Корни камня

Общий список Романы Повести Рассказы

Светлой памяти Веры Ивановны Калиновской посвящается

ГЛАВА ПЕРВАЯ

* * *

   ...Около полуночи ему приснилась мама - и он, как обычно, проснулся. Сны забываются, если вовремя не проснуться, а он не мог позволить себе такой роскоши.
   Сон был хороший и странный. Как будто он лежит в ванне, в теплой воде - с головой, и смотрит на маму из-под прозрачной, бликующей поверхности. А ее руки водят по телу шершавой губкой, заставляя фыркать и смеяться от удовольствия. А лицо - там, высоко-высоко - кажется солнцем над поверхностью озера. То есть он никогда не видел ни озер, ни солнца - но, наверное, все это выглядит именно так...
   Он открыл глаза.
   Сонно мигала синяя ночная лампа. Из угла, где дышал кондиционер, тянуло холодом; еле слышное "фыр-фыр-фыр" только подчеркивало абсолютную ватную тишину этой ночи.
   Спальный квартал. Резиденция Командора. Полный комфорт.
   - Саня, - хрипло сказал Ивар.
   Брат спал.
   Тогда Ивар встал, завернулся в огромный - не по росту - купальный халат и босиком вышел в коридор. Полосатые полы халата волочились за ним, как шлейф.
   Комнаты отца располагались уровнем выше. Ивара не заботило позднее время - он знал, что отец порой не спит и до часа, и до двух. На то он Командор...
   Аварийный люк был заперт, но Ивар знал отмычку. Другое дело, что не пристало мальчишке пользоваться без спросу аварийным люком - ну так на то он Ивар...
   Уже сдвигая круглую, как луна, крышку, он бросил взгляд на мигающую панель и удивился: отец, оказывается, отключил в спальне гравитацию. У Ивара есть шанс выплыть из темноты в развевающемся халате, как настоящее привидение...
   Выплывать он не стал.
   В свете желтого светильника, имитирующего живой огонь, спальня отца казалась огромной и таинственной; здесь и там величественно и плавно парили брошенные вещи - прямо перед обомлевшим Иваром проплыла, обнимая рукавами воздух, белая ночная сорочка. Заселившие комнату одежды просвечивали, как медузы в толще вод; посреди спальни, в метре от пола, бился в судорогах человеческий клубок.
   Ивар не сразу понял, что происходит - первой реакцией его был страх, леденящий, липкий, с холодным потом. Отец его, Командор Онов, то выгибался дугой, обращая к обомлевшему сыну запрокинутое лицо с полузакрытыми невидящими глазами, то сжимался в комок, стискивая в объятиях кого-то, и вокруг двух соприкасающихся голов стояло прозрачное облако летящих волос. Комнату наполняло хриплое дыхание - надрывное, со стоном, как от сильной боли.
   Светильник заливал бронзой пульсирующие тела, выхватывая из полутьмы то рельефно напряженную спину, то гладкое женское бедро, то стиснутые на чужом плече пальцы; двухголовое существо плавно поворачивалось над полом, и на полу ворочалась тень - огромный осьминог.
   Потом женщина забилась и закричала, извиваясь в руках Командора; голос был до неузнаваемости изменен, но Ивар узнал Регину.
   Он давно уже понял, что следует поскорее повернуться и уйти - и все же стоял в темноте люка, вцепившись в мокрый от пота металл. Стоял и смотрел, как тела расслабляются, как ласково фривольничают руки, как отец его блаженно улыбается, чтобы тут же спрятать лицо между круглых, как надувные шарики, грудей...
   Сегодня Ивар видел во сне маму!.. Теплая вода, теплые руки... Солнце над... Он пришел, чтобы поговорить о ней с отцом...
   Неслышно закрылся люк. Он стоял в темном коридоре, и ему казалось, что низкий потолок сейчас опустится на его голову.
   Как?!
   Как можно?!
   Халат волочился следом.
   - ...Я думал, ты взрослее, - сказал Саня.
