|
* * *
Он слушал монотонный Ольгин голос, разглядывая лист ватмана с нанесенной на него "сеткой" оставшихся до собеседования дней.
- У тебя как в новом паспорте написано - "Шубин" или "Шубін"? А заграничный паспорт у тебя просрочен?! Немедленно продлевай! Да, еще сфотографироваться, вполоборота, чтобы левое ухо было полностью открыто и безо всяких украшений...
Дима механически потрогал собственное ухо. Какие, интересно, тут могут быть украшения...
- Говорят, что копии можно нотариально не заверять, - буднично продолжала Ольга, - но Сима советует все-таки заверить. Опять-таки переводы на английский - часть сама переведу, а часть Боря сделает за бутылку, я договорилась. Медосмотр стоит сто баксов, семьдесят за интервью, то есть собеседование с вице-консулом, еще тридцать - за визу. Может быть возня со справкой об отсутствии судимости... Копии сделаем сами на компьютере. Да, еще сфотографироваться... На квартиру приготовить документы, оценить на бирже, справку тоже скопировать и перевести... Маклера зовут Антонина Федоровна, она уже приводила двух покупателей смотреть квартиру... Пока просим двадцать тысяч, но, возможно, придется уступать, сейчас квартиры подешевели... Продавать будем сразу после девятнадцатого, как только получим визу...
- Квартиру? - механически спросил Дима. Сонная дымка лопнула, будто пробитый иголкой шарик.
Ольга вздохнула. Села напротив, вытирая полотенцем и без того сухие руки:
- С Симой договорено. Нас там ждут.
Дима смотрел на нее с таким ужасом, как будто ему предлагали продать собственный глаз.
- С квартирой так и так надо было бы что-то решать, - сказала Ольга мягко. - Ну... ты понимаешь.
Дима молчал.
Раньше он старался об этом не думать. О том, что будет, когда вернется из командировки Вовка, и ему, Диме, надо будет искать жилье. И что квартира, в которой он вырос, к которой привык, станет разменным товаром. И что обойтись без этого никак нельзя.
- Нам нужны деньги, - сказала Ольга жестче. - Оплатить интервью, медосмотр, билеты... Кстати, ищи покупателя на машину. Желательно поскорее, но не продешеви. И, кстати, сфотографироваться...
Дима молчал.
Оказывается, Ольга уже успела оценить квартиру.
Такая бешеная деятельность...
Если бы не этот Жекин финт - он узнал бы об их отъезде? Вообще - узнал бы?
Под его взглядом Ольга занервничала:
- Шубин... Я так и так собиралась тебе звонить. Если бы не этот Жекин финт - позвонила бы завтра или послезавтра. Понимаешь? Блин, сколько народу зубами выгрызают эту грин-карту, а ты смотришь на меня, как будто тебя мешком прибили!
Ольга поднялась, снова взялась за мытье плиты; плескалась вода в раковине.
- А если... - Дима запнулся.
Ольга обернулась от плиты. Медленно опустила выпачканные кофейной гущей руки:
- Шубин... Не надо, пожалуйста, усложнять. Ты поможешь мне здесь, я помогу тебе там. Все.
Дима узнал это "все". После такой точки в разговоре доказывать что-либо обычно бывало бесполезно.
Она уже все решила.
Триста раз решила. И не остановится на полпути. Кажется, именно это называется "целеустремленность".
Ему вдруг сделалось страшно.
- И ты не боишься...
- Боюсь, - Ольга снова вытерла руки, хотела закурить, но одумалась, отбросила сигарету. - Боюсь, что ЗДЕСЬ меня выкинут с работы, и придется идти на базар торговать трусами. Боюсь, что Жека заболеет, а у меня не хватит бабок, чтобы его вылечить... Боюсь остаться старухой, больной и на тридцати гривнях пенсии... А ты не боишься?
- А там? - спросил Дима после паузы.
- ТАМ, - Ольга пощелкала зажигалкой, - там Симка, она уже все сделала. Мы договорились еще в прошлый мой приезд... Уже есть работа, квартиру снимем - легально... Через пару месяцев машину купим. А через пару лет вы мне оба - и ты и Жека - спасибо скажете. Так что не тормози, пожалуйста, Шубин...
Дима вдруг представил себе, как горят мосты над Днепром. Мост Метро, мост Патона, Пешеходный... Даже маленький парковый мостик возле стадиона "Динамо" - и тот горит, не оставляя дороги назад...
- Перепиши расписание приемных дней в нотариальной конторе. По поводу квартиры надо будет в ЖЭК, в ИТК, в опекунский совет... Опекунский - это когда на руках будет виза.
- Сжигаешь все мосты? - спросил Дима.
- Иначе нельзя. Надо решать. Надо делать. У нас есть возможность делать свою жизнь - и делать жизнь для Жеки... Если снова грохнет Чернобыль - какая цена будет этой квартире?
