|
|
|
...Я чудовище.
Внешне я ничем не отличаюсь от миллионов других людей. У меня круглое лицо, карие глаза, темные волосы, узкие губы и мягкие уши. В апреле на щеках высыпают веснушки. Я не кажусь опасным. Мне часто симпатизируют.
Послушай! Мне так нужен хоть кто-нибудь, знающий обо мне всю правду... Разреши, я буду писать тебе? Только писать? Если не хочешь - не отвечай...
Я ведь не всегда был таким.
Это началось, когда мне было лет двенадцать или тринадцать.
Потом как-нибудь - потом! - я тебе расскажу...
|
|
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Мальчики.
* * *
Влад не собирался ссориться с Кукушкой.
Собственно говоря, дружить с Кукушкой он не собирался тоже; в идеале Влад не хотел бы иметь с Кукушкой ничего общего, но идеал этот был недостижим. Общими оставались пространство, учителя и перемены - особенно перемены, время нужное и полезное, но отравленное Кукушкиным присутствием.
Когда-то очень давно - классе во втором - они подрались. То была, вероятно, совсем детская драка - со слезами, соплями, тычками и подножками; теперь Влад думал, что она даже смешной казалась со стороны, эта памятная обоим драка. Но именно после нее Кукушка перестал называть Влада тем самым словом, которое так отравило ему первый школьный год: в переводе на человеческий язык это короткое гадкое слово означало "сын гулящей женщины, за ненадобностью подкинутый под чужую дверь".
И еще - после той драки Влад получил возможность не враждовать с Кукушкой и не дружить с ним. Он ценил свою независимость и не собирался рисковать ею, прекрасно понимая, что теперь драться придется совсем не с Кукушкой. Скорее всего, драки вообще не будет, а будет жизнь, превращенная в ежедневный ад, вот как у Ждана...
Собственно, из-за Ждана все и случилось. Из-за того, что у Ждана был день рождения.
У забитых и презираемых тоже бывают дни рождения. И самые наивные из них иногда надеются круто изменить свою жизнь - именно в этот день; Ждан явился в школу в белой и чистой - удивительное дело! - сорочке и неновом, но вполне приличном костюмчике. Ждан принес кулек шоколадных конфет и гитару; и то и другое с какой-то суетливой таинственностью спрятал за вешалкой. Кукушка наблюдал с усмешкой; день начался как обычно - Глеб Погасий, подсевший к Ждану по собственной инициативе, в начале урока поднял руку:
- Можно, я пересяду?
Кукушка смотрел благосклонно. Девчонки хихикали; Глеб пробормотал извиняющимся тоном:
- Не могу, от этого мальчика опять так воняет...
- Вечно одно и то же, - раздраженно бросил математик.
Глеб пересел - присоседился ко Владу; Ждан стерпел. Он еще не то терпел; возможно, сейчас он тешил себя мыслью, что это - в последний раз.
Ждан вовсе не был слабаком или тютей, и уж конечно не был дураком. Ждан если и был полноват, то не слишком; просто он не подружился вовремя с Кукушкой - и поплатился за это тяжелее прочих, потому что у него была одна несчастная особенность: от него воняло.
Вероятно, его пот имел какой-то специфический состав. Вероятно, ему следовало почаще мыться; чем старше становился Ждан, тем заметнее делался запах, тем веселее шутили Кукушкины друзья, тем демонстративнее морщились девчонки.
Но сегодня был день рождения Ждана, и, возможно, накануне он два часа просидел в остывающей кадушке с раскисшим мылом в руках (Влад знал, что в квартале, где обитала семья Ждана, горячая вода бывает только в кадушках, и то - если ее предварительно согреешь в котле, а уголь в этих домах берегут как зеницу ока). Так или иначе - но от Ждана почти не пахло, и демарш Глеба на первом уроке был всего лишь цирком в угоду Кукушке, впрочем, как всегда...
На большой перемене Ждан носился по классу, раскладывая конфеты по партам, всем по две, а Кукушке - четыре. Потом, ударяя по струнам судорожно скрюченной рукой, что-то спел - совсем неплохо; Кукушка слушал, жуя, и по выражению его физиономии нельзя было понять ничего - странная безучастность на лице двенадцатилетнего мальчишки...
Впрочем, к тому времени Кукушке уже почти исполнилось тринадцать.
Прихлебатели тоже жевали и слушали - старательно нагоняя на лица скуку, им это было нелегко, потому что из-под наигранного равнодушия так и лезла привычная ухмылка. Линка Рыболов, ближайшая Кукушкина подруга, что-то шептала ему сзади на ухо; Кукушка кивал. Когда Ждан закончил петь, Кукушка вытащил изо рта белый комочек жвачки - но пульнул его не в Ждана, как ожидали многие, а в классную доску.
К налипшему шарику сразу же добавилось еще пять или шесть - доска сделалась похожей на звездное небо, а Ждан просиял, потому что Кукушкин жест означал для него амнистию...
Во всяком случае, так ему показалось.
Перед самым звонком дежурные поспешно очистили доску и убрали валяющиеся в проходах фантики; оставшиеся три урока минули без происшествий, разве что Ждан отличился, напросившись на ответ по географии и получив заслуженную пятерку...
А после уроков все тот же Глеб Погасий зачем-то подошел к Ждану прощаться. И прощался долго и проникновенно, так, что именинник смутился; когда Глеб отошел, в последний раз хлопнув Ждана по плечу - на спине у того остался наклеенный липкой лентой листок бумаги.
Линка Рыболов спряталась за шкаф, зажала рот руками и зашлась в беззвучной смеховой конвульсии.
Прочие отводили взгляд. Кто-то хихикнул - и сразу сник под Кукушкиным взглядом; Ждан почуял неладное, но не понял, откуда беда. Именинное настроение еще не померкло, еще верил, глупенький, что Кукушку можно подкупить четырьмя шоколадными конфетами...
Те, кто не желал принимать участие в шутке - в основном девчонки - поспешно смылись. Прочие копались в портфелях, ожидая, пока уйдет Ждан, чтобы сразу же выйти следом.
Влад разглядел табличку, когда Ждал был уже в дверях. Коротенькое гадкое слово, означавшее пожирателя какашек, снабжено было подробной чернильной иллюстрацией - как именно, где и кем эта трапеза совершается.