   Лучше бы он помолчал.
   Ведь это мама, когда Ивар капризничал, ведь это мама обычно удрученно качала головой: "Я думала, ты взрослее..".
   - Мамы уже пять лет... нету, - сказал Саня.
   Ивар скривил губы. Он что, не соображает, о чем говорит?! Пять лет нету - значит, не было никогда?..
   - Они же... взрослые люди. Разве ты не понимаешь?
   Саня делает вид, что понимает. Страшно мудрый в свои пятнадцать лет. Как учебник физиологии.
   На маленьком экране жили своей обособленной жизнью утренние новости; на долю секунды мелькнул некий напряженно работающий завод, потом Ратуша с отдаленной фигуркой отца, потом отец крупным планом - распахнутый серый глаз на все экранное пространство. Смена ракурса... Ивар уперся взглядом в улыбающийся рот Регины. Координатор Общественного Согласия должен улыбаться... Это так оттеняет серьезность Командора...
   - Ивар, - тихо попросил Саня.
   Он смотрел, как движутся ее губы. Ни у одной из женщин Города нету таких круглых розовых губ в обрамлении едва заметных золотых ворсинок. Еще несколько часов назад отец пробовал эти губы на вкус.
   Отвратительно. Цветная имитация из учебника физиологии - Ивару никогда не нравились эти уроки. Посмотрите, дети - вот пестик, а вот тычинки...
   Она пользуется духами. Она не носит стерильного белья, и потому у нее есть свой собственный запах - запах кожи и сладкой косметики. Душный запах.
   - Ивар...
   На экране тянулись теперь ничего не значащие кадры; равнодушный голос дважды повторил, что пропала без вести шлюпка, бортовой номер такой-то, с тремя членами экипажа... "Исчезновение связывают с именем находящегося в розыске Кая Коваля, местонахождение... Всякий, кто располагает сведениями..".
   - Ивар, неужели ты думаешь, что отец... способен... забыть маму?!
   "...и поставить об этом в известность службу безопасности".
   С экрана смотрело жесткое, длинноносое лицо с тонкой полоской усов над узкими губами. Старый фотопортрет, и дрянного качества.
   - Ивар... Регина, ну, у них... Это другое. Не надо... осуждать.
   Ивар повернулся, чтобы ответить - в этот момент динамик над дверью тихо спросил:
   - Мальчики, можно?..
   Он почувствовал запах прежде, чем она переступила порог. Точно такая же, как была только что на экране - свежая и смеющаяся; Ивар понял вдруг, что не видит на ней одежды, что взгляд его проникает сквозь ее легкий просторный костюм.
   Она поймала его взгляд. Ивар готов был поклясться, что она и поняла его - но вместо того, чтобы смутиться, тепло улыбнулась:
   - Что с тобой, малыш?
   Мутная волна стояла у самого горла; Ивар понял, что захлебнется, если не ответит этой благоухающей твари.
   И он ответил.
   ..".Герцогиня" была маленькой шлюпкой, подарком Сане на пятнадцатилетие - очень дорогая, красивая, удобная в управлении вещь с целым веером встроенных маршрутов.
   Ивар взломал автопилот на шестой минуте после старта. Саня смолчал, потому что была та утренняя сцена, ласковая рука Регины на Иваровом плече и все, что за этим последовало... Саня вспомнил пятна, покрывавшие белое лицо брата - и смолчал.
   Над главным экраном покачивался лохматый чертик на липучке - раздумывая о направлении, Ивар сосредоточенно крутил ему хвост. Потом щелкнул по клавиатуре - Саня вскинулся:
   - Эй, ты чего?..
   - Все свалишь на меня, - сказал Ивар сквозь зубы.
   - Это запрещенный объект!
   - Да?! Нет ничего запрещенного! Нет запрещенного, ясно?!
   Саня замолчал, будто бы проглотив язык.