Дима опустил глаза. Давнее пУгало. Жека родился в восемьдесят шестом - Дима помнит опустевший город, вереницы автобусов, увозящих детей, растерянную Олю с младенцем на руках... Они тогда уехали на целое лето и половину осени, снимали дом в селе где-то в Фастовской области, было ужасно трудно - без горячей воды, на чужом месте, без денег, и уж конечно без памперсов, о которых тогда они слыхом не слыхивали...
Оля (Ольга, поправил он себя) поняла, что попала с точку, и надавила чуть сильнее:
- Ты хочешь, чтобы твой сын жил в ЭТОЙ стране? Чтобы он получал двести гривен, как ты в своей школе? А по вечерам смотрел телевизор и пил водку?
Диме захотелось встать и уйти, но он пересилил себя. Ольга знала, что говорит. И знала, как подействуют эти слова на недавнего мужа.
- Я пробыла в Штатах месяц, - сказала Ольга после паузы. - Я знаю, о чем говорю... Жека выучит язык запросто, голова у него есть, не только ноги.
В последних словах был явный и нелестный намек на футбол.
- А я? - спросил Дима, и это была уступка. Он с ужасом понял, что смирился с неизбежностью поездки, и теперь прикидывает, как бы обойтись малой кровью.
- И ты выучишь, - жестко сказала Ольга. - Надо будет - выучишь. Самоучитель с кассетами я тебе прямо сейчас дам.
И она удалилась в комнату, где принялась рыться в ящике стола; Дима отхлебнул кофе, встал и подошел к двери, за которой спал Женька.
Спал? Или притворялся? Сам Дима Шубин столько раз лежал на этом диванчике под этой стеной, и успешно прикидывался спящим, пока мама жаловалась соседке на алкоголика-мужа...
Он осторожно-осторожно приоткрыл дверь.
Женька спал - в этом не было никакого сомнения. Укатали Сивку крутые горки...
Сквозь задернутые шторы пробивалось утреннее солнце.
Стены комнаты в три слоя были увешаны футбольными плакатами - одних изображений "Динамо" Дима насчитал штук десять. Лучезарно улыбались лучшие футболисты мира; Дима узнал только Шукера, Гуллита и Пеле. На цветных, сделанных "мыльницей" фотографиях улыбался сам Женька в динамовской форме, то один, то в команде, то с каким-то кубком в руках...
Под кроватью затаился мяч - белый с черными отметинами, он обретался там, где у маленьких детей обычно стоит ночной горшок.
Дима осторожно прикрыл дверь.
- Вот, нашла, - сказала Ольга. - Вот блин-компот, было девять кассет, осталось две. Номер семь и номер пять...
На захламленном столе лежали дешевый плеер и две кассеты - одна с надписью "Любовь", вторая - "Свадьба, медицина, кладбище". Дима взял их в руки - не без любопытства.
- Значит так, - Ольга вытащила откуда-то записную книжку. - Сегодня... нет, завтра у нас прием в милиции с одиннадцати утра, значит, к десяти надо приехать, занять очередь. Я тебе буду звонить на пейджер, как продвигается...
- У меня завтра ученики, - сказал Дима.
Ольга посмотрела на него с раздражением; он наблюдал, как она прямо-таки на глазах берет себя в руки. Она умела здорово владеть собой - когда возникала такая потребность.
- Шубин. Учеников перенесешь на другой день. Главное сейчас... Ну ты понял. Девятнадцатого мая у нас интервью в Варшаве. С вице-консулом. Это надо зарубить на носу. И тебе, и мне.
Они вернулись на кухню; допивая остывший кофе, Дима смотрел на разграфленный ватман.
День "икс", угрожающе разукрашенный красной тушью, казался пунцовой кляксой на белой простыне и рождал у Димы ассоциации, совершенно сейчас неуместные.
* * *
У подъезда на лавочке отдыхал дядя Боря. Рядом стоял линялый, видавший виды рюкзачок; тронь его - зазвенят пустые бутылки, сегодняшний Борин улов.
Разминуться с соседом не было никакой возможности. Пришлось поздороваться. И тут же отвести глаза - слишком проницательно смотрел пожилой переводчик с трех языков, а ныне алкаш, промышляющий сбором бутылок.
- Давненько тебя не видно, Димочка... Что, помирились?
Дима неопределенно мотнул головой.
* * *
В Исторический музей их повезли после третьего урока. Очень удобно - полетели география и физика.
Экскурсоводша рассказывала длинно и скучно; Женьку угнетала необходимость полчаса пялиться на одну и ту же витрину и не иметь возможности спокойно и вволю осмотреть остальные. Ему хотелось внимательнее рассмотреть диораму - древний город на холмах, голубая река с притоками, крепостные валы, храмы, слобода... Видны были даже крохотные фигурки людей. Ради диорамы Женька попытался понемногу отстать - но классная засекла его и загнала обратно в толпу, покорно топтавшуюся перед какой-то схемой.
