуть слышно.
Илияш шумно вздохнул.
- Интересно, - пробормотал Станко, будто про себя, - а у князя есть... еще дети?
Илияш дунул в угли - ответом ему была красная вспышка.
- Не знаю... Может быть, где-то... Рядом с ним никогда не было никаких детей.
Луна спряталась.
- Может быть, ты единственный, - закончил Илияш чуть слышно.
Несколько минут было тихо. Потом прошелестел выдвигаемый из ножен меч:
- Прекрасно! - сказал Станко, и в полутьме Илияш не видел его кровожадной усмешки. - Если я единственный сын этого подонка, если только я смогу положить конец его смрадному существованию... Тем лучше! Я иду, и пусть Лиго плачет!
Легко, как пружина, Станко вскочил и нырнул в темноту. Вскоре оттуда послышался свист рассекаемого мечом воздуха.
- Влезли мы, парень, в довольно гадкие места, - пробормотал Илияш, с ненавистью разглядывая свою карту.
Путники стояли под черным, сожженным молнией дубом - обугленным, неподвижным, как изваяние. С утра было холодно и сыро; Илияш за полдня успел трижды сбиться с дороги.
- Что ж ты, - процедил Станко сквозь зубы. - А хвалился, проводник...
Тот пожал плечами:
- От похвальбы язык не отвалится... А места эти знаю плохо, потому что никогда такой дорогой в замок не ходил. Ты думаешь, у князя сыновей - пруд пруди, и каждый день к замку шастают?
Станко фыркнул, хотел ответить - и замер с открытым ртом.
Совсем недалеко, да вон, пожалуй, за теми кустами, кто-то тонко вскрикнул. Вскрикнул коротко, будто от боли - "Ай!" Станко схватил Илияша за локоть, и тут же до путников донесся пронзительный, отчаянный крик:
- А-а-а! Помогите!
Кричал ребенок. Мальчик или девочка не более десяти лет от роду. Голос срывался, захлебывался, звал опять:
- На помощь! На помощь!
Добрые духи!
Илияш перехватил Станко на бегу, ловко подставил ногу, повалил в траву:
- Куда?! Ловушка, дурак!
- Сам дурак! Там человек! - орал Станко, отталкивая проводника руками и ногами. - Ты слышишь?! Там ребенок!
- Какой ребенок?! - Илияш схватил его за шиворот, сдавил шею, как тисками, ткнул лицом в землю. - Ты ребенок, ты! Ты глупый ребенок, оста...
- Помоги...
Станко слышал такой крик раньше. Пронзительный, захлебывающийся, полный ужаса крик. Ему было лет четырнадцать, летом, в ужасную жару, взбесилась деревенская собака. Дочке школьного учителя было лет семь, бешеному псу и девочке суждено было встретиться на пустынной улице. На шум выбежали люди; девочка заходилась криком, но помочь ей было уже нельзя. Собаку зарубил топором бывший наемник Чаба, учитель чуть повредился в уме, и осенью школа не открылась, как обычно, каникулы, на радость детворе, тянулись до самой зимы...
- Помоги-ите!!
Вывернувшись, как змея, из рук удерживающего его Илияша, Станко выхватил меч и поспешил на помощь. Он летел, едва касаясь земли, меч бледно полыхал на горе всем злодеям мира, и в широкой мускулистой груди желание спасать переплелось с восторгом от собственной смелости.
Браконьер, кажется, бежал следом. Один раз его пальцы ухватили Станко за ворот - и соскользнули, не удержав. Кусты раздались, не вынеся напора; в стороны полетели обломанные ветки и сорванные листья. Размахивая мечом, Станко вылетел на песчаный склон, и на языке его готовы были слова - грозный оклик, вызов, властный приказ.
Но приказывать было некому; перед ним лежала круглая воронкообразная выемка, крутые песчаные склоны ее были пусты, и напрасно Станко вертел головой, высматривая окровавленного ребенка и мучивших его мерзавцев.
Удивленный, но нисколько не утративший боевого запала, Станко поднял меч.
Сухо зашелестел песок. Дунул ветер и ощутимо толкнул Станко в спину. Через кусты проламывался Илияш:
- Назад! Наза...
Ветер обернулся ураганом. Земля под ногами Станко пришла в движение, песчаный склон стал зыбким, как вода, и пластами стал стекать вниз, вниз, к центру воронки, на дно ее...
У Станко расширились зрачки. На дне воронки обнаружилась круглая черная дыра, она была центром урагана, к ней тянулись, истязаемые ветром, ветви кустов и окрестных деревьев, и к ней же с неумолимой силой влекло Станко, защитника детей.
- Помоги..! - тонко донеслось прямо из дыры, крик превратился в издевательское бульканье, и Станко, не веря своим глазам, разглядел обрамляющие дыру черные губы - тонкие, морщинистые, будто песьи.
Он забарахтался - совсем как букашка, угодившая в гости к муравьиному льву. Как букашка, он был слаб и беспомощен; как букашка, он что было силы стремился вверх - и сползал вниз, влекомый, всасываемый, втягиваемый. Добрые духи, к чему тут меч?!
- "Зажора"! Это "зажора"! - надрывался где-то наверху забытый Илияш.