   Во всех экранах рос, надвигался выпуклый бок планетки-спутника - грязно-желтый, как ломоть неаппетитного фрукта; вызывающе задрав колени, Ивар возлежал в кресле перед пультом. В кресле поместились бы еще как минимум два Ивара.
    - Ну пожалуйста... - тихо попросил Саня. - Ивар...
   Компьютер перебил его, злорадно мяукнув:
   - Посадка запрещена! Посадка на объект "Пустыня"...
   Хищным охотничьим движением Ивар потянулся к динамику. Беззвучно утонула кнопка - голос, поперхнувшись, умолк, зато на экраны внешнего обзора выполз орбитальный сторож, маленький, воинственного вида спутник-автомат.
   Саня почувствовал необходимость быть решительным. Настолько решительным, что даже способным ухватить брата за воротник:
   - Так, игрушки кончились. Выходи из-за пульта... Ну-ка!
   Не пытаясь сопротивляться, Ивар поднял на него огромные голубые глаза:
   - Давай... Тяни меня. Можешь еще лбом о стенку...
   - Ах ты провокатор сопливый!
   - Давай... Вот-вот...
   Орбитальный сторож считал позывные "Герцогини" - и смущенно потащился прочь. По-видимому, весь флот, принадлежащий лично Командору, имел на этот счет некую специальную маркировку.
   - Вот, - сказал торжествующий Ивар.
   Саня опустил руки.
   Сегодня утром Ивар плакал, забившись в узкую, как щель, душевую - плакал и думал, что его никто не видит.
   - Ивар... Никто просто так ничего не запрещает. Раз запретили - значит, опасно. Опасно!.. А отец...
   - Пусть спросит, я ему объясню... Я объясню ему, что если он может позволить себе...
   - Замолчи! Об отце...
   К удивлению Сани, Ивар печально согласился:
   - Да... Отец. Зато она... Она...
   Саня вспомнил, какое у Регины было лицо. Когда она услышала... Гм. А на ребенка, вроде бы, обижаться не пристало...
   Желтая, в круглых выбоинах поверхность объекта "Пустыня" заняла собой экраны и экранчики. Ивар методично крутил чертенку хвост.
   - Слушай меня, - сказал Саня самым твердым голосом, на какой был способен. - Три минуты - и старт. И моли святыню, чтобы нас не засекли...
   Ивар пожал плечами.
   Шлюпку тряхнуло - три цепкие лапы ее впились в поверхность запрещенной планетки. Ивар чуть улыбнулся - впервые за весь день. Кажется, это называется предвкушением. Ожиданием приключения...
   - Ты, Сань, можешь и внутри посидеть. Перед законом чист, борта не покидал...
   Саня ничего не ответил - только смотрел возмущенно и беспомощно.
   Лохматый чертик подергивался на своей липучке, и в зеленых вспыхивающих глазках его поблескивало затаенное злорадство.
   Над головами висело низкое, плотное, неприятно рыхлое небо. Казалось, подпрыгни - и можно оборвать с него клок; Ивар подпрыгнул. Из-под ребристых подошв взвилась туча пыли.
   - В такие минуты, - пробормотал Саня, - я всегда вспоминаю, как сильно хотел иметь сестру.
   Холмистая равнина напоминала разоренную постель, небрежно прикрытую зеленовато-серым одеялом; Ивару тут же стало противно: в запрещенном, неизведанном мире, где оставить отпечаток подошвы - уже преступление... постель?! Что за дурацкие, пошлые сравнения?!
   Саня нервно зевнул:
   - Пусто... Чего тут бояться, интересно... Ну что, возвращаемся?
   Саня трусил все-таки. Ивар тоже трусил, но горечь и стыд требовали лекарства, а единственным лекарством сейчас было щекочущее, будоражащее осознание собственной отваги. Он вскинул голову, едва не стукнувшись затылком о внутреннюю поверхность шлема.
   Горизонт лежал кольцом, узким обручем, и плоская, заключенная в круге равнина вовсе не походила на пустыню - скорее на степь, как ее показывают на экране, да еще и унылую, серо-зеленую, потрепанную ураганом степь.