- ...город Ярослава. А здесь на схеме вы видите первое, еще примитивное футбольное поле, основанное по приказу самого князя. Сохранились протоколы нескольких матчей с варягами... Здесь, в витрине, вы можете увидеть окаменевший мяч того времени - он несколько тяжелее нынешних...
Женька оценил на глаз - да, наверное, тяжелее.
* * *
(...запах железа, отвратительно. Грохот... Я ложусь на землю, но земля дрожит тоже. Лезть на дерево не имеет смысла, я знаю... лежу, пока земля не успокаивается и этот железный...
Я бегу дальше. Трава пахнет плохо. Здесь все пахнет не так, как надо, но я должен бежать... Голод. Я устал.)
* * *
Она ворвалась в кабинет, не собираясь даже скрывать раздражения:
- Що трапилось? Які проблеми?
- Ти виїздила в Верховну Раду? І де ж сюжет? - Валентин по обыкновению делал вид, будто свалился с луны.
- Там немає сюжету. Там немає новин, самі лише внутрипартійні чвари... Я не бачу, що з цього можна зробити.
Шеф вздохнул. Хорошо знакомым жестом ткнул пальцем в потолок:
- ТАМ хочуть. Обов'язково.
- Якщо так, - сказала Ольга почти весело, - якщо вам настільки потрібний цей сюжет - робіть його самі! Або дайте кому-небудь, щоб зробили... Давати це неподобство в новинах - повне проститутство, але якщо хочете - вирішуйте самі...
Возможно, еще несколько дней назад она ничего бы подобного сказать не решилась. Но теперь испытывала острое удовольствие, наблюдая за реакцией шефа. Как он сперва чуть краснеет, потом играет желваками, потом закуривает...
Наконец, поднимает телефонную трубку:
- Таню? Зайди... - и через минуту, подошедшей журналистке: - Візьми в Олі касету і прес-реліз, подивись матеріал і змонтуй сюжет. І одразу покажешь мені...
Таня вспыхнула до корней волос, но ничего не сказала. Ольга молча удивлялась. Такого поворота событий, такой скорой капитуляции она не ожидала.
Валентин прошелся по комнате; повернул ключ в дверях. Ольга вопросительно на него воззрилась.
- Значит, проститутство? - шеф открыл маленький бар, вытащил початую бутылку коньяка и две крохотных рюмки. - А когда тебе хотелось поехать в Америку, ты ведь делала все, что угодно, правда?
Ольга пожала плечами:
- Нет, не все. Только то, что надо было делать, чтобы поехать в Америку.
- Ты молодец, - протянул шеф, разливая коньяк. - И как ты думаешь, у тебя есть перспектива... в нашей программе?
- Это угроза увольнения? - Ольга обворожительно улыбнулась. - За коньяком, при закрытых дверях?
- Ты сильно изменилась в последнее время, - признал Валентин.
- Все течет, все меняется, - Ольга улыбнулась еще обворожительнее.
- Тебе предложили другую работу? Кто?
Ольга прищурилась:
- Отвечать обязательно?
Шеф уселся, но не на свое место, а рядом с Ольгой; над глубоким креслом начальника висела круглая мишень с тремя торчащими из нее дротиками. Две шестерки и семерка, слабенько. Это когда же Валик в последний раз упражнялся?
- Когда кидаешь дротики, ты кого-то перед собой представляешь? Начальство? Сотрудников?
Он улыбнулся:
- Отвечать обязательно?
Ольга улыбнулась в ответ. Валентин внимательно посмотрел ей в глаза, поднял рюмку:
- Ну... за отсутствие в нашей жизни проститутства!
Тост был более чем двусмысленный. Ольга засмеялась:
- Зачем так сложно? Проще - за честное сотрудничество!
Валик усмехнулся в ответ. Как бы невзначай положил руку на Ольгино колено:
- Съездим в сауну? Сегодня? Расслабимся?
Она помедлила - может чуть больше, чем следовало. Потом аккуратно убрала руку:
- Сегодня я не могу.
- Завтра?
- Не выйдет.
- В воскресенье?
- В воскресенье, - она прикрыла глаза, - я занята. У сына матч... Кстати, я хотела бы делать интервью с Лобановским.
Валик плеснул коньяка себе в рюмку, залпом выпил:
- Знаешь, Оля... Не знаю, кто и что тебе предложил, но мне его немножечко жаль, - фразу про Лобановского он будто бы пропустил мимо ушей.
- Не понял? - Ольга приподняла брови.
- И не надо, - шеф стал, раздраженно завинтил пробку на коньячной бутылке, убрал хозяйство обратно в бар.
- Но, может быть, в воскресение, где-то с шести... если получится, - как ни в чем не бывало продолжала Ольга. - А насчет Лобановского есть классная концепция - футбол и искусство...