Влад не первый год учился в одном классе с Кукушкой и умел разговаривать не только по-человечески, но и на хлестком "кукушкином" языке - однако его чуть на стошнило. Он узнал руку Линки Рыболов - та не раз брала призы на каких-то конкурсах юных художников...
Ждан брел по длинному школьному вестибюлю; Владу вдруг страшно захотелось, чтобы по дороге ему встретился кто-то из учителей. Чтобы заметил белую бумажку на черной школьной курточке - и отлепил ее от сгорбленной спины именинника.
А потом последует нудный "воспитательный" час, нотации и выяснения, и Ждан, опять оказавшийся в центре всеобщего издевательского внимания, будет сидеть, втянув голову в плечи (он ведь старается не плакать на людях!). А Глеб Погасий снова будет объяснять, что от этого мальчика воняет, а Линка Рыболов, красивая девчонка с почти сформировавшейся фигурой, будет хлопать длинными ресницами и отпускать реплики, будто оправдываясь, и полкласса будет валиться под парты от смеха...
Нет. Пусть лучше Ждан придет домой (через три длинных улицы) и, сняв куртку, сам обнаружит на спине своей художественную нашлепку. Никто не увидит его лица - если рядом не окажется матери или сестер. Потом соберутся гости - взрослые приятели Ждановых родителей, будут громко пить за его здоровье, а Ждан запрется в своей комнате...
Влад вдруг ясно понял, что на месте Ждана в такой ситуации просто лег бы и умер. Вот околел бы от стыда и унижения - под здравицы пьяных гостей, доносящиеся из-за тонкой стены...
Школьный вестибюль был пуст - младшеклассники давно разошлись, старшие были уже на седьмом уроке. На расстоянии двадцати шагов за Жданом следовали, давя смех, Кукушкины прихлебатели. Ждан толкнул входную дверь.
Влад не собирался ссориться с Кукушкой. Вот если бы сегодня в школу пришел Димка Шило, Владов друг - они бы вдвоем что-нибудь придумали... Но Димку сегодня повели к врачу, и его не будет. Влад совсем один, и зачем ему ввязываться...
Длинные шнурки Ждана стелились по земле. Владу ничего не стоило наступить ненароком на один из них, так что при следующем шаге Ждана из неаккуратного бантика получились две еще менее аккуратные веревочки.
- У тебя шнурок развязался, - сказал Влад равнодушно.
И, когда Ждан наклонился, чтобы восстановить погибший бантик - протянул руку и отлепил картинку с его спины. Скомкал и сунул в карман.
- Ты чего? - спросил Ждан, что-то уловивший краем глаза.
- Ничего, - сказал Влад.
Ждан подозрительно на него покосился. Потом сделал то, чего не делал ни разу в жизни - подошел к тройному зеркалу, помещавшемуся у входа, и осмотрел в него свою спину...
Ничего не увидел, пожал плечами - и пошел домой. Отмечать день рождения.
* * *
- Ты оборзел, придурок? Ты это рисовал, что теперь рвешь, засранец вонючий? Ты, блевотун, всему классу кайф обломал!
Глеб Погасий шипел, брызгая слюной, и зловеще прищуривал глаз, но Влад прекрасно понимал, что ему нужен сейчас не Глеб. Что единственное его спасение... Если оно вообще-то есть, спасение... Что оно стоит у Глеба за спиной, шагах в пяти. Что нужно до него добраться - сейчас. Завтра будет поздно... Завтра только ленивый не налепит свою жвачку на его портфель, не плюнет в стакан с яблочным соком, не подхватит радостно то самое слово, так отравившее первый школьный год и теперь извлеченное - молодец Кукушка, ничего не забывает! - из каких-то особенных сундуков с отложенными до времени подлостями...
Влад не собирался ссориться с Кукушкой.
Владу ни к чему был этот демарш. Ждан не один год жил официальной жертвой. Это Влад полез бы вешаться от какой-то там бумажки, а Ждан - он выносливый...
По физкультуре у Влада было "четыре". Он неплохо бегал и здорово играл в футбол, зато подтягивался плохо и силовых упражнений не любил. Вот если бы рядом оказался Димка Шило... Если бы сегодня, именно сегодня не вмешались в ход событий проклятущие Димкины гланды...
Оставалась призрачная возможность, что все обойдется. Что завтра ничего не изменится. Забудут, не захотят связываться, простят, и надо только состроить гримасу попрезрительнее, обойти Глеба - он все равно не дерется, только языком пачкает - и идти, идти себе спокойненько домой...
А Кукушка, стоявший у Глеба за спиной, был несомненно доволен. Что ему Ждан, давно наскучившая игрушка, когда можно прищучить кое-кого поинтереснее...
Не сводя глаз с орущего Глеба, Влад прижал подбородок к груди.
Как противно, как пусто, как щекотно в животе. Как слабеют колени. Как просто повернуться и уйти... перепрыгнув через Глебову подножку...
Рядом стояли Супчик и Клоун, оба на голову выше Влада, да и Кукушки выше на голову, переростки. Надо разозлиться, но злости нет. Только страх и брезгливость, но страх сильнее. Ну что вспомнить, ну?! Как Кукушка сует дохлого котенка в портфель Марфе Чисторой? Как Кукушка, привязав веревку к лапе живого воробьеныша, раскручивает его над головой под гогот прихлебателей? Как Кукушка лепит комочек жвачки на лоб покорного Ждана?
Вместо всего этого вспомнилось одно короткое слово. "Сын гулящей женщины, за ненадобностью подки..."
Удар Супчика удалось отбить, но рука сразу онемела. Удар Клоуна пришелся в ухо - у Влада потемнело в глазах, а мир вокруг запищал, но не по-комариному, а так, как пищит иногда забытый телевизор, показывая настроечную таблицу...
"Сын гулящей женщины... за ненадобностью..."
Супчик скорчился, держась за бок. Из носа Клоуна летели какие-то бесцветные брызги, а Владов нос давно превратился в бесформенный комок боли. У Кукушки были мягкие, очень коротко остриженные волосы, зато ухо было большое, удобное, и...
Тьма перед глазами сгустилась.
- Дай ему! Дай ему еще! - надрывалась где-то рядом Линка Рыболов.
...и ни капли страха.
* * *
Влад стоял над светло-коричневой лужей в форма сердца. В луже отражались огромные ноги, выше маячили в рыжем небе узкие плечи, а над ними - совсем уж маленькая голова. Отражение подергивалось от ветра и оттого, что из разбитого носа нет-нет да и падала тяжелая капля.