Пасть, кажется, ухмыльнулась. В утробу ее ветром вносило сорванные листья, комариные стаи, зазевавшихся пташек... Станко был желанным угощением, изысканным блюдом на этом скудном столе, ему казалось, что он видит на растянувшихся черных губах мутные капли алчной слюны.
Он упал на четвереньки (меч ужасно мешал) и принялся вырываться с удесятеренной силой. Рядом с ним боролся за жизнь невесть как угодивший в ловушку суслик. Усилия обоих были совершенно безнадежны.
Пасть удовлетворенно заухала. Оглянувшись через плечо (глаза слезились от набившегося в них песка) Станко увидел черные губы совсем рядом.
И только тогда он все понял и испугался.
Испуг лишил его силы; пасть чмокала, пуская слюну, и готова была ухватить Станко за ногу.
- Сгинь!
Выкрик, резкий, свирепый, хлестанул откуда-то сверху. Сразу вслед за выкриком прямо в черную губу ударил камень.
Губа треснула. Из трещины показалась черная густая жидкость. За первым камнем подоспел второй.
- Сгинь! Сгинь!
Дикий вой вырвался из недр земли. "Зажора", которая уже столетия не встречала сопротивления, возмущалась.
По лицу Станко проехался тугой конец веревки:
- Ну! Ну-у! - кричал где-то Илияш.
Ветер изменил направление. Пасть уже не втягивала воздух - выдыхала, и в ноздри Станко ударила волна смрада.
- Ну!!
Он вцепился в веревку. Песок на мгновение перестал оседать, и, чуть не падая с ног от мощных рывков Илияша, Станко одним махом преодолел половину расстояния от пасти до края воронки.
Пасть снова взревела - на этот раз теряя драгоценную добычу. Песок хлынул вниз - и Станко сразу потерял большую часть своего успеха.
Он не видел Илияша, только чувствовал, как дрожит от напряжения веревка. Рывок... Еще...
В это время суслик, товарищ Станко по несчастью, проиграл свою битву.
Столь мелкая добыча все же на прошла для "зажоры" незамеченной - она сглотнула. Песок снова приостановился; веревка зазвенела, как струна, и край воронки снова стал приближаться.
Ближе... Ближе... Вот протянутая рука Илияша... Вот Станко вцепился в эту руку...
"Зажора" покончила с сусликом. Станко показалось, что руку его сейчас вывернет из плеча - такой силы рывок дернул его назад.
Илияш что-то кричал - свирепое, злое, слов не разобрать... Его тоже тянуло в воронку, но Станко видел рукоять кинжала, вогнанного в землю, рукоять, удерживающую Илияша на самом краю...
Пасть исходила ревом. В реве этом обезумевшему Станко тоже чудились слова - нечленораздельные, ведь черные губы не созданы для бесед... Борода Илияша встала дыбом.
- А-а-а!
Неуклюже, как лягушка на рыболовном крючке, Станко вылетел из воронки - так могла бы чувствовать себя жареная курица, покидая тарелку, где ее чуть не сожрали.
- Ты добрый, выходит? - сладко спросил Илияш.
Они брели по дну длинного сырого оврага, над головами надсадно визжали стаи комаров и прочей кровососущей мелочи. Станко едва перебирал ногами; ныли суставы, саднили ладони, а скула, к которой от души приложился браконьер, вообще потеряла чувствительность.
- Ты добрый? - в который раз поинтересовался Илияш, оглядываясь через плечо.
- Отстань, - процедил Станко сквозь зубы.
Браконьер пожал плечами, отвернулся и двинулся вперед, не переставая, впрочем, рассуждать как бы сам с собой:
- Ясное дело... Мышка чует сало, спешит, радуется... А что пружинка по темечку хлопнет, из мышки дух вон - так это злые люди мышеловок наставили... А этот благороден, его салом не корми - дай защитить и спасти... То, что папу убивать идет - ничего, пустяки... Вот схватила бы "зажора" князя Лиго - была бы потеха...
Он снова обернулся - глаза-щелочки, сочувственная усмешка в жесткой бороде:
- Ты спас бы князя Лиго, парень? Угоди князь в ловушку?
- Отстань, - рука Станко сама собой потянулась к рукояти меча. Илияш прищурился так, что глаз вовсе не стало видно; Станко осознал собственную глупость и нехотя опустил руку.
Выбравшись из оврага, они сгрызли по сухарю каждый, запили водой из баклажек и двинулись дальше.
Станко смотрел себе под ноги, и растравленное Илияшем воображение рисовало одну и ту же картину - вот князь Лиго угодил в "зажору", а Станко стоит над ним и наблюдает...
"Зажора" виделась ясно, до мельчайших подробностей, до капель слюны на черных губах, а вот облика князя Станко никак не мог себе представить - подворачивался профиль на серебряной монетке. Устав от усилий, Станко мысленно махнул рукой, и князь в его воображении представлялся теперь со спины.
Итак, князь Лиго угодил в ловушку, пасть алчно щерится, Станко стоит наверху и смотрит... Нет, не смотрит. Разве "зажора" умеет ненавидеть? Разве у чудовища в земле есть мать? Разве это ее навеки обездолил этот мерзавец? В мыслях своих Станко бросает князю веревку, чтобы вытащить его и тут же убить; князь отчаянно цепляется за тугой конец, оборачивается к Станко лицом...