- Ты до него не доберешься, - прохладно сказал шеф. - Даже ты. Он сидит сейчас на базе в Конча-Заспе и никого не принимает. И я организовать не могу, уж извини.
Ольга рассмеялась.
* * *
Человеку постороннему трудно вообразить себе, до чего противен бывает звук самого благородного музыкального инструмента - скрипки, например. Человек непосторонний не обращает внимания. Привык. А кое-кому, вот как Диме например, нравилось слушать, как противный ученический звук понемногу облагораживается, приобретая право именоваться "музыкой"...
Но вот к надсадному пиликанью пейджера невозможно привыкнуть.
- Ирочка, повтори, пожалуйста, вот эти два этюда, я сейчас подойду... Мне надо к завучу зайти на пять минут...
Надо понимать, именно завуч общается со своими педагогами посредством пейджера. Какие новости в сфере народного образования!
Дима вышел из класса, неторопливо прошелся по коридору, от кабинета завуча резко свернул к входной двери; рысью пробежал под окнами, вскочил в машину, с третьего раза завелся, вырулил на дорогу.
Надо думать, Ирочка честно повторяет этюды. А может, тщательно расчесывается перед стеклянной дверцей шкафчика - сейчас это не важно.
В нотариальной конторе было душно и людно; Дима всей душой ненавидел атмосферу застарелой очереди. Когда любой человек априори враг - он может вписаться в кабинет нахально, против правил, в обход положенных трех часов ожидания...
В первый момент Диме показалось, что его очередь прошла, и волосы на его голове моментально встали дыбом; Бог, однако, миловал - женщина по имени Наталья Петровна по-прежнему сидела в углу, читала газету "Факты" и смотрела на Диму с укоризной:
- Что вы так долго? Обещали - на пять минут...
- Так получилось, - стал оправдываться Дима. - А сколько перед нами осталось?
- Еще двое, - в голосе Натальи Петровны слышалась гордость, как будто столь скорое продвижение очереди было ее, Натальи Петровны, личной заслугой.
- Так я звоню жене... Она сейчас придет вместо меня.
Стыли руки на кнопках уличного таксофона.
Когда он вернулся - под конец урока - Ирочка делала вид, что все еще повторяет этюды.
Едва вошел следующий ученик, мальчик Женькиных лет, -пейджер закурлыкал снова.
* * *
Все бесконечные очереди слились в один крысиный хвост. ОВИР, нотариальная контора, милиция... Опять нотариальная контора... Опять милиция...
Дима сам себе казался сумасшедшей белкой в механическом колесе, у которого полетели предохранители. И потому белка обречена бегать, выпучив глаза, пока не сдохнет на бегу или пока не лопнет приводной ремень...
Иногда он забывал покормить Малдера и Скалли. И уж конечно не хватало времени выпустить их из клетки на прогулку; мыши затосковали. Дима решил про себя, что в первое же свободное воскресенье сходит на Птичий рынок и продаст их в хорошие руки.
Как обычно, когда времени нет, косяком пошли частные уроки. Да такие, от которых нельзя отказаться; в пятницу позвонил старый приятель, еще по оркестру, слезно просил выручить - по субботам он играет дуэт с каким-то скандинавским послом, который самодеятельный пианист, и завтра как раз суббота, а он, приятель, как раз не может, а разочаровывать посла совершенно невозможно, кроме того, десять баксов за полтора часа - это ведь тоже деньги, ты не находишь?
...Посол жил, как водится, на Печерске. Дима любил бродить здесь пешком, они когда-то и с Женькой тут гуляли, разглядывая затейливые фасады - "шоколадный домик", "дом с плачущей женщиной"... Сегодня Дима почти не смотрел по сторонам, а если и оглядывался, то только в поисках нужного адреса.
В последний раз сверившись с бумажкой, он вошел в подъезд огромного, с высоченными потолками дома; обитую кожей дверь открыла блондинка-домработница.
В гостиной журчал фонтан и потрескивал дровами камин; Дима заинтересованно разглядывал потолки с лепниной, картины на стенах - до чрезвычайности абстрактные, зато очень большие.
В углу стоял белый рояль, похожий на дрессированного мамонта.
Дима достал из футляра инструмент, стал тихонечко его подстраивать - в эту секунду из соседней комнаты, из-за приоткрытой двери, явился молчаливый мраморный дог в шипастом ошейнике. Не то чтобы Дима боялся собак - собак он как раз любил; но ему не нравилось, когда собаки смотрят на него долгим оценивающим взглядом.
- Здравствуй, здравствуй, хорошая собака! - ласково сказал он, стараясь, по вычитанной где-то рекомендации, не смотреть догу прямо в глаза.
Дог молчал, не разделяя Диминой радости.
- Я тут по делу, - пояснил Дима. И добавил, раздосадованный тем, что приходится оправдываться, да еще перед псиной:
- Знаешь что... Шел бы ты, а?