Совсем рядом были чьи-то куры, бродящие у подножья детской железной горки. Ниже по склону - красные черепичные крыши, весенняя грязь на размытой дороге, причем на обочине валялся башмак, широко зевая беззубым, на клею, ртом...
В глубине души Влад надеялся, оказывается, что все это будет серьезнее. Что в один прекрасный момент он просто потеряет сознание, а потом над ним склонятся, как в кино, хлопотливые врачи, что случится "Скорая помощь", шум и разговоры, и большое собрание в школе, что героя, бившегося в одиночку против многих, будут ставить на ноги долго и трепетно, что все станут уважать его, и недельки через четыре, когда наконец он, бледный и похудевший, явится в свой класс - там уже не будет ни Кукушки, ни половины его прихлебателей, а оставшиеся - например, трусливый Глеб Погасий - станут по струнке и не посмеют больше слова сказать без разрешения...
Теперь он был даже разочарован. Потому что нос болел ужасно, куртка была разорвана во многих местах, колено не сгибалось... и ничего геройского в этом не было. Придется самому хромать домой и объяснять маме, что случилось, и видеть, как опускаются уголки ее рта, и как оседают плечи. А завтра - ну, пусть не завтра, но послезавтра точно... придется идти в школу, не победителем, а побитым, подставлять лоб под жвачку, подставлять зад под унизительные пинки исподтишка, с хихиканьем, с шуточками... Читать всякие надписи на стенах в туалете, а как их не прочитать, если они полуметровые...
И это проклятое слово!..
Он переступил с ноги на ногу, по луже кругами разошлись маленькие волны. Куры, подобравшиеся совсем близко, шарахнулись прочь.
...Придется драться, драться, драться. За каждую ухмылку следует бить по морде, а сколько их будет? Влад невольно потянулся к носу, коснулся и отдернул руку - черт, как больно.
И Димке достанется - из-за него, из-за Влада...
А что скажет мама?!
Придется бросить сочинительство и шахматы, и пойти на какой-нибудь бокс... или бой без правил... Мечтать о реванше... И всю жизнь превратить в такой вот неправильный бой: ради чего?! Из-за кого?! Как унизительно, какой-то там Кукушка будет ему указывать, о чем мечтать и чем заниматься...
Влад поднял с земли грязный портфель. Половина тетрадок потерялась, еще придется оправдываться перед учителями... Может быть, выбрать кухонный нож, у которого сталь получше, и наточить на Кукушку? Но тогда в исправительную колонию загремит он, Влад, а Кукушка наоборот...
Не додумав, он закинул портфель на плечо - поморщился от боли - и побрел, не разбирая дороги, мимо беззубого башмака, мимо кур, мимо горки, мимо кем-то выброшенного плюшевого зверя, неприятно похожего на настоящую падаль, побрел, хромая, шмыгая носом, сам не зная, зачем и куда.
Ноги привели не домой, а к Димке. Влад позвонил. Долгих две минуты ждал: если "Кто там?" спросит Димкина мама - будет еще время потихоньку слинять...
- Кто там? - спросил мрачный Димкин голос.
- Я, - быстро сказал Влад.
Дверь открылась. Димка разинул рот, собираясь что-то сказать - и так и замер, будто проглотив теннисный мяч.
- Мне помыться надо, - сказал Влад. - И... Дай какую-нибудь рубашку. А то мать перепугается до смерти.
Димка ни о чем не спросил.
Все и так было ясно.
* * *
- Разумеется, - сказал врач. - Совершенно все ясно, полное горло ангины, можете сами глянуть...
И снова посветил фонариком в несчастное Владово нутро.
Мама тяжело вздохнула. Врач сочувственно поцокал языком:
- Ничего страшного... Горло полоскать, нос заживет сам, синяки сойдут... Хотя на вашем месте я бы все-таки сходил в школу.
Мама кивнула. Влад ничего не сказал - говорить было, во-первых, больно, а во-вторых, бесполезно.
- Это в первый раз такое, - дрожащим голосом проговорила мама.
Врач понимающе покивал, выписывая рецепт. На кончике его ручки болталась шелковая кисточка - ручка была сувенирная, кем-то из родственников откуда-то привезенная и теперь хранимая в нагрудном кармане, оберегаемая, "говорящая"...
- Освобождение пока на неделю, - сказал врач, - а там посмотрим. Полоскание каждые два часа, витамины, теплый чай...
Влад откинулся на жесткую, стоймя поставленную подушку. На неделю он свободен от школы. Семь дней... И все сначала. Кукушка ничего не забывает, что ему какая-то неделя?!
Вернулась мама, проводившая врача. Остановилась посреди комнаты, хотела что-то сказать - но передумала. Снова вздохнула, удалилась на кухню, вскоре засвистел чайник...
Влад распластал подушку и лег, закрыв глаза. Надо собраться с доводами и объяснить маме, почему ходить в школу ей не следует...
Доводы не желали собираться. Беспорядочно расползались, будто сваленная в огромную кучу старая обувь.
* * *
Все мальчики, которых воспитывают мамы, вырастают похожими на девочек. Эту глубокомысленную фразу Влад слышал тысячу раз - в детском саду, в школе, во дворе. У него даже был одно время взрослый знакомый, студент-технарь, который на полном серьезе утверждал, что для того, чтобы "вырваться из-под маминого подола", Влад должен ежедневно прилагать уйму специальных усилий: лазать по крышам, убегать с уроков, бить из рогатки фонари, короче, вести себя как "нормальный мальчик". Не как "маменькин сынок".
Студент был красноречив и даже в чем-то убедителен. Влад так и не понял, зачем ему понадобилась эта агитационная кампания против "сидения под юбкой"; вероятно, дело было в каких-то собственных студентовых проблемах. У студента были голубые, выпуклые, очень выразительные глаза; глядя прямо в эти глаза, Влад сказал однажды, что ему не нравится лазать по чердакам. Что у него есть дела поважнее. И что если придется выбирать, огорчить ли маму или запрезирать "мужчину" в себе - он, Влад, с легкостью пожертвует "мужчиной". Потому что на кой черт такой "мужчина" нужен?!
Ему было одиннадцать лет.
Студент скривился, как от кислого, и навсегда раззнакомился с "сынком" и "любимчиком". И Влад не жалел о потерянном знакомстве. Просто у студента, наверное, не сложились отношения с собственными родителями...