   - И сказал юный Рыцарь единокровному брату своему: вот, пришли мы, и доселе не ступала тут нога человеческая...
   - И ответствовал брат, - в тон ему отозвался Саня, - ответствовал: в наимерзейшее место затянул ты меня... маленький провокатор...
   Ивар не ответил. У него вдруг мурашки забегали по спине - такой внезапный, такой сильный охватил его восторг.
   ...Прищурив глаза, стоял Белый Рыцарь на границе Мира, и Мир, затаившись, ждал. Ждал, прикинувшись безжизненным, не ведая, что обрел наконец господина и повелителя, и скоро в небо вонзятся острые башни замков, и зазвенит, и запылает, закаляясь, сталь, и бесчисленные дружины явятся на первый зов своего короля... А пока он стоит и смотрит, и рука его привычно лежит на тяжелой рукояти, и полощутся на ветру цветные флаги, и застыло за спиной верное до смерти войско...
   - Ива, пошли отсюда...
   Мир ждет его решения, Мир готов принять из его рук любую участь... Вот поднимается над головой широкий, иззубренный в битвах меч:
   - Воины... Вот родина ваших детей!..
   Полководца ощутимо толкнули под лопатку:
   - Хватит. Всякой игре... Пойдем.
   Он нехотя опустил пустой, лишенный оружия кулак; нарочито медленно, заложив руки за спину, двинулся по пологому склону туда, где возвышалась, полузанесенная песком, странной формы каменная глыба.
   Он слышал, как вполголоса ругнулся Саня. Старшему брату трудно, наверное, смириться с превосходством младшего. Ничего, Саня, потерпи. Через несколько лет Ивар сравняется с тобой ростом и силой, тогда его главенство не покажется таким обидным...
   Он остановился перед выпирающим из песка камнем. Как и все предметы под этим серо-зеленым небом, камень не отбрасывал тени; присмотревшись, Ивар понял, что больше всего эта глыба походит на исполинский дразнящий язык.
   - Пошли отсюда, - пробормотал Саня, безо всякого интереса глядя себе под ноги. И тут же ахнул: - Ива...
   Спина Ивара снова покрылась мурашками. Не от страха - от нового предвкушения.
   Пыльные башмаки Сани осторожно отворачивали песок с шероховатой, как терка, поверхности - не разобрать, то ли люк, то ли крышка, то ли просто фрагмент какого-то очень прочного покрытия.
   - Ага, - констатировал Ивар тоном прокурора.
   - Да уж, - Саня напряженно оглядывался, будто опасаясь свидетелей. - Объект "Пустыня"...
   - Это бункер, да? - наивно поинтересовался Ивар. - Тут везде под песком такое, да?
   Тогда Саня крепко, совсем уж по-мужски взял его за руку и потащил к шлюпке. Ивар понял, что сопротивляться бесполезно, и притих.
   - Послушал тебя... - бормотал Саня под нос, на ходу пытаясь загладить, стереть с песка свои и братовы следы, - влезли-таки... Пес бы побрал все секретные объекты... И тебя вприда...
   Он остановился так резко, что Ивар налетел на него сзади.
   "Герцогиня" по прежнему упиралась в землю тремя кряжистыми лапами; собачьим языком свешивался трап - и у самых ступеней его стояли, глядя на братьев, двое.
   Ивар и Саня остановились в нескольких шагах; незнакомцы по-прежнему не двигались, только смотрели, привалившись спинами к опущенному трапу. Полупрозрачные шлемы благополучно скрывали выражение их лиц; серые комбинезоны казались вывернутыми наизнанку - ни одного знака различия.
   Ивар ощутил, как пусто сделалось в животе. Двое не упали с неба, на всем обозримом пространстве не было следов летательного аппарата - а значит, двое выползли из-под земли. А значит, объект не просто запрещенный, а СЕКРЕТНЫЙ, а значит, провинность братьев значительно серьезнее, а значит, отец ОГОРЧИТСЯ...