- Смотри-ка, - глухо сказал Илияш. Видения Станко оборвались.
Перед путниками в земле зияла воронка - точно такая же, круглая, с крутыми песчаными склонами. Станко отпрыгнул раньше, нежели успел что-либо сообразить.
- Дохлая, - сказал Илияш все так же глухо.
На дне воронки навеки застыли сведенные судорогой губы. Они были уже не черные - грязно-сизые, высохшие, мертвые.
- Можешь спуститься и посмотреть, - предложил Илияш. Станко молча помотал головой.
Илияш поднял с земли камень, примерялся, метнул - камень поднял на дне воронки пыль, стукнул по губе, свалился вниз, в дыру. Ни шороха, ни движения.
- Издохла, - подытожил Илияш уже уверенно. - Недавно. Интересно, от чего?
Станко повернулся и зашагал прочь. Ему совсем не было интересно.
Дождь так и не собрался, но все в лесу пропиталось сыростью, обвисло, отяжелело. Под вечер из всех ложбин клочьями пополз белый туман.
- Они пожирали целые армии, - сказал Илияш. - Этих "пастей" вокруг замка было видимо-невидимо.
- Колдуны, - прошептал Станко.
Илияш кивнул. Туман поднимался все выше, становился все гуще.
- Нехороший туман, - Станко поежился. - Липкий какой-то... Он нас не сожрет?
Это была шутка, но Илияш не засмеялся.
- Столько сил, - пробормотал Станко горестно. - Столько усилий, столько... этой... магии... На такую дрянь...
- Дрянь, - коротко согласился Илияш. - Но многие готовы были целовать эти пасти прямо в их мерзкие губы.
- Что?! - Станко передернулся.
- Да... Ведь если у тебя есть враг, верный, старый, ненавидимый враг... Как у твоей матери князь Лиго... И пасть сожрала его... Это ли не радость?
- Какая мерзость, - сказал Станко от всей души.
Илияш усмехнулся:
- Власть... Ради власти, Станко, да еще вот ради мести... Да мало ли... Бывало так - свершил месть и заполучил власть одним ударом... Ты вот что станешь делать... с княжеским венцом? С тем самым? Предположим, убьешь князя... Предположим, коснешься венца и не окочуришься... Дальше что?
Станко потряс ладонью у лица, будто пытаясь разогнать туман. Провозгласил гордо:
- Я - свободный человек. Не месть и не власть. У меня долг, понимаешь? Свободному человеку венца не надо... Убью Лиго, а цацку его кину в болото.
Илияш присвистнул.
Спустя час, когда туман стал совсем уж непроглядным и близок был вечер, оба услышали под ногами чавканье и почувствовали, как трудно отрывать подошвы от липкой, вязкой земли.
- Вовремя ты болото помянул, - процедил Илияш и попытался вернуться назад. Они шли и шли, а земля не становилась тверже.
- Прекрасно, - Илияш был раздражен, - ни вперед, ни назад, ни стоять, ни идти... Карты не разглядеть, своего носа не увидать, веселенькая будет ночка...
Станко подавленно молчал. Он очень устал и продрог до костей.
Некоторое время они брели молча; Станко, боясь потеряться в тумане, ухватился за лямку Илияшевого мешка. Так и шли, как слепые.
Не было ни дня, ни ночи, ни севера, ни юга - только муть, да сгущающаяся тьма, да чавкающие ботинки Илияша. Станко опустил голову и закрыл глаза - все равно смотреть было не на что.
...В базарный день по толпе пробежала вдруг весть: князь Лиго на базаре! Сам князь!
Станко издалека услышал топот копыт. Ветер развевал черные плащи стражников, щелкали бичи, очищая дорогу. В толпе возникла давка; прижимая к груди корзинку с покупками, Станко, как безумный, рванулся князю навстречу.
У него сразу же оказалось множество соперников - а как же! И я хочу посмотреть, куда прешься, балда? А ну, назад, пацан! Всем охота!.. Ты посмотри, какой нахальный, лезет и лезет!
Его пихали в бока и били по затылку, он потерял в толчее корзинку, а кавалькада стремительно продвигалась сквозь толпу, кто-то кричал "Ура!", кто-то бранился... Станко что было сил работал локтями и коленями, подныривал, уворачивался, однажды даже закричал в отчаянии: "Пустите! Там мой отец!"
Кавалькада промчалась, оставив на спинах самых ретивых полосы от ударов бича. Станко вырвался на дорогу, когда она была уже снова запружена народом; всадники умчались, базар шел своим чередом, а он стоял, помятый, потрепанный, затерянный в толпе, и смотрел вслед...
Илияш остановился, радостно схватил Станко за рукав:
- Смотри-ка, нашел!
- Что? - он все еще переживал горечь того далекого дня.
- Переправа! Гать! Не думал, что она сохранилась... Но на карте есть - отчего же и на земле не быть, а? Теперь потихоньку пойдем гатью, а там до замка три дня пути... Три дня по прямой!
Станко опустил глаза, но ничего не увидел. Илияш уже шел вперед; Станко нащупал ногой твердый настил - бревна, уложенные бок о бок, какие-то трухлявые ветки... Это была гать, но гать очень пожилая, вернее сказать, дряхлая.