Теперь, лежа в постели, Влад шкурой ощущал, как мама растеряна и огорчена. И как ей хочется пойти в школу - не то затем, чтобы нажаловаться директору, не то затем, чтобы собственноручно кинуться в драку и приложить об стенку всех школьных "кукушек", не разбирая, кто прав, кто виноват.
И как ей хочется расспросить его, Влада, и как она сдерживается. Молчит.
- Мам, - позвал Влад.
Она подошла. Молча села на край кровати.
* * *
Прошло пять дней. На улице сделалось ощутимо теплее. Синяки в который раз поменяли оттенок, горло успокоилось и почти не болело, и, что самое неприятное, упала температура - ртутный столбик застрял на отметке тридцать шесть и пять, а колдовать над термометром, как это принято у ленивых школьников, Влад считал ниже своего достоинства.
Вставать не хотелось. Грустное словосочетание "постельный режим" обернулось на этот раз убежищем, хомячьей норкой под тоннами снега, и Влад лежал в ней, подтянув колени к животу и укрывшись чуть не с головой. При мысли о школе накатывала тоска, грязно-бурая, похожая на сухую засвеченную фотобумагу.
Мама по-прежнему ни о чем не спрашивала. Ждала, пока Влад расскажет сам; он колебался. Не хотелось перекладывать свои проблемы на мамины плечи. Не пойдет же она драться с Кукушкой, на самом деле...
Димка звонил каждый день, но Влад просил его пока не приходить. Димка был человеком тактичным и не настаивал.
Врач тоже был человеком тактичным, но от его посещения отвертеться не удалось.
- Как ты себя чувствуешь?
Влад пожал плечами.
- Ну еще дня на три я могу тебе дать освобождение, - сказал врач вполголоса, когда мама зачем-то вышла на кухню. - Но не больше... понимаешь? Проблемы все равно надо как-то решать...
Влад кивнул. Врач распрощался.
- Может, позвонишь кому-нибудь, узнаешь уроки? - спросила мама.
- Да, - сказал Влад.
В тот же момент задребезжал телефон.
- Тебя, - сказала мама.
- Димка?
- Нет. Какая-то девочка...
С неприятным предчувствием Влад взял из ее рук тяжелую, не успевшую нагреться трубку.
- Привет, - сказал знакомый напряженный голос, - это Марфа Чисторой... Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - сказал Влад. - У меня ангина.
- Да? - голос почему-то погрустнел. - А когда ты придешь в школу?
- Еще не скоро, - соврал Влад.
- Да?! - голос прямо-таки зазвенел от напряжения. Владу представилось, как чистенькая Марфа сидит, привязанная к стулу, и под дулом пистолета задает ему дурацкие вопросы. - Ты что, серьезно болен?
- Говорю - ангина...
- Может, тебе уроки занести?
Владу сделалось смешно. Влюбилась она, что ли? Чисторой?!
- Не надо, - сказал он жестко. - Извини, мне нельзя много разговаривать.
И положил трубку.
* * *
Марфин звонок волновал его часа полтора - до самой темноты. У него даже улучшилось настроение - он вообразил себе, что слава его все-таки существует, что она расползлась по классу и по школе, что каждое утро девчонки дожидаются его у входа - а вдруг сегодня придет?! Что в глазах одноклассников он все-таки не побитый щенок, а человек, восставший против Кукушки, храбрец, не побоявшийся выйти в одиночку против всей этой стаи...
В восемь вечера вдруг позвонили еще. Другая одноклассница, Дана Стасов, интересовалась его здоровьем.
Сговорились они, что ли? - почти весело думал Влад, повторяя почти слово в слово все, что сказал Марфе Чисторой.
Мама покончила с делами и села играть с Владом в шахматы. Странно, но он против обыкновения не получал от игры почти никакого удовольствия - все думал, и мысли его незаметно соскальзывали к выяснению, кто красивее - Марфа или Дана, и у кого больше глаза, и вообще...
- Твой ход, - с который раз напомнила мама. - Ты играешь или что? Я так не стану...
В этот момент телефон зазвонил опять.
- Влад? Это ты? Как ты себя чувствуешь?
Он, кажется, почти не удивился.
Они звонили одна за другой - девчонки из его класса, и те, с которыми он водился, и те, с которыми он не водился, и те, кто тайно вздыхал по нему, и те, кто не упускал случая сказать о нем гадость. Они звонили, чтобы узнать о его самочувствии; почти у всех - Влад обратил внимание - были испуганные, иногда на грани слез голоса.
Он разозлился. Издеваются? Девчонки? По наущению Кукушки? Но ведь половина из них никогда Кукушке не прислуживала, да и вообще...
Потом позвонил Ждан. Долго извинялся за беспокойство; предлагал сбегать за лекарствами, или принести уроки, или еще что-нибудь, мед, например, есть хороший...
Значит, все-таки слава? Признание?!
Влад сдержанно поблагодарил Ждана за заботу и, пожаловавшись на боль в горле, поскорее оборвал разговор. Что-то в голосе Ждана... что-то покорное, приторное... мешало ему насладиться как следует своим триумфом.
Едва распрощавшись со Жданом, он перезвонил Димке:
- Привет... Слушай, что там такое? В школе?
- Ничего, - удивленно отозвался Димка. - Просто на удивление тихо, даже эти шакалы не ухмыляются...
Влад заколебался: рассказывать про девчоночьи звонки? Не рассказывать?
- Сколько можно занимать телефон? - спросила мама.
- Извини, - быстро сказал Влад. - Меня тут от телефона гонят... Ну, пока.
И положил трубку.
Мама тем временем ушла на кухню, и шахматы сами собой отменились; Влад улегся с книгой, но через минуту телефон заорал опять.
- Палий? Приветик. По тебе тут все так соску-учились...
Голос у Линки Рыболов был веселый-веселый, целуллоидно-радостный, как у говорящей куклы.
- Пошла вон, - устало сказал Влад и положил трубку.
- Ты что?! - возмутилась вернувшаяся в комнату мама. - Девочке? В таком тоне?!
- Это Линка Рыболов, - сказал сквозь зубы Влад. И тут же снова затрезвонил телефон; Влада передернуло.
- Возьми! - попросил он маму и укрылся с головой..
- Да, - удивлялась мама за тонкими стенками его темной берлоги. - Нет... Еще несколько дней он пробудет дома... А кто его спрашивает? Лина? Ах, Лина...