   Впрочем, всегда остается возможность договориться по-хорошему.
   - Милостивые господа, - Ивар не стал ждать, пока Саня предложит свой вариант разговора. - Известно ли вам, что посещение объекта "Пустыня" запрещено Сводом Правил? На каком основании вы находитесь здесь?
   Саня молчал, и брат приблизительно знал ход его рассуждений: если дерзить, то маленькому, дерзость ребенка мила и вызывает улыбку, это совсем иное, нежели дерзость подростка...
   Незнакомцы молчали, и Ивар снова ощутил холодную пустоту под ложечкой. Что, им охота помучить провинившихся пацанов?..
   Воспитатели молчат иначе. Гневно молчат, патетически молчат, грозно, насмешливо - но не так вот, мертво. Сухо, будто и не зная, что сказать.
   Он перевел дыхание:
   - Господа, потому что перед вами - сын Командора Онова... - он приосанился, оглянулся на брата: - и еще один его сын... Зачем нам все усложнять? Зачем нам расстраивать Командора, а?..
   Незнакомцы молчали; Ивар набрал в грудь побольше воздуха:
   - Господа, мы все понимаем, ваша служба... Но если вы проявите к нам неуважение - гнев Командора будет... еще больше. Вот честное слово.
   Полупрозрачные шлемы качнулись - кажется, незнакомцы обменялись взглядами.
   Ивар иссяк. Снова оглянулся на брата, на этот раз сердито и обиженно: ну?!
   И тогда заговорил кто-то из незнакомцев - не сразу и разберешь, кто. Голос был незнакомый, насмешливый, с еле слышным... кажется, это называется акцентом. Непривычное произношение совершенно обычных слов:
   - По-видимому, молодые люди посланы в запретную зону с инспекцией?
   Саня торопливо шагнул вперед:
   - Вероятно, произошло недоразумение. Пожалуйста, дайте нам пройти на шлюпку - мы сразу стартуем... Если хотите, - голос Сани дрогнул. - Если хотите, можете связаться с нашим отцом... Хоть это... не очень желательно.
   - С Командором Оновым? - медленно, чеканя каждое слово, поинтересовался второй голос, тоже незнакомый. Саня закивал, ударяясь лбом о прозрачное забрало своего шлема:
   - Да, да... Мы его сыновья. Поверьте, мы сами смогли бы решить все проблемы, связанные с... э-э-э... со Сводом Правил.
   Незнакомцы снова переглянулись, но не двинулись с места, и тогда Ивару сделалось совсем уж не по себе.
   Ситуация была... да чего там, бывают такие ситуации. Но вот молчание их было ненормальным. Нечто, проскалъзывающее в голосах... в позах... и, наверняка, во взглядах, черт бы побрал эти дымчатые забрала, скрывающие лицо...
   Он ощутил себя школьником, которого за невыученный урок потащили вдруг на плаху, под этот, как его, железный топор.
   - Дайте же нам пройти! - выкрикнул он до непристойности тонким голосом.
   Иначе, нежели страхом, никак не объяснить было ту паническую поспешность, с которой он попытался проскользнуть мимо серых комбинезонов к трапу - и уже почти проскользнул, когда кто-то из незнакомцев лениво шевельнул плечом. Едва удержавшись на ногах, Ивар отлетел на прежнюю позицию, и, не удержавшись, немножечко упал на опешившего Саню.
   - Что вы делаете!.. - голос Сани дрогнул.
   Переводя дыхание, Ивар процедил сквозь зубы:
   - Командор... еще... да как вы смеете меня... касаться?!
   Незнакомцы переглянулись в третий раз. Обладатель акцента заметил, похоже, с усмешкой:
   - Прошу прощения, сударь...
   В руках у него появился плоский потрепанный телефон; пискнув, загорелся зеленый маячок связи. Ивар и Саня напряглись.