Тем не менее Станко приободрился. Догнал Илияша, и тот, озабоченно пробуя палкой настил, пробормотал сквозь зубы:
- Только... Осторожно тут. Под ноги смотри, ни шага в сторону! Ни полшага...
Через минуту в темноте вспыхнул огонь - Станко так и не понял, как удалось Илияшу среди такой сырости поджечь мокрую ветку...
Они шли до полночи, и туман рассеялся, и очистилось небо. Взошла луна, и тогда Станко увидел ломаную линию гати, неподвижные деревья вокруг, и картина эта показалась ему жуткой и неправдоподобной.
Болото вздыхало и ухало; из-под корней то и дело вырывались вереницы пузырьков, которые лопались с тихим вкрадчивым бульканьем. Между стволами бродили стайки бледных огоньков; задумай сказочник рассказать сказку пострашнее, он обязательно начал бы ее с описания огромного, залитого луной болота.
Станко догнал Илияша и крепко уцепился за его плечо.
- Скоро рассвет, - пробормотал тот, не оборачиваясь.
Покачивались бревна под их осторожными шагами. Подошвы то и дело соскальзывали, и тогда путники судорожно хватались друг за друга.
- Комаров здесь нет, - бормотал Илияш, - надо же, нет комаров!..
Он хотел что-то добавить, но в эту секунду горестный стон донесся откуда-то из топей и протянулся над болотом.
Станко замер, оцепенев. Илияш, чье плечо сжимали его пальцы, тихонько вскрикнул от боли.
Стон повторился - тоскливый, душераздирающий.
- Ничего, - прошептал Илияш, но голос его дрогнул. - Это ничего, главное - с гати не сходить... Что бы там ни было, Станко, помни: только не бежать!
Станко кивнул, не в силах выдавить ни звука.
Так стояли они, замерев, ухватившись друг за друга; в белом лунном свете можно было разглядеть каждый волосок в густой бороде Илияша. Вокруг зависла неправдоподобная, мертвая тишина.
И вот тишину нарушили мерные, повторяющиеся звуки. Размеренно чавкала трясина - кто-то шел, шел прямо по топям, и к звуку его шагов вскоре прибавилось такое же мерное, жалобное бормотание.
- Стоять, - прошипел Илияш.
Шаги приближались; среди корявых стволов брела, направляясь прямо к путникам, приземистая фигура.
Мелко трясясь, Станко разглядел дорогой камзол, расшитый золотом и каменьями; кое-где к драгоценностям пристала тина и болотная ряска. Голову пришельца, гордо вскинутую, покрывала высокая, богато изукрашенная шляпа. Лицо - Станко быстро отвел глаза - было мертвым, землисто-серым, с глубокой рубленной раной от виска до подбородка.
Чав... чав... чав... - постанывала трясина под каблуками высоких ботфортов. Станко хотелось бежать, бежать что есть мочи.
- Ми-илостивые господа-а... - прогнусил призрак тонко и жалостливо. - Ми-илости... ми-илости...
- Не смотри на него, - выдохнул Илияш в самое ухо Станко. - Стой на месте.
- Премногие скорби и не утолимы... Премногие беды в моем чертоге... Почтите, господа... Почтите честью... - призрак перестал стонать, теперь он, казалось, приглашал - рука его поднялась в широком приветственном жесте, и Станко разглядел на его боку черную дыру от удара мечом и пустые ножны на перевязи.
- Добрые господа... Не почтите за труд... Ясные перлы, чистое злато... - из рукава призрака выпали и утонули в трясине несколько драгоценных камней и слиток золота. - Премногие скорби в моем чертоге... Войдите... Войдите... Почтите честью...
И призрак стал раскланиваться.
Он раскланивался долго, старательно, с некой неуклюжей грацией, с приседаниями и прыжками, от которых глухо чавкало болото. Он прижимал руку к сердцу - или к тому месту, где должно быть сердце. Наконец, он обеими руками взялся за поля своей роскошной шляпы и в глубоком поклоне стянул ее с плеч вместе с головой.
Станко потерял над собой власть. Не видя и не соображая ничего, влекомый одним-единственным желанием - бежать, он рванулся прочь.
- Стоя-ать!
Призрак продолжал раскланиваться, пока на гати кипела борьба. Илияш стал втрое, вчетверо сильнее; он сдавил Станко горло, у того помутилось в глазах, он ослабел - и был плашмя брошен на гать, лицом в тину, и, ухитрившись повернуть голову, видел, как призрак, не переставая кланяться и приседать, подходит ближе, ближе, вплотную, как его страшное лицо сливается с бледным лицом упавшего на колени Илияша, как потом отделяется - с другой стороны, и, пройдя сквозь путников, как нож сквозь пену, удаляется, бормоча непонятные жалобы, невнятные просьбы...
Илияш, оказывается, вовсе не стоял на коленях. Он стоял, по колени уйдя в трясину, и продолжал медленно, медленно погружаться.
- Илияш... - прошептал Станко.
- Тяни, - отозвался тот сквозь зубы.
Утром они вышли на твердую землю, и Станко сразу же лег, окунувшись лицом в небольшое озерцо. Ему вдруг стало все равно, жив князь или умер, взойдет солнце или не взойдет никогда - лишь бы никто не мешал, лишь бы лежать и лежать так вечно, изредка хватая ртом воздух...
Илияш тяжело опустился рядом.