Дог стоял не шевелясь; Дима попытался продолжить свое занятие - но взгляд собаки мешал ему.
- Слушай, ты, собачка Баскервилей...
Дог сделал шаг вперед, приоткрыл зубы, сделавшись неприятно похожим на своего родича, столь опрометчиво упомянутого Димой.
- Ты, э-э-э...
Дог сделал следующий шаг.
Какая-то мысль болталась у Димы на краю сознания, какая-то вполне здравая мысль...
- Гуд дог, гуд дог! Гу-уд до-ог!
Собака насторожила уши - и вдруг завиляла мускулистым хвостом, да так энергично, что от ударов зашаталась и чуть не грохнулась на паркет огромная напольная ваза.
Выискивая в памяти обрывки английских реплик, Дима попытался построить следующую обращенную к собаке фразу - когда в комнате появился хозяин квартиры, рояля и собаки. Веселый, лощенный и очень разговорчивый. И говорил он по-английски, разумеется.
Теперь уже Дима оказался в роли мраморного дога, языка не знающего. Правда, в отличие от собаки он был обременен приличиями и хотел получить свои десять долларов - а потому слушал и кивал, кивал и слушал, несмотря на то что в эмоциональной речи посла ему были понятны только отдельные слова. "Музыка", "друг", "вечеринка", еще раз "музыка"...
По счастью, посол не требовал от Димы ни ответа, ни хотя бы адекватной реакции. Ему хватало того, что в ответ на его белозубую улыбку Дима улыбался тоже.
На рояле разложены были ноты; положив руки на клавиатуру, посол некоторое время медитировал с закрытыми глазами - Дима поднял смычок. Раз, два,три...
Все сипы и скрипы районной музыкальной школы были всего лишь прелюдией к партии ф-но под руками посла. Как говаривал когда-то Димин педагог по специальности - "неритмично, зато фальшиво".
Лицо посла прямо-таки светилось вдохновением, экстазом истинного творчества.
Мраморный дог слушал с видом знатока; звук пейджера заставил пса насторожиться. Чтобы заглушить предательское курлыканье, Дима заиграл втрое темпераментнее...
* * *
- ...Не хочу! Я устал!
Из-под башни из "Лего" торчали детские ноги в ярких носках, ноги молотили по цветному, расписанному гномами паласу:
- Не хочу! Сперва давай в машинки!
- Давай пять ноток сыграем - и в машинки, - терпеливо повторял Дима, чувствуя, что в следующую секунду не удержится и приложится ладонью по упитанной, обтянутой дорогими джинсами попе.
Зачирикал пейджер. Дима стиснул зубы.
"Как продвигается очередь?" - немо интересовался электронный тиран.
- Дмитрий Олегович, вы обещали в машинки! Обещали! А-а-а! Я устал!
- Хорошо, - сказал Дима, вытягивая нервы в звенящую, но еще прочную струну. - Один раз в машинки - а потом сыграем песенку про елочку...
Из-под "Лего" появилось круглощекое, перемазанное фломастерами лицо.
- Не хочу про елочку! Дайте мне ноты, я покажу, что я хочу!
Нет, Женька таким не был... И уже конечно у Женьки не было такого количества игрушек, и Женька не обращался с ними так по-варварски...
Прощаясь, Дима получил от няньки-гувернантки портрет очередного американского президента в зеленых тонах. Мужчина с купюры смотрел несмешливо, всепонимающе.
"А куда ты денешься, Дима?" - будто хотели сказать его тонкие сомкнутые губы.
* * *
...Ирочка скрипела гамму... И Юра, и Тоня, и Саша, которому в среду играть на академконцерте...
Трезвонил пейджер.
Дима шел по улице, покачиваясь, как сомнамбула. Уши его были залеплены наушниками плеера; вкрадчивый голос повторял и повторял английские фразы, а Дима смотрел, как беззвучно открываются губы прохожих. Как люди немо смеются, сидя на кромке фонтана, разговаривают, грызя мороженое, как бойко просит милостыню цыганчонок у метро...
Кассета номер семь. Свадьба, медицина, похороны. "У меня нарушения менструального цикла", - жаловался незнакомый мужчина. Он посещал последовательно стоматолога, кардиолога, гинеколога; кроме того, его бабушке надо было делать операцию. "Мне надо записаться к доктору немедленно, мне плохо! - жаловался он и получал в ответ вежливое: - А какая у вас страховка?" Наконец, закономерно попав на кладбище, он живо интересовался, во сколько обошлась родственниками столь пышная церемония и сколько стоит этот прекрасный гроб...
Прохожие косились на Диму. Слушая плеер, он смеялся, как сумасшедший.
* * *
- Можна вас на хвилинку? - Оля улыбалась доброжелательно, искренне, несмотря на то, что это была сорок первая улыбка здесь, на этом перекрестке перед Золотыми Воротами. - Ви не могли б відповісти на кілька питань? Скажіть, що ви вважаєте обличчям нашого міста? Що знають про нас у світі? Що згадують при слові "Київ"?