Влад закрыл уши.
Все. Это розыгрыш. Это дурацкая Кукушкина инсценировка. Они его уже и дома достали, не могли три дня обождать... И Ждан с ними! Хотя чего тут удивляться... Но - Марфа?! С Кукушкой?! Бред. Может, в самом деле - бред?
И Димка-то! Димка не стал бы врать. И Димка не мог ничего не заметить, он же не слепой...
В половине десятого пришлось отключить телефон.
- А чему ты так удивляешься? - рассеянно спрашивала мама. - В мое время было нормой, чтобы одноклассники интересовались здоровьем... Звонили, бывало, и по много раз на день...
- Все? - саркастически осведомился Влад.
- Не все, - спокойно отвечала мама. - Но ведь и тебе не все подряд звонили, правда?
Влад задумался. Ему перезвонили почти все девчонки класса... из ребят только Ждан, если не считать еще и Димку.
- Значит, ты пользуешься успехом у девочек, - невозмутимо продолжала мама. - Как по мне, это скорее хорошо, чем плохо, ведь обычно девочки предпочитают старших ребят...
- Они издеваются, - сказал Влад.
- Не думаю, - после паузы призналась мама. - Я все-таки... не совсем дурочка, правда? Так вот, эта девочка, которую ты так не любишь, Лина, кажется? Да... Так вот, она не издевалась. Она была... смущена... ей было неловко, она прикрывалась фальшивой веселостью... но она не паясничала... во всяком случае, мне так показалось.
Влад подумал, что нормальная девчонка, сколь угодно влюбленная, никогда бы не перезвонила после его "пошла вон". А зачем перезвонила Линка?!
"Дай ему! Дай ему еще!"
Ему не нравилось это внезапное всеобщее внимание. Он решил поскорее заснуть.
* * *
На другой день утром мама ушла на работу, и Влад остался один; в мамино отсутствие он не считал нужным лежать в постели, тем более что болезнь его, честно говоря, давно закончилась. Подсев к письменному столу, он вытащил из верхнего ящика толстую тетрадь в желтой клеенчатой обложке, пролистал первые несколько страниц, исписанные мелким неровным почерком, перечитал последние строки "...и мальчики пошли домой, чтобы скорее успеть. Вдруг циферблат на руке Юрки вспыхнул красным светом, и знакомый голос сказал: "Мы потерпели аварию на крыше! Скорее бегите туда!" Конец третьей главы".
Влад улыбнулся, чувствуя, как поднимается внутри приятная игольчатая волна. С некоторых пор сочинение историй было ему не менее интересно, чем чтение. А порой даже интереснее...
Нервно потерев ладони, покусав губу, он вывел посреди следующей строчки: "Глава четвертая".
"На верхней лестничной площадке, перед самым выходом на крышу, стоял человек в кожаном плаще. Мальчики отпрыгнули назад - но было поздно. Человек повернул голову - глаза у него светились красным..."
И, вообразив себе этот взгляд, Влад готов был затрепетать от сладкого ужаса - когда в передней грянул дверной звонок.
Влад вздрогнул. В присутствии мамы звонок звучал совсем по-другому, деликатно, как тихий стук в дверь, зато когда мамы не было - это был требовательный вопль, подобный грохоту кованых сапог и пудовых кулаков в кожаных перчатках.
"Человек повернул голову - глаза у него светились красным..."
Влад боком встал со стула. С неспокойным сердцем подошел к окну и, незаметно отодвинув занавеску, выглянул наружу.
Он ожидал увидеть кого угодно - не вовремя явившегося слесаря, почтальона с телеграммой, участкового полицейского - но у двери стоял Димка Шило! А ведь уроки только что начались!
Беззвучно взвизгнув от восторга, Влад запрыгал вниз через две ступеньки. Отпер дверь:
- Заходи! Да заходи же! Ты что, с уроков смылся?
Димка смущенно улыбнулся.
Влад не пытался даже скрыть, как он рад. А рад он был ужасно. Он здорово соскучился по Димке. И надо было столько всего рассказать...
Димка пожал протянутую Владову руку. Протянул кулек с двумя сморщенными яблоками. Отступил, качая головой:
- Не-е... Я с физики смылся. Мне надо обратно, чтобы на ботанику успеть. Я - так, на минутку... Яблоки принес. Жри, поправляйся.
- Да я и так уже, - Влад потрогал кончик носа и почему-то вдруг смутился.
- Уже можно к тебе приходить? - деловито осведомился Димка.
- Ага...
- Ну так жди!
И Димка сбежал, отказавшись от чая, а у Влада еще долгое время было приподнятое настроение: вот что люди делают ради дружбы! С физики сбегают!
Он вымыл яблоки и задумчиво съел одно за другим. Написал три странички в тетрадке - про то, как мальчики ни с того ни с сего стали пленниками человека (на самом деле робота!) в кожаном плаще и с красными глазами. Потом сочинительство застопорилось; чтобы собраться с мыслями, Влад взобрался на диван, уперся локтями в подоконник и стал смотреть на улицу. Торговала овощами небольшая лавка напротив, проехал наполовину пустой автобус, прокатил почтальон на мотороллере...
К лавке подошли, как бы между прочим, две девчонки из его класса. Эти-то были заядлыми прогульщицами; им ничего не стоило удрать с уроков, найти укромное местечко и покурить, например, или просто посплетничать...
Но почему это укромное место оказалось напротив окон их с мамой квартиры? Почему этой парочке среди бела дня вдруг потребовались лук и свекла, а не жвачка и мороженое, как обычно?
Девчонки вошли внутрь. Сквозь матовое стекло Влад видел, как они стоят у прилавка, как покупают что-то (морковку?), направляются к выходу...
Обе стояли у дверей овощной лавки и глазели прямо на Влада. Увидели его в окне, заулыбались, замахали руками. Проходивший мимо сосед недоуменно от них шарахнулся.
Влад состроил гримасу и задернул занавеску.
Спустя несколько секунд зазвенел звонок. Влад выглянул - обе красотки стояли под его дверью; вспомнился рассказ кого-то из мальчишек о том, как непрошеных визитеров поливали водой из замочной скважины, используя для этого резиновую клизму...
Где хранится клизма, он не знал. Да и вообще, много чести, он же не детсадовец. Сами уйдут, надо только не обращать внимания.
Звонок резал уши. Вытерпев минуты три, Влад спустился; странно, что одноклассниц не отпугнуло выражение его лица. Наоборот, они почему-то развеселились:
- Морковки хочешь?