- Ну, все, дружок, - в голосе его не было обычных насмешливых ноток, это был голос смертельно усталого человека. - Ты многое видел... Ты многое понял... Теперь подумай. "Жадные пасти" людей жрали-пожрали... Люди сами друг друга резали, как свиней на бойне, в крови купались... Этот, что на болоте, тоже проклят за что-то, нет ему покоя, и не будет, верно... А теперь еще ты убивать идешь.
Илияш выжидательно замолчал. Станко поднял голову; по щекам стекали грязные потеки воды.
- Это как же понимать? - поинтересовался он медленно. - По-твоему, зарезать невинного человека, ребенка или женщину, и убить князя Лиго - это одно и то же?!
Илияш вздохнул:
- Видишь ли... Тот, кто убивает, всегда убежден, что поступок его оправдан и свят.
Станко вытер лицо и поднялся. Илияш остался сидеть и смотрел на него снизу вверх.
- Вот как ты заговорил, - процедил Станко, пытаясь стряхнуть и боль, и слабость, и безразличное оцепенение. - Вот как... Да если не убить убийцу, он же обязательно снова кого-то убьет!
- Да, - отозвался Илияш устало.
- А если война... Если на тебя - с мечом, то ты что же... с колокольчиком?!
- Да, - снова повторил Илияш. - Но причем здесь ты и при чем здесь князь? Он тебе лично ничего не сделал, он тебя не трогал, он вообще о тебе... ничего и не знает...
- Сдался ты, - горько сказал Станко. - Сдался... У тебя ведь тоже к князю счет, я знаю! Я вижу, как ты вздрагиваешь, когда я его поминаю... Тайна твоя, молчишь - и молчи... Но ты же сам хотел, чтобы я добрался до замка! Золото - золотом, но ты же хотел! А теперь... Не благородство какое-то фальшивое, а трусость в тебе говорит...
- Очень интересно, - проронил Илияш со вздохом, - кто из нас струсил сегодня ночью?
Станко осекся. Пробормотал зло:
- Я трушу, но я же делаю... Я же иду! Я же...
На него вдруг навалилось нестерпимое, неудержимое желание вернуться. Он увидел трактир; он увидел улыбающихся людей на улицах, Вилу, детишек на куче песка, огонь в печурке, пиво на столе, свежий хлеб... Добрые духи, только вы знаете, как в этот проклятый момент Станко хотелось вернуться!
- Я иду! - сказал он непривычным, слишком тонким и ломким голосом. - Я иду, и пусть он... дрожит... Я убью... Он...
Илияш печально покачал головой, и Станко взорвался:
- Он мерзавец! Ничтожная мразь! Жеребец поганый! Грязный похотливый козел! Кобель, кобель! Трус! Женщину обидеть... Это он мастак! А вот пусть встретится с мужчиной, блудливый вонючий кобель!
Он кричал, брызжа слюной, и Илияш отвернулся, и черный поток ругательств тек над его головой, над озером, над стенами камыша... Потом Станко выдохся, и в наступившей тишине Илияш проронил:
- Через шестнадцать с половиной лет некая женщина по имени Вила скажет то же самое своему сыну... Твоему сыну, Станко. И отправит его убивать отца... Тебя, Станко, если ты до той поры не сгниешь у князя в темнице.
Станко лишился дара речи. По поверхности озерца пронеслась стая водомерок.
Илияш поднял голову, и ни тени смеха не было в его широко раскрытых глазах.
- Вила, - сказал Станко, но не услышал своего голоса, - Вила, - повторил он громче, - Вила - моя жена! - наконец выкрикнул он, вкладывая в свои слова всю ярость, на которую был способен. - Я женюсь на ней, ясно?! Она любит меня, а я люблю ее!
- А если ты забудешь ее, а если ты встретишь другую... - начал было Илияш, но Станко перебил его, взревев:
- Она меня любит, любит, любит! А ты...
Он хотел придумать оскорбление пообиднее. На секунду стало тихо, и Илияш сказал с кривой усмешкой:
- Цена ее любви - две серебряных монетки. Две моих кровных, честно заработанных монетки.
Молчание длилось долго. Дунул ветер со стороны болота, принес опротивевший запах тины. Илияш наклонился над озерцом и неспешно, аккуратно принялся умываться.
- Ты... - прошептал Станко ему в затылок, - ты что такое сказал, а?
Илияш поднял голову, вытирая лицо:
- Я заплатил ей. Я купил ее для тебя. Я это сделал потому, что...
Самый свирепый бык не мог бы сравниться норовом с разъяренным Станко.
Илияш отбивался. Уворачиваясь из-под мощных, не особенно точных ударов, он выкрикивал Станко в лицо:
- Дурак! Дурак! Да я это сделал для тебя! Мне это надо?! Ради тебя, дурень! Да погоди ты!..
Станко сопел и напирал. На него накатило; он снова не видел ни неба, ни травы, он только напирал и наступал, и браконьер шлепнулся-таки в озеро, и Станко кинулся на него сверху - но холодная вода отрезвила его.
- Дурак, - бормотал мокрый Илияш, отползая и отряхиваясь, - мальчишка... На смерть ведь идешь, почти верную смерть, неплохо было бы стать мужчиной... Мужчиной, сопляк! Чтобы хоть понять, что же это такое...