- Чорнобиль, - сказала веселая краснощекая девушка, явно видевшая АЭС только на картинках.
- Отстаньте, - сказал высокий парень.
- "И быше три брата, - вдохновенно продекламировала пожилая женщина, по виду типичная учительница младших классов. - Кий, Щек и Хорив. И сидяши Кий на горе, где же ныне увоз Боричев"...
- Дякую, - оборвала ее Ольга.
- Киевское "Динамо"! - бодро предположил мужчина лет пятидесяти. - Футбол!
Стоящая рядом бабка скептически поджала губы:
- Хай їм грець... Бігають по полю такі здорові мужики! Краще б працювали, тоді б відразу страна вийшла з кризиса...
* * *
Женька увидел это интервью - уже по телевизору.
Ему привиделось футбольное поле, наполовину вскопанное. Игроки поддевали зеленый дерн лопатами; вдоль лунок шагал вратарь в перчатках и с оцинкованным ведром на сгибе локтя. Бросал в ямки наполовину проросшую картошку.
* * *
В строю своей группы - восемьдесят шестого года рождения - Женька стоял ближе к хвосту; тем не менее Олег Васильевич считал, что это дело поправимое. Он, Женька, свое еще наверстает...
Ноги у него короче - зато он бегает наравне с самыми высокими пацанами. А значит, когда ноги вытянутся - он их обгонит.
Сегодня тренировку смотрел незнакомый тренер, которого привел Олег Васильевич, и который - Женька чувствовал - наблюдал прежде всего за ним, Женей Шубиным, а потом уже за прочими ребятами. Краем глаза Женька видел, как два тренера переговариваются; возможно, незнакомец присматривает игроков в юношескую сборную. Возможно, именно теперь Олег Васильевич говорит ему: "Если Шубину попадет мяч, то отобрать его можно только с помощью конной милиции..."
Под конец тренировки они разбились на две команды и сыграли мини-матч на малом поле; "Противники" были в синих нейлоновых майках поверх спортивных костюмов, их центральным нападающим был Витька, которого Олег Васильевич недавно взял из "Зенита". Взял, как поговаривали, затем, чтобы составить конкуренцию Женьке.
Под Витькой играл Славик, который отдает не пасы, а подарочки - только что бантика на них нет. А под Женькой играл новенький пацан, которому еще и форму-то не выдали. И который и будет, может быть, когда-нибудь играть... Когда-нибудь потом.
Женька понял, что его подставили, и злился все больше.
- Шубин, - кричал Олег Васильевич, - чего ты ждешь? За тебя кто-то сделает черновую работу? Отбирай мяч, отбирай!
Женька промазал раз и два; а потом споткнулся, с разгону приложился щекой о жесткую, едва покрытую весенней травкой площадку - и почему-то успокоился. Не дожидаясь, пока увалень-новичок отдаст ему пас, рванул на свою половину поля. Славик почуял неладное - но ничего сделать не смог; Женька отобрал у него мяч, паснул Вовке, а Вовка, умница, паснул в ответ. Раз, два, три...
В Жекиной жизни бывали минуты, когда мяч становился частью его тела. Ради этих звездных мгновений он отдал бы все кубки мира; играючи, он оторвался от преследования. Легко паснул новичку - и тот понял его, отправил мяч на ту самую точку, где быстрый Женька оказался в следующее мгновение!
Центральный защитник Валька, против которого сейчас предстояло играть, был выше Женьки на голову и раза в полтора тяжелее. И обожал силовые единоборства, каждый сезон пожиная урожай желтых карточек за грубую игру; он шел навстречу Женьке, как паровой каток, но Женька обыграл его так просто и непринужденно, что Валька нарушил строго установленные тренером правила - заругался в голос...
Женька бежал, и ему виделось поле, по которому он, центральный нападающий, победоносно ведет мяч. И конные милиционеры, окружившие его, ничего не могут сделать.
Удар! Гол!
Краем глаза он увидел, как улыбается Олег Васильевич, как он что-то говорит незнакомому тренеру, и как тот согласно кивает головой.
Счастливый Женька попытался сдержать улыбку - но не смог. Из-за сетчатой ограды на него восторженно смотрели малыши - девяносто первый год, возвращавшийся как раз с тренировки.
А чуть подальше за железной сеткой стоял Женькин отец.
Улыбка сползла с лица - сама собой.
Что-то говорил Славик, но Женька не слышал его. Он видел, как отец подходит к Олегу Васильевичу, здоровается за руку. Что-то говорит, и улыбка у него заискивающая. Женька терпеть не может, когда люди вот так, заискивающе, улыбаются...
- Шубин, заснул? Пошли...