- Нет.
- А от ангины очень помогает морковка...
- А от наглости что помогает?
- А мы не к тебе вообще шли, - сказали обе в один голос. Переглянулись. И снова в один голос: - Мы просто в магазин...
- Ну так и привет, - Влад захлопнул дверь; постоял в прихожей в ожидании нового звонка, но девчонки смылись. Растаяли, как дым.
* * *
В половине второго, когда уроки закончились, посетители повалили один за другим. Повторялась вчерашняя история со звонками - но если трубку можно положить в любой момент, то дверной звонок так просто не отключишь.
После пятого по счету визита (Игнат Синица, в классе сидевший у Влада за спиной и всегда передиравший контрольные) Влад вывернул пробку в электрическом счетчике. Перестал ворчать холодильник, погасла настольная лампа; Влад плотно задернул шторы, устроился на диване и взялся вести наблюдение через дыры в ткани (прежде их было три, но четвертую пришлось проделать ради полноты обзора).
В овощной лавке торговались сразу три его одноклассницы и один одноклассник. Еще двое девчонок делали вид, что ждут автобуса на остановке; Влад видел, каким неприятным сюрпризом для каждого из "детективов" была встреча с конкурентами. Как они поначалу отворачивались и прятались, и делали вид, что попали сюда случайно...
Вечерело. Под окном собралось человек пятнадцать; тут были и Супчик, и Клоун, и Глеб Погасий, и Кукушкины прихлебатели, и Линка Рыболов, и Ждан, и Марфа Чисторой, и Дана... Половина класса. И все стояли и глядели на окна, и в какой-то момент Влад с ужасом подумал: а как мама?! Вот она придет с работы и увидит темный дом, толпу внизу... Что она должна думать, скажите пожалуйста?!
Зажглись фонари. Влад не слышал, о чем переговариваются его одноклассники - но видел, что они угрюмы и злы. Случилась потасовка между Супчиком и Клоуном; Линка заехала по загривку Глебу, а тот побоялся давать сдачи. Что им надо от меня, думал Влад, чуть не плача. Чего они хотят, что я им сделал...
Он был близок к тому, чтобы открыть форточку и сбросить на визитеров вазон с алоэ - когда на сцене появилось новое действующее лицо. Учитель математики и физики, тот самый, чей урок прогулял сегодня Димка Шило.
Математик шел по улице и смотрел на номера домов, сверяясь с записной книжкой. Влад навсегда запомнил, какое у него было при этом лицо - очень сосредоточенное, как у хирурга перед операцией; это выражение очень не шло ему. (Математик похож был на плюшевого гнома - такой же мягкий с виду, круглоносый и круглощекий. Тем из учеников, кто позволял этой карамельной внешности ввести себя в заблуждение, нелегко было потом выкарабкаться хотя бы на четверки, потому что математик был придирчив и злопамятен, и учеников своих любил, как огонь любит щепки.)
Когда математик увидел толпу своих воспитанников перед дверью нужного ему дома - лицо его утратило озабоченность и на секунду поглупело. К его чести, он очень быстро овладел собой; Влад, наблюдавший за ним сквозь два стекла и дырку в занавеске, предположил, что учитель хвалит Кукушкину шайку за проявленное к товарищу внимание. Очень хорошо, что так много ребят явились навестить больного. И очень странно, что больной не открывает, вообще не подает признаков жизни...
Математик твердым шагом направился к порогу и решительно нажал мертвую кнопку звонка.
Никакого звука, конечно же, не последовало. Наоборот - тишина в темном доме сгустилась сильнее, будто бы нарочно.
Влад спустил ноги с дивана.
Математика не была его сильным местом. До сих пор только их с учителем взаимное уважение помогало ему не скатываться до позорной тройки.
...Когда дверь наконец-то открылась, учитель даже отпрянул. Маленькие глаза его широко раскрылись; в следующую секунду он шагнул вперед, поспешно - будто опасаясь, что Влад возьмет да и захлопнет дверь прямо перед его носом.
А за круглой спиной учителя толпились одноклассники. Именно толпились, как в автобусе, хотя улицы на всех хватало. Несколько раз математика ощутимо толкнули в спину - но он будто не заметил.
- А у нас света нет, - сказал Влад в ответ на все эти жадные, вопросительные, странноватые взгляды. - Света. Нет.
Математик рассмеялся с явным облегчением. Как будто у него гора с плеч свалилась:
- А... Одноклассники пришли проведать... А у вас, оказывается, света нет!
- Мама на работе, - сказал Влад.
Математик смутился.
Наверное, только теперь он увидел ситуацию со стороны: вечер, больной ребенок один в доме, света нет, и толпа однокашников во главе с учителем прямо-таки ломятся в дверь...
- Мы, вероятно, не вовремя, - сказал математик. Облегчение на его лице сменилось напускной обеспокоенностью. - Но по телефону все время занято... как ты себя чувствуешь?
Влад стоял в дверях в трикотажном спортивном костюме. Весенний ветер вовсе не был теплым.
- Еще плохо, - сказал Влад.
Он видел, как наиболее наглые его одноклассники, те самые, что оказались в первых рядах и едва не сбили учителя с ног, теперь понемногу убираются в стороны, а их место занимают новые. Он видел, как надоверчиво всматривается Линка Рыболов - будто определяя, настоящие ли веснушки у него на носу и не подрисованы ли брови. Он видел, как часто хлопает ресницами Марфа Чисторой - будто от сильного ветра.
- Ну, иди отдыхай, - сказал математик. - Так бы, конечно... но если нет света... а мама на работе... может быть, помочь тебе починить свет?
- Перегорела пробка, - сказал Влад.
- Это просто, - учитель оживился. - Ребята, где здесь поблизости магазин? Еще не закрыто - надо купить электрическую пробку!
- Спасибо, мама принесет, - быстро сказал Влад.
Вокруг учителя стояли теперь только Ждан, Глеб да пара девчонок. Основная масса посетителей переместилась к автобусной остановке, Супчик и Клоун, не скрываясь, закурили...
- Ну, выздоравливай, - сказал математик.
А Ждан неожиданно протянул руку - и коснулся линялого Владова рукава.
* * *
- Да, странновато-чудесато, - сказал Димка. - Знаешь, я думаю, это из-за Кукушки. Они тебя зауважали. Говорят, ты его прямо-таки по стенке размазал. Я сам видел, какой у него фингал на роже...