Станко с трудом поднялся, подобрал с травы меч и заплечный мешок, не оборачиваясь, пошел прочь - назад, к болоту, к гати.
- Куда? - безнадежно кричал ему вслед Илияш. - Погоди!
Идти по склизким бревнам при свете дня было легче и удобнее. Он шагал, стиснув зубы, и твердо знал, что браконьер зачем-то соврал.
- Вот и хорошо, - рассуждал Илияш, а он, как на зло, спешил следом. - Вот и ладно... Любит она тебя, конечно же, любит! Ох и напьюсь на вашей свадьбе... Ох и напьюсь, Станко! За тебя, за нее, за ваше счастье... Я ведь хочу, чтобы ты был счастлив, Станко. Честно, хочу. Ты мне чужой человек - а только привязался я к тебе... Чем убивать людей - лучше людей рожать, это старая истина, и доказывать не надо...
Станко до боли закусил губу. Каждый шаг удалял его от цели, а ведь пройдено так много, осталось так мало... Неужели это правда? Неужели он, Станко, возвращается, оставив князю жизнь?
Он замедлил шаг, и Илияш, заметив это, засуетился:
- Нет, если ты захочешь князя зарезать - это пожалуйста... Потом. Дом заведете, хозяйство... Нечего Виле в трактире прислуживать, пусть детей растит... А когда дети подрастут - тогда пожалуйста, Станко, за меч, и вперед - по князеву душу... Верно?
Станко шагнул еще и остановился. Илияш занервничал:
- Ну, в чем дело? Снова на гати ночевать? Пошли, пошли, через недельку дома будем, на перине, у огонька...
Станко стиснул свой меч и обернулся:
- Хватит.
И двинулся прямо на Илияша, тот едва успел уступить дорогу:
- Эй, эй! Ты же хотел с Вилой сначала... Разобраться же надо, а вдруг я правду сказал?!
Не останавливаясь, Станко проговорил, едва разжимая губы:
- Врешь ты. И сейчас врешь. Я женюсь на Виле! Увидишь, женюсь... Дети будут, и все... Только потом. Я князя убью, а потом, ладно уж, напивайся на свадьбе...
Илияш, кажется, поперхнулся.
До замка оставалось три дня пути, и путники двигались прежним порядком - браконьер впереди, за ним Станко. Но в обычный ритм вкралась ошибка - Илияш молчал.
Он замолчал, когда они покинули гать; он не пел, не свистел, не бормотал про себя и не бранился со Станко - просто молчал, безразлично, мертво. Станко, прежде устававший от браконьеровой болтовни, теперь радовался каждому его "да" или "нет".
Так они миновали невысокий каменистый кряж и оказались перед длинной, изломанной трещиной - без края, без дна.
Станко не побоялся глянуть вниз - нет, дно было. По черной щели его бежал ручей - но шум не достигал поверхности земли, только изредка вспыхивали блики на темной воде. Станко швырнул в расщелину камень - тот летел долго, и звука падения тоже не было слышно.
- Глубоко, - сообщил Станко молчащему Илияшу.
Тот кивнул, не отрывая глаз от карты. Потом повернулся и побрел вдоль трещины, внимательно поглядывая по сторонам.
Через полчаса они увидели мост.
Древний, полуразрушенный, он держался на двух опорах и нависал брюхом над самой пропастью. Время разъело раствор неведомых каменщиков, и мост, похоже, понемногу терял камни, как старуха зубы.
Станко внутренне сжался, ступая на мост - но древняя работа оказалась прочнее, чем можно было предположить. Илияш шел впереди, внимательно глядя под ноги, ощупывая, оглаживая подошвами каждый камень, каждую подозрительную щелку.
Благополучно выбравшись на твердую землю, путники огляделись. Перед ними лежала, похоже, старая дорога - когда-то широкая и ухоженная. И справа, и слева ее окружали скалы да колючие кусты.
- Нам туда? - радостно спросил Станко, указывая на дорогу.
Илияш медленно кивнул.
- Замок близко, да? - сомнений в этом быть не могло, вот же дорога, в старину, наверное, по ней тянулись к замку обозы с продуктами, купеческие повозки, отряды вооруженных людей...
- Не ходи туда, - сказал Илияш. Станко вздрогнул - это была самая длинная его фраза за последний день.
- Почему? - спросил он простодушно. - Это же прямая дорога, тут и карта ни к чему! Три дня, может быть, даже два с половиной...
- Там смерть, - сказал Илияш, и в голосе его была такая спокойная уверенность, что Станко вздрогнул снова.
- Откуда ты знаешь? - спросил он заносчиво, хотя в душе его что-то неприятно сжалось.
- Чую, - отозвался Илияш, глядя на дорогу устало и равнодушно.
- Ерунда, - пробормотал Станко, не очень, впрочем, уверенно.
- Обойдем, - проронил Илияш и решительно свернул влево, проламываясь прямо через колючие кусты.
Они шли и проламывались, и внезапно Станко почувствовал давящую тяжесть. Он тряхнул головой - тяжесть нарастала с каждым шагом, колени дрожали от напряжения, почти пустой мешок тянул к земле, глаза заливал пот... Он едва смог поднять руку, чтобы вытереть лицо, и увидел, как впереди пошатнулся Илияш.