Он сделал вид, что вообще не заметил отца. И поспешил вслед за ребятами в раздевалку, туда, где на двери красуется красноречивая табличка - "Батькам вхід суворо заборонений".
В раздевалке - облезлой, давно требующей хоть какого-нибудь ремонта - стоял застарелый запах пота, мокрой обуви, резины. Женька быстро ополоснулся в душе, стал одеваться, сперва торопливо, потом все медленнее и медленнее.
Торопить встречу не хотелось.
И колом в горле стояла догадка: рассказал! Отец все рассказал! Про грин-карту... Сейчас Олег Васильевич пожелает ему счастливого Диснейленда, пожмет руку и попросит вернуть форму - зачем она юному американцу?!
От одной этой мысли в Женькином животе разливалась противная, вяжущая слабость.
Если он рассказал, я его возненавижу, думал Женька, завязывая шнурки ботинок. Если он рассказал...
Там ведь был тот, другой тренер! Зачем-то Олег Васильевич привел его - именно сегодня! Посмотреть на Женьку, это же ясно, они верят в него, они видят для него перспективу... "Шубин - будет забивать"...
Ведь Шевченко когда-то тоже было тринадцать лет!
Женька закусил губу. Он был легок на слезы - и знал за собой этот грех.
Раздевалка опустела; Женька сидел, прижав к животу мяч. Смотрел в покрытый рваным линолеумом пол.
* * *
Все мальчишки давно переоделись - Женьки не было видно.
Дима ждал, покусывая травинку. Повернуться и уехать сейчас было глупо. Означало признать поражение. В конце концов, может быть, Женька и не заметил его...
Если бы не заметил - вышел бы вместе со всеми.
Дима смотрел, как пацаны прощаются - надолго, до завтра. Как несколько парней рассаживаются по великолепным машинам - юных футболистов ожидают два "Мерседеса" и джип. Как прочие, помахав рукой, отправляются к троллейбусной остановке пешком.
Шикарные авто отъехали, оставив Димин "Жигуль" в одиночестве.
Да где же он, в конце концов?!
Будто почуяв скорый конец Диминого терпения, приоткрылась дверь. Вышли двое - маленький Женька и его огромная динамовская сумка.
- Эй, мистер Ребров!
В Диминой веселости была изрядная толика фальши.
Сын посмотрел на него, как на чужого. Нехотя, чуть прихрамывая, подошел.
- Женька, ты чего? Нога болит?
- Ты сказал? - враждебно спросил сын.
- Что? - растерялся Дима.
- Ты сказал Олегу Васильевичу... про Америку?
- Нет, - Дима удивился, как такое могло прийти Женьке в голову. - Я поздоровался... и спросил, как у тебя дела.
Женька помолчал; лицо его чуть просветлело, но враждебность не исчезла до конца:
- Зачем приехал?
- Подвезти тебя, - терпеливо сказал Дима. - Я как раз был рядышком, и решил тебя подвезти.
Женька перевел взгляд с отца на "Жигуль" и обратно.
- Тогда бы хоть машину помыл...
- Что?
- Машина грязная.
Дима смотрел на сына, пытаясь понять, издевается он, провоцирует - либо просто говорит первое, что пришло на ум.
- Помоем, - сказал он через силу. - Ну, садись...
- Обойдусь.
И, закинув на плечо свою огромную сумку, Женька пошел прочь по дороге - один. Всем своим видом показывая, что лучше ходить пешком, чем путешествовать в облепленной грязью развалюхе.
* * *
Наспех сделав математику, он поставил в видик кассету с лучшими голами столетия - то была его гордость, его коллекция. Уселся в кресло, положил на колени учебник истории; нажал на "Play".
...Его величество гол - квинтэссенция игры. Его величество гол - момент экстаза; гол - красота и поэтика любимой игры. Гол - мгновение, ради которого миллионы людей забывают о своих заботах, гол - это восторг и траур, в зависимости от того, чьи ворота поражены. Женька собирал голы по разным передачам, переписывал у ребят; тут были и старые голы в черно-белой записи, и новые, последние, в цвете, с повторами и рапидом... Из классики - великолепные голы "с ходу" короля футбола Пеле, потрясающие финты Гарринчи, заканчивающиеся отчаянием вратаря... А вот Бышовец с лету, через себя "ножницами" забивает в девятку в далекой Мексике - недаром ему там поставлен памятник за красоту игры... Тут были голы на разный вкус - и с пенальти, и с игры, забиваемые и головой, и ногами, и даже руками - знаменитый гол Марадоны, лукаво забитый сборной Англии при позорном недосмотре судьи - и, как говорил потом хитрющий виртуоз, то была "рука Господа"... Тут были немыслимые по траектории голы Шукера и Ривалдо на последнем чемпионате мира, и знаменитый недавний удар Шевченко на последних минутах - резаный со штрафного, нокаутировавший выигрывавшую сборную России и повергший ее в болельщиков в состояние шока. Тут была и коварный, с центра поля, "парашют" Ачимовича на 84-й минуте, наказавший не успевшего вернуться в ворота Шовковского - гол, размазавший по стенке сборную Украины и лишивший ее возможности играть в Европейском первенстве...