- Ничего я его не размазал, - с сожалением признался Влад. - Я до него один только раз дотянулся... Или два. И вмазал. А так... Их же там двое или трое дрались, и еще человек десять подгавкивали. Линка Рыболов...
- Кстати, Линка в другую школу перешла, - сказал Димка. - Перевели родители.
- Да? - обрадовался Влад.
И устыдился своей радости.
Подумаешь...
* * *
Учителя, даже те, кто прежде был к Владу совершенно равнодушен - почему-то очень радовались его появлению. Едва переступив порог и оглядев класс, и увидев Влада на обычном месте, не могли сдержать улыбки:
- Палий! Ну наконец-то! Как здоровье?
Влад заранее рассудил, что благосклонностью учителей лучше не пренебрегать, и всякий раз отвечал смиренно:
- Спасибо, гораздо лучше... Температуры уже нет...
Он ничему не удивлялся - после того, что случилось с Кукушкой.
Влад ждал этой встречи. Влад готов был к ней - и не был готов. Отчаянно трусил. Дрожал, как заяц; ждал первого мутного взгляда, первого шарика жвачки на своем портфеле, первой ухмылки, первого пинка...
Он вошел в класс - и сразу же наткнулся на Кукушку. Тот рылся в своей сумке... Услышав шаги Влада, выпрямился, обернулся...
И обрадовался.
Никто не видел прежде, как радуется Кукушка. То есть радость от очередной подножки случалась, конечно - но то была другая радость; теперь Кукушка улыбнулся, сразу став будто на три года младше, лицо его на мгновение сделалось даже симпатичным, человеческим...
И, будто испугавшись, Кукушка снова скрючился, снова полез в сумку, хотя искать там, как понимали и Влад и Кукушка, было уже нечего.
Влад тихо прошел к своему месту. Сел...
Ему было двенадцать лет. Конечно, он не понял тогда, что произошло.
Более того - он, дурачок, даже доволен был таким поворотом дел.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Девочка.
* * *
- Если он тебя не пригласил, может быть, со мной потанцуешь?
Девчонка вздрогнула и оглянулась.
Она была на полголовы выше Влада. Но это из-за босоножек; убрав у нее из-под пяток немыслимых размеров шипы, вполне можно было бы сравнять позиции.
- Я говорю, может, со мной потанцуешь? Раз уж он другую пригласил?
Девчонка покраснела. Ход ее мыслей отражался на лице: девчонка раздумывала, отвесить ли Владу пощечину.
Завидный Кавалер, парень лет семнадцати, минуту назад пригласил попрыгать под музыку ее товарку, куда менее симпатичную, зато ярче накрашенную. Влад наблюдал процесс разочарования от начала и до конца; собственно, Влад и ходил на танцы ради такого вот "кино", жанровых сценок, которые здесь чередовались, не переставая.
- Ты малявка, - разочаровано признала девчонка.
- Мне четырнадцать, - возмутился Влад. - Сними каблуки - увидим, кто малявка...
Девчонка проводила взглядом Завидного Кавалера.
- Ну, пошли, - согласилась с неохотой.
Лучше, вероятно, танцевать с малявкой, чем весь вечер подпирать стену.
Собственно танцплощадка напоминала собой темный дремучий лес, где все деревья сошли с ума и, повыдергав из земли коренья, принялись прыгать и вихляться. Сквозь танцующие "стволы" с трудом продирались цветные лучи вертящихся прожекторов; музыка гремела - затыкай уши. Владу только и оставалось, чтобы уворачиваться из-под каблуков партнерши: он прекрасно понимал, что ей достаточно наступить на ногу всего лишь раз, чтобы человек надолго потерял способность к прямохождению.
Она была симпатичная. Даже хорошенькая. И она была совершенно незнакомая - Влад не видел ее никогда в жизни. Ни в школе, ни в парке, ни на танцплощадке, ни в магазине - нигде...
Агрессивная музыка сменилась лирической. Танцоры вокруг перестали прыгать, переобнялись попарно и безвольно повисли друг на друге, плавно покачиваясь, будто медузы в глубине моря.
Девчонка помедлила - и положила руки Владу на плечи.
- Тебя как зовут? - спросил он.
- Иза.
- Какое кра...
Он запнулся, понимая, что говорит банальность. Что всякий, желающий с ней познакомиться, начинает именно с этого.
Она смотрела насмешливо. Ждала продолжения.
- А меня Влад, - сказал он. - Между прочим, чемпион района по шахматам.
- Да? - она удивилась. - А ты из какой школы?
- Из сто тридцать третьей.
- А я из шестьдесят пятой...
Ее каблуки опасно вонзались в пол рядом с ботинками Влада.
- Ты часто на танцы ходишь? - спросил он, стараясь держаться подальше.
- В первый раз пришла, - призналась она почему-то с обидой. - Ну и не нравится мне тут, все дураки... Мозгов нет, так ногами дрыгать...
- Ну почему же сразу нет, - примирительно сказал Влад. - Мозгов, в смысле.
- Я домой пойду, - сказала Иза, и, будто услышав ее, медленный танец закончился.
- Я провожу тебя? - предложил Влад.
- Зачем?
- А если нападет кто-то?
- А ты защитишь? - она фыркнула.
- Я же чемпион по шахматам, - сказал он укоризненно.
- Что, доской по башке?
- Мозгами, - он постучал пальцем по лбу. - Впрочем, если не хочешь, могу не провожать...
* * *
Ей было пятнадцать лет, она была круглая отличница, ее репортажи очень ценились (по ее словам) на конкурсах юных журналистов. Желая острых ощущений, она оторвалась от книг и заявилась на танцплощадку (мне там ничего не интересно, но журналист, он же всюду должен побывать?), в результате возвращалась домой в полнейшем разочаровании, а тут еще путается под ногами этот малолетний ухажер...
Последнюю фразу она не произносила вслух - но иногда бросала на Влада взгляды, исполненные царственного недоумения. Почему рядом с ней оказался этот мальчишка, а не Завидный Ухажер в кожаной куртке?
Она жила в двух автобусных остановках от парка. Влад проводил ее до железной калитки, на которой черный кованый дракон держал в зубах табличку с номером "восемнадцать".
- Жаль, - сказал Влад, прощаясь.
Она поколебалась - и снизошла все-таки до вопроса:
- Чего жаль?