   Обладатель акцента быстро, вполголоса заговорил, обращаясь не к мальчикам и не к товарищу, а к кому-то невидимому на том конце связи; в наушниках братьев разразился одинаковый треск, и разобрать удалось немногое:
   - Двое... в точку... ничего нельзя сделать... сыновья Онова... да... да... нет... шлюпка... не знаю... да... понял... да.
   Разговор закончился, зеленый маячок подмигнул и погас.
   - Ну? - поинтересовался Ивар в надежде, что собеседникам странного незнакомца удалось его вразумить. - Мы можем наконец лететь?
   Молчание.
   Нехорошее предчувствие, исподволь нараставшее в душе Ивара, растеклось теперь по всему телу - будто прокололи мешок с густой вязкой жижей.

ГЛАВА ВТОРАЯ

* * *

   За долгих полчаса, проведенных взаперти, Ивар успел передумать о множестве горьких и неприятных вещей.
   Он сидел на одной из двух откидных кроватей - сидел, подобрав колени к подбородку, уставившись в желто-бежевую стену напротив, грыз ногти и переживал попеременно то приступ озлобления, то волну раскаяния. Впервые за одиннадцать лет окружающий Ивара мир оказался столь враждебным и непредсказуемым.
   Во-первых, его лишили свободы. Во-вторых, его разлучили с братом, сразу же, с тамбуре; он хватал Саню за руку и почти плакал, начисто позабыв о гордости, не боясь уже показаться маленьким, слюнявым и смешным - но даже унижение не помогло, Саню увели в одну сторону, а его, Ивара - в другую. Невероятно; никогда в жизни Ивару не приходилось встречаться с таким видом наказания...
   Да, если честно, он вообще ни с какими наказаниями не знаком. Если не считать тяжелого вздоха мамы - "Ты меня огорчил"... Да еще грустных глаз отца - "Эх, Ивар..".
   В его обожаемых книгах с провинившимися детьми чего только не выделывали. И розгами, и под замок, и в угол на колени; правда, Ивар книги-то любил вовсе не за это. Скорее, вопреки...
   Он встал и снова уселся; всхлипнул, вскочил и пнул ногой запертую дверь. Больно ушибся, зашипел сквозь зубы, вернулся, хромая, к кровати и уселся опять.
   Читать книжку - не значит в книжке жить. Всегда и везде, в самых неприятных ситуациях он оставался собой - любимым сыном всемогущего Командора. Запереть Ивара в комнате - все равно, что запереть самого Онова, это немыслимо, это даже смешно... И он попытался расхохотаться - но выдавил лишь жалкое ненатуральное "хи-хи".
   Неужели проступок, на который он толкнул и брата, столь тяжел?! Неужели отец, которому наверняка уже доложили, что сын его Ивар мается под замком, только сурово нахмурился и сказал: "Пускай"?!
   Что ж. Если такое предположить - тогда смело можно воображать и розги, которые принесут с минуту на минуту...
   Ивар невольно взглянул на дверь. Поежился.
   А если отцу не доложили - то что же тогда? Эти люди, которые обращались с ними так жестко, так сухо... Они что же, не понимают... не соображают, что творят?!
   Его снова захлестнул праведный гнев; стиснув кулаки, он резко поднялся - и в ту же минуту дверь распахнулась.
   Получилось глупо - будто он поднялся навстречу вошедшим, как и положено воспитанному мальчику. Возмущенный унизительным совпадением, он демонстративно улегся на спину и ногами в башмаках уперся в бежевую обшивку стены. Вошедших было двое, один большеротый со шрамом, тот самый, что привел Ивара в бункер и запер на замок. Другой - незнакомый, длинноносый, с тонкой полоской усов над узкими губами.
   Дверь закрылась. Вошедшие - Ивар видел боковым зрением - неподвижно стояли посреди тесной комнатки и бесстрастно разглядывали развалившегося на койке мальчика.
   - Генерал, - вздохнул наконец усатый, обращаясь, по-видимому, к своему спутнику.