Особенно красив гол со стандартного положения. Стандартное - это поединок команд, психологическая схватка; это спорт, цирк, балет, война...
Учебник что-то там талдычил про Запорожскую Сечь. В это время молодой Лобановский пробивал с углового знаменитый "сухой лист"... Черно-белая старая запись...
Ныли мышцы. Слипались глаза.
Женьке виделся Богдан Хмельницкий, отдающий пас козаку с оселедцем, в широченных шароварах. Шаровары разлетались на ветру, пряча в складках мяч; узкоглазый татарин в воротах широко раскрывал руки, прыгал - и пропускал, ревели трибуны, гол, гол...
Учебник истории соскользнул на пол.
Женька спал.
* * *
Он набивал мяч во дворе у стеночки и уже собирался домой, когда подошли соседи Игорь и Леха, один на два года старше Женьки, другой на три.
- Шуба, дай мяч поиграться с пацанами.
Один раз он уже давал им мяч. Через две недели получил, наконец, обратно - никуда не годный, черный, тряпку, а не мяч.
- Это не мой, - соврал он. - Мне его завтра надо отдать.
- Так слушай, мы до завтра вернем.
- Не мой это. Не могу.
И, подхватив мяч, заторопился домой.
Уже у подъезда услышал за спиной презрительное:
- Зазнался, бля... Динамовец...
* * *
(...Они... туда-сюда. Иногда все стихает, тогда я решаюсь перейти... но как только я выхожу не твердое, они появляются снова. От них идет ветер... Запахи... Бензин, резина... Они сигналят, увидев меня, я лежу, прижавшись к земле брюхом... Они задавят меня, как только я выйду из кустов... Я должен бежать туда, за дорогу... я должен бежать! Туда... Они перекрыли мне путь... Что мне делать?! Что делать?!)
* * *
В субботу класс повели в планетарий.
Здоровенная фиговина посреди зала называлась "скаймастером", то есть делателем неба; Женьке понравилось это слово. Чем-то похоже на "плеймейкер".
Симпатичная тетка недолго рассказывала про звезды, про созвездия, а потом предложила всем посмотреть рассвет.
Это было классно - темнота, звезды, такая музыка, потом край "неба" стал наливаться красным, светлеть, светлеть...
И вот из-за "горизонта" выкатился круглый красный мяч - такой яркий, что Женька даже зажмурился.
* * *
Украинка была не то чтобы противной, но, если не сдать ей вовремя сочинение - слетала с катушек.
Кроме Женьки домашнее сочинение про "За что я люблю мой город" не сдали еще человек десять; они стояли за своими партами и слушали, понурив головы и молча соглашаясь с тем, что оценка им будет снижена на балл; Женькина парта была у окна, и это было очень удобно, потому что, слушая украинкины нотации, можно было украдкой смотреть на школьный стадион.
Красивейшие голы столетия.
На этот раз забивал Роналдо. Шоколадный и гологоловый, лицом совсем пацан, великий Роналдо забил головой - в прыжке; первоклашки, выведенные на физкультуру, смотрели, восторженно разинув рты.
Роналдо обернулся, Женька видел его глаза. Их взгляды встретились.
"Не надо ехать, парень. В ихней Америке и футбола-то нет, один соккер".
Женька вздрогнул.
* * *
...Он поспорил с Витькой - на пять долларов, что пронесет мяч, не роняя на землю, через весь подземный переход под Майданом Незалежности, через всю "трубу", и до самого фонтана!
И Женька пошел.
А народу было! Нищие на ступеньках... Торговки цветами. Люди у телефонных автоматов...
- Ты что делаешь это, шкет?!
- Хулиганье малое...
Группа поддержки бежала вокруг, создавая лишнюю суматоху.
Тяжелее всего пришлось на выходе из перехода. Женьку толкнули, он потерял равновесие, грохнулся на четвереньки, но все-таки успел поймать мяч на голову, и так, с мячом на голове, встал; кто-то зааплодировал. С мячом на голове Женька одолел последние ступеньки, дальше было легче...
Испуганно отшатнулись лошади для платного катания (они стояли у кромки фонтана под надзором каких-то девчонок).
- Е-е-ес! - вопили пацаны. Витька, хмуро улыбаясь, отсчитывал пять долларовых купюр...
Женька взял деньги в руки - и вдруг помрачнел. Несколько минут стоял, разглядывая изображение Капитолийского холма.
- Ты че, думаешь, фальшивые? - возмутился Витька. - Настоящие!
- Настоящие, - эхом отозвался Женька.
И твердым шагом направился к ближайшему обменному ларьку - купюры нес за уголок, будто дохлую крысу.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