- Жаль, что на нас не напали, уж я бы надавал им по зубам...
Она не выдержала - и улыбнулась. В глазах ее чуть ли не впервые промелькнуло подобие интереса:
- А ты занятный парень... Хвастун.
* * *
Они стали встречаться. Чинно-благородно, за шахматной доской, как примерные воспитанные детки.
Влад приходил к Изе с шахматнами под мышкой - а родителей ее обычно не бывало дома, - и терпеливо ждал, пока она покончит с уроками (Иза щеголяла перед ним новыми темами - "это вы еще не проходили", и задачами - "а это тебе никогда не решить"). Потом они пили чай с неизменными бубликами и садились играть.
Иза была далеко не дура, и кое-чему Влад успел ее научить; впрочем, шахматы скоро надоедали ей, и на смену приходила колода карт, такая старая, что, казалось, ее долго хранили в рыбьем жире. В картах Иза не знала себе равных; обыграв Влада несколько раз подряд и подкормив тем самым свое вечно голодное самолюбие, она либо выставляла его за дверь ("ну уходи, скоро родители вернутся") либо, в порядке большой милости, соглашалась пройтись по скверику.
В этот час в скверике было темно. Влад прекрасно понимал, что в светлое время суток Иза никуда с ним не пойдет - а вдруг девчонки увидят?!
Иза была все-таки очень неопытна, несмотря на апломб, и недооценивала зоркость девчонок. Однажды вечером так и случилось - под одиноким фонарем, бодро желтевшим на краю скверика, сошлись Иза, шагающая бок о бок с Владом, и три девицы "в поисках приключений".
Девицы ничего не сказали. Девицы принялись перемигиваться, надувать щеки, хихикать и шептать друг другу на ухо; даже Влада проняло в какое-то мгновение: ну что он, карлик? Калека? Оборванец? Что странного в том, что Иза гуляет по скверу с парнем, который на год ее младше? Даже если он невысок ростом? Даже если на нем не кожаная куртка, а обыкновенный школьный костюм?
Девицы продолжали шептать и хихикать, подобно маленькому шумовому оркестру; они не умели иначе. Да будь Влад хоть великаном в мотоциклетном шлеме, они все равно нашли бы, к чему придраться, и фыркали бы, и перемигивались с особым остервенением; возможно, они просто завидовали
Когда девчонки остались далеко за поворотом дорожки, Влад открыл рот, чтобы сообщить об этом Изе. Не дожидаясь его комментариев, Иза молча развернулась и ушла в темноту.
- Эй, ты чего?!
Нет ответа.
В тот же вечер он позвонил ей. Он хотел объяснить взрослой, но глупой девочке, как неразумно мучить себя, обращая внимание на выходки малолетних стерв.
- Сиди дома, сопляк, - сказала Иза дрожащим от злости голосом, - оставь меня в покое... и навсегда забудь этот телефон, понял?!
* * *
Была весна.
С того самого дня, как начал таять снег, Влада не покидали не мысли даже - ощущения о будущем. Теперь снег сошел весь, почки напряглись, из-под хлама и мусора повсюду лезла неукротимая зелень, и Влад пошире раскрывал форточку, чтобы впустить в квартиру как можно больше весеннего запаха.
Он знал, что не останется в городке навечно. Что, едва закончив школу, уедет - возможно, далеко, а возможно, и не очень. Дело не в расстоянии, вернее, не в том расстоянии, которое можно отмахать по железной дороге; дело во внутренней дистанции, которую предстоит еще одолеть. Когда он вернется - а он вернется! - у его бывших однокашников будет повод для суеты...
А Иза - та вообще будет горько-горько плакать. Тайком ото всех. Потому что Завидный Ухажер в кожаной куртке к тому времени сопьется, и... Почему девчонки такие дуры? Даже те, кто учится на "отлично"? А может быть, отличницы - дуры в особенности?
Он не выдержал и поделился обидой с Димкой. Тот долго молчал, потирая кончик носа, а потом рассказал в ответ свою собственную историю, приключившуюся этим летом в лагере; Влад испытал молчаливый приступ благодарности к другу, ответившему откровенностью на откровенность. То, что Димка выдумал добрую половину душещипательных подробностей, значения не имело.
Может быть, устроить клуб ненавистников девчонок, предложил Димка, и Влад задумался. Ты знаешь, сказал он наконец, это как-то несолидно. Когда мне было лет одиннадцать, я действительно терпеть их не мог... А теперь я их жалею. Это же надо - так переживать из-за каких-то трех хихикающих дур!
А ты вообрази, сказал Димка, что ты идешь со своей Изой, а у нее, к примеру, одна нога короче другой... Идешь, а тут стоят Кукушка с Клоуном и хихикают... Что бы ты подумал?
У меня, по-твоему, одна нога короче другой, возмутился Влад. Нет, сказал Димка, это я так, для примера...
Ночью Владу приснилась Иза - во сне он все порывался измерить, одинаковой ли длины ее ноги. Ноги были очень длинные, портновской ленты-сантиметра не хватало, Влад начинал с пятки и мерил, поднимаясь все выше и выше, но Иза выскальзывала, будто намазанная мылом, и кричала, чтобы он забыл номер телефона...
Спустя три дня после инцидента в скверике мама сказала:
- Кто-то звонил и молчал в трубку. Может быть, это тебе?
Влад пожал плечами. Была вялая мысль, что, может быть, это Марфа Чисторой решила таким образом напомнить о своем существовании...
Спустя еще два дня, вечером, когда Влад совсем уж собирался в постель и дочитывал последнюю страничку на сон грядущий, телефон зазвонил снова.
Влад не любил поздних звонков.
- Привет, - тихо сказала Иза.
Влад не поверил своему уху, левому, к которому была прижата трубка.
- Ты у меня свои шахматы забыл, - сказала Иза еще тише.
- Я их тебе дарю, - сообщил Влад и собрался было положить трубку, но почему-то этого не сделал.
- Я заболела вообще-то, - сказала Иза так тихо, что обычные телефонные шорохи почти заглушили ее голос. - У меня это... с давлением... Может, меня послезавтра в больницу заберут...
- С каким давлением? - спросил Влад раздраженно. - Какое давление, тебе что, сто лет?
Иза ничего не ответила, только вздохнула.
- Ну, спокойной ночи, - сказал Влад.
- Спокойной ночи, - еле слышно отозвалась Иза.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
|