Воздух загустел и пробивался в горло рывками, со свистом, через силу. Добрые духи, подумал Станко, и упал на колени.
Илияш обернулся. Лицо его перекошено было усилием, он что-то хотел сказать - не смог, с трудом махнул рукой - возвращайся, мол...
Станко повернулся и побрел обратно, спотыкаясь, едва не падая - но теперь с каждым шагом тяжесть становилась легче, отваливалась, отпускала.
Он выбрался на дорогу - и все закончилось. Светило солнце, где-то под камнем верещал сверчок.
- Так, - сказал Илияш, опускаясь прямо на серый песок. - Так.
Помолчали.
- Попробуем... С другой стороны, - Илияш потер лицо и поднялся.
И они свернули вправо.
Сначала все шло совсем неплохо, Илияш видимо приободрился, шел все быстрее, спешил - и вдруг будто налетел на невидимую преграду. Станко видел, как ссутулились его плечи, подогнулись колени, как проводник зашатался... Через секунду давящая тяжесть навалилась и на Станко тоже.
Полумертвые, подавленные, они вернулись на дорогу. Сели рядом, бросив в пыль заплечные мешки.
- Это клещи, - сказал Илияш безучастно. - Эта ловушка называется "клещи". С двух сторон... А потом сжимаются.
Станко панически огляделся. Ничто не предвещало беды - круглые облака на синем небе, сверчок под камнем, безветрие... Но справа и слева от дороги стояли непроходимые стены, и сейчас, быть может, они медленно двинулись навстречу друг другу.
- Вот что, - Илияш поднял голову. - Хватит. Пойдем.
Он встал и поднял свой мешок.
- Куда? - Станко остался сидеть.
- Обратно, - Илияш кивнул в сторону моста. - Дальше хода нет. Пойдем скорее.
- Я пришел сюда, и я пойду дальше, - шепотом отозвался Станко.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
- Это жаль, - сказал Илияш наконец. - Но решать за тебя я не могу. Могу только сказать так искренне, как никогда никому ничего не говорил: если хочешь увидеть отца, идем со мной. Останешься - встретишь его на том свете.
Тишина.
- Нет, - сказал Станко медленно. - Я пойду в замок.
- Дурак, - к Илияшу, казалось, вернулись прежние силы. Он раздраженно забросил мешок за спину, потом сорвал снова и в сердцах швырнул им о землю:
- Дурак! Дурень сопливый... Мне что же, силой тебя волочь?!
Станко удивленно поднял брови: попробуй, мол.
Илияш неразборчиво выругался под нос, резко повернулся и зашагал к мосту. Шагал размашисто, изо всех сил впечатывая, вбивая каблуки в землю, и спина его выражала злое бессильное возмущение.
С каждым его шагом Станко чувствовал себя все более одиноким. Он отвернулся, чтобы не видеть этого ухода; он отвернулся и посмотрел на заброшенную дорогу. Идти будет легко; через три дня, а может, через два с половиной...
Он уговаривал себя, он гладил потной ладонью рукоять меча и воображал, как вернется к Виле - вернется победителем. Потом ему увиделся собственный растерзанный труп во-он под тем камнем.
Он глянул Илияшу вслед - тот всходил на мост. Еще не поздно броситься бегом и догнать.
Он снова посмотрел на дорогу. Да нет там ничего, добрые духи! Старый браконьер окончательно струсил, а он, здоровый парень, поддался и готов был бежать...
Ни звука не донеслось от моста, но Станко вдруг вздрогнул и обернулся.
Илияша не было. Ни на мосту, ни на той стороне пропасти, ни на этой. Он будто провалился сквозь...
...землю, додумал Станко на бегу.
Он бежал что есть сил, ветер свистел в ушах, разлеталась из-под сапог ссохшаяся глина, и вот уже видно, что мост провалился на самой середке, что камни продолжают беззвучно падать, и что Илияш...
Станко громко, отчаянно всхлипнул - и увидел пальцы, вцепившиеся в камень по эту сторону пролома.
Мост вел теперь никуда, в пропасть, на той стороне каменной щели рухнула и опора - а здесь сохранилась часть кладки, от разлома пиявками ползли черные трещины, и за медленно разлезающиеся, как мертвая плоть, камни цеплялись человеческие руки.
Илияш висел над бездной, и висеть так ему оставалось несколько минут.
- Ой, нет, - сказал Станко шепотом.
Обычное желание броситься и спасти безрассудно толкнуло его вперед, он сделал шаг... и отпрыгнул, потому что камни ходуном заходили под ногами, и зашаталась кладка, и разом приблизилась Илияшева гибель.
- Добрые духи... - прошептал Станко.
Илияш попытался подтянуться - оборвался и полетел вниз камень, вслед за ним сорвалась рука. Станко вскрикнул - но Илияш удержался, и пальцы, окровавленные, снова вцепились в край разлома.
- Что мне делать... Что мне делать?! - Станко заломил руки, как часто заламывала их мать. Это совершенно женское движение вдруг сделало его слабым, ему захотелось, чтобы все поскорее закончилось, лишь бы не стоять бессильно и не смотреть на сползающие руки Илияша...
- Я не могу тебе помочь, - прошептал он, и черные трещины, удовлетворенные, еще быстрее поползли по щелям между камнями.