   В ту же секунду Ивар был крепко взят за плечи и сдернут с кровати, причем ноги его повисли, не достигая пола, а удивленное лицо оказалось вровень с лицом усатого.
   - Спасибо, - опять же со вздохом сказал тот, - достаточно... - И, обращаясь уже к Ивару: - Так удобнее говорить все-таки, ты не находишь?
   Ивара, обомлевшего от такой наглости, усадили на койку; хлопая глазами, он выдохнул:
   - Вы... Понимаете, что делаете? С кем разговариваете?
   Усатый неспешно откинул койку у противоположной стены, удобно уселся, забросив ногу на ногу. Тот, что со шрамом - Генерал - остался стоять.
   - Я говорю, - с улыбкой заметил усатый, - с сыном Командора Онова? Этот Командор - действительно твой папа?
   Вот оно что. Они не поверили. Эти глупцы просто решили, что Ивар с братом выдумали свое родство со столь высоким начальником...
   Ивар улыбнулся - кажется, облегченно:
   - Свяжитесь и узнаете... Так просто. И вам за это ничего не будет - я сам все улажу...
   - Спасибо, Ивар, - серьезно поблагодарил усатый.
   Только теперь вглядевшись как следует в его лицо, Ивар понял, что видел этого человека раньше. Не важно, когда и где - если усатый знает Ивара, то, возможно, принадлежит к кругу близких к Командору людей...
   Елки-палки, он ЗНАЕТ Ивара? Тогда как же...
   - Теперь вы убедились наконец, что мы - это мы? Мы, черт возьми, вернуться домой?
   - Нет, - все так же серьезно отозвался усатый.
   Повисла пауза. Ивар открыл рот - и снова закрыл. Большеротый переступил с ноги на ногу - тихонько щелкнул пол.
   - Почему? - спросил Ивар беспомощно.
   Его собеседник хмыкнул. Откинулся назад:
   - Зачем вы с братом прилетели на запрещенный объект?
   Ивар замигал:
   - Ну и что... в этом ужасного? Хотели посмотреть...
   - Отец знал?
   Ох, как нехорошо царапнуло у Ивара в душе! Он изо всех сил сдерживался, чтобы не сбиться на жалкий лепет провинившегося младенца:
   - Отец... Ну и что такого?! Мы погуляли... минут двадцать. Если бы не ваши... мы вернулись бы тихонько и никто бы не узнал.
   - О вашей находке? О бункере?
   Ивара передернуло:
   - Да мы не поняли, что это бункер! Подумаешь, тайны... Мы бы молчали о вашем драгоценном...
   Он запнулся. Не хотелось дерзить.
   Тихонько пискнул сигнал. Тот, что со шрамом, вытащил из-за ворота тяжелый медальон на цепочке - Ивар разинул рот. Медальон был из настоящего рубинового камня, роскошная вещь, служившая, по-видимому, всего-навсего телефоном.
   - Барракуда... - вполголоса бросил обладатель шрама. - Ответь Милице.
   Усатый поддернул рукав, обнажая браслет белого металла, с зеленым камнем; прижал к уху динамик, поморщился, с усмешкой отозвался:
   - Не трепыхайся... Я этим занимаюсь, понятно? Из этого дерьма всем нам будет конфетка... Да. Все, и не дергай меня по этому поводу. Отбой.
   Браслет уже скрылся под отворотом широкого рукава, а Ивар только сейчас догадался закрыть рот. Динамик удобнее носить прямо в ухе, а белый металл и камень не выполняют никакой утилитарной функции - это попросту украшения... Самые дорогие и самые, пожалуй, безвкусные на весь Город...
   - Вы... - выдавил из себя Ивар, - вы, собственно, кто такой?
   Тот посмотрел на него, все еще усмехаясь:
   - Я-то? Я, мальчик, здешний координатор. Самый главный, понятно?
   - Самый главный, - глаза Ивара сузились, - самый главный в Городе и на Объектах - Командор Онов... У всех у нас один координатор, это ВАМ понятно?