Станко беспомощно оглянулся - веревка осталась в заплечном мешке Илияша. Ни палки, ни дерева, ни помощи.
Он снова всхлипнул и лег на живот. Теперь он не видел пальцев Илияша, а только покрытые пылью, слепленные негодным раствором камни да черные трещины между ними.
Тогда он крепко зажмурился и пополз.
Он не открывал глаз, но все тело его в секунду стало зрячим. Тело видело каждый расшатанный камень, каждую мелкую трещинку в толще кладки, влажный мох на брюхе моста, засохшие кляксы птичьего помета на спине его... А внизу, под остатками моста виделась бездна, изголодавшаяся, ощерившаяся скалами, как кривыми зубами...
Он заставил себя открыть глаза. Он лежал теперь у самого разлома.
Кладка дрогнула, еще несколько камней сорвались и бесшумно полетели вниз.
- Я здесь, Илияш! - сдавленно крикнул Станко.
Ни звука в ответ. Станко продвинулся вперед еще на ладонь - и заглянул вниз.
Не следовало этого делать. Ему показалось, что его подталкивают сзади. Бездна тянула, жадная, как упырь.
Обломок моста дрогнул. Еще минута - и он рассыплется, как неумело сложенная поленница.
Станко протянул руки и вцепился Илияшу в запястья. Тот поднял голову - из-под спутанных волос на Станко глянули круглые, будто удивленные, голубые глаза.
- Давай, - сказал Станко одними губами. Теперь он страховал браконьера, и тот мог побороться за свою жизнь.
Илияш снова попробовал подтянуться. Станко сжал его запястья до хруста, в ту же секунду вывалился еще один камень, за ним другой - и обе руки Илияша сорвались почти одновременно, и Станко дернуло в пропасть, и он, не выпуская рук проводника, вцепился в кладку коленями, ступнями, животом...
С превеликим усилием ему удалось удержаться на краю пролома. Положение Илияша не улучшилось ни на волосок.
- Еще, - прохрипел Станко. Ему почему-то вспомнилась торговка леденцами - такие вкусные звезды на палочках, а мать не купила, так он в жизни и не попробовал леденцов...
Илияш медленно, задержав дыхание, двинулся вверх. Вот его голова показалась над проломом... Вот рука, за которую тянул Станко, оперлась о кладку локтем... Станко пятился, отползал, давая Илияшу дорогу... Вот проводник лег грудью на край пролома, он уже выбрался, он уже...
Черная трещина разошлась с торжествующим треском, подобно прогнившему шву, и под браконьером обрушился целый пласт.
Станко удержался. Проводник, чудом уцепившись, снова повис на руках - повис, с каждой секундой теряя силы.
Он поднял голову - Станко вздрогнул, увидев его лицо. Серые губы шевельнулись, беззвучно произнося: "Уходи".
- Попробуй еще, - попросил Станко, и тоже почти беззвучно. От напряжения он перестал различать цвета, кровь на лице и руках Илияша казалась ему черной, а где-то на краю сознания маячил проклятый леденец: надо же, за всю жизнь так и не попробовал...
- Уходи, - сказал Илияш. Станко подполз ближе и снова взял его за запястья.
Глаза Илияша странно изменились. Не сводя со Станко взгляда, он разжал пальцы.
Бездна дернула - так рыбак подсекает рыбину. Станко заскрипел зубами, вся тяжесть Илияша оказалась подвешенной на нем, на сведенных судорогой мышцах, на цепляющихся за камни коленях, на тисками сжавшихся пальцах. Станко был ниточкой, на которой еще держалась Илияшева жизнь.
Проводник смотрел Станко в глаза:
- Пускай.
Под животом у Станко гадюкой поползла трещина.
- Ты что... - прохрипел Станко, - делаешь, ты?! Тянись, ты... Я же с тобой сейчас... Вытягивайся, ты!..
Илияш застонал и снова вцепился в разлом. Станко сразу стало легче, и он смог почувствовать, как под ним расползаются камни.
- Дурак, - сказали губы Илияша.
И он снова стал подтягиваться - безнадежно, силы его исчерпались, сейчас камни обрушатся, и ясно было, что проводник ненавидит Станко - за то, что тот сорвется вместе с ним...
...Перед глазами Станко стеной стояла трава. В траве лежала бессильно откинутая рука Илияша - с белым шрамом на пальце.
Он не помнил, как им удалось выбраться. В памяти его зиял провал - почти такой же, над которым он провел... полчаса? час? минуту? Невозможно определить...
Пыльные камни, пьяные камни, они качались, как пьяные... Редкий мох в бороздках сочленений, трещины, трещины... Белые пальцы, вцепившиеся...
А он, Станко, жив. Он не валяется где-нибудь на темном дне, изуродованный, мертвый, мертвее камня. Он не висит, насаженный на острый выступ скалы, как на вертел. Он жив и будет жить долго, и все леденцы мира...
Илияш застонал. Станко с трудом поднялся - тело не слушалось, ноги отнимались.
Браконьер лежал на спине, кровь запеклась на губах и на виске - след удара о камень. Глаза смотрели в небо устало и безнадежно:
- Как ты... говорил... Добрые духи... Добрые духи, о добрые духи, какой ты дурак, Станко... Какой ты дурак, во что ты нас втравил...
На запястьях у него наливались кровоподтеки - как от цепей.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