   Тот, кого звали Барракудой, перестал улыбаться:
   - Нет, малыш.
   Он замолчал, давая Ивару возможность подольше похлопать ресницами.
   - Нет, малыш... Вот тут твоя главная ошибка. Ты говоришь не с гражданами Города. Не с людьми Командора. Более того - так получается, что мы отцу твоему враги.
   Кажется, Ивар улыбнулся - глупо, бессмысленно. Интересно, кто в этой комнате сумасшедший?
   - Мы - тигарды, - веско сказал Барракуда, и Ивару показалось, что это слово он слышал раньше. - Ты знаешь, что такое племя... народ?
   - Я знаю, что такое свободное сообщество вольного Го...
   - Тигарды, - жестко оборвал его Барракуда, - не имеют ничего общего ни с Городом, ни с вольным сообществом.
   Последовала длинная пауза.
   - Вы ненормальные, - сообщил Ивар слегка разочаровано. - Вы живете на объекте "Пустыня", во владении Города, вы не заметили?
   Барракуда хмыкнул:
   - Заметили... И поверь, мы этим тяготимся. И существуем, честно говоря, потому только, что твой папа до сих пор ничего о нас не знает...
   Пауза повторилась - еще более тягостная; Барракуда требовательно глядел на Ивара выпуклыми, как линзы, глазами.
   - Я не понимаю, - сказал Ивар просто потому, чтобы не молчать.
   - Тогда запомни. Не можешь понять - запомни, приучи себя к мысли, что кроме Города, существует еще и Поселок...
   - Ерунда, - сообщил Ивар с отвращением.
   Выпуклые глаза Барракуды вдруг вспыхнули лихорадочно и зло; охваченный внезапным раздражением, он с перекошенным лицом подался вперед:
   - Ерунда... Кто тебя звал сюда, щенок? Кто тебя звал, на катере с паролем, мимо орбитального сторожа, мимо вообще всяческих приличий?! Стоило днями и ночами растить свой росток, чтобы пришел случайный сопляк и въехал сапожонком!.. Шпионов, таких как ты с братиком, по военным законам сперва кидают в жидкое топливо...
   - Барракуда, - тихо сказал большеротый.
   - ...А потом очень долго отмывают, - закончил тот неожиданно спокойно, даже мягко, с безмятежной улыбкой.
   Ивар всхлипнул. Все его внутренности тугим болезненным комом провалились в самый низ живота.
   Барракуда щелкнул языком и поинтересовался с отеческой заботой:
   - Тебе, может быть, захотелось справить естественную надобность? - и приглашающе кивнул на узкую дверь уборной.
   Ивар рассвирепел - и это помогло ему перебороть приступ страха. Стиснул зубы, заставляя себя расслабиться. Гордо вскинул голову. Вспомнил лицо отца. Процедил сквозь зубы:
   - Дальше?
   Барракуда и большеротый переглянулись.
   - Дальше - просто, - сказал Барракуда со вздохом. - Ты нам не нужен, но если мы тебя отпустим, ты сразу же выдашь папе нашу маленькую тайну... Или нет?
   Он прищурился, и усы его встали дыбом.
   - Да, - заявил Ивар с отвращением. Барракуда радостно закивал:
   - Конечно. Хотя брат твой в этом случае обещал хранить молчание. Возможно, он не прав?
   Ивара бил озноб; прерывисто вздохнув, он обхватил руками плечи. От него хотели чего-то - и не объясняли, чего; вился длинный, бессмысленный, тошнотворно противный разговор.
   - Что вам надо? - спросил он устало. - Если вы решили нас убить - давайте, не тяните... Только, - он снова выпрямил спину, - только мне жаль вас. То, что сделает с вами отец...
   Ивар замолчал. Его сочувственная усмешка лучше любых слов поясняла, как плох будет конец этого самого Барракуды.
   И снова воспоминание об отце прогнало страх. Мир стоит по-прежнему, и над Городом, наверное, уже взвился разлетающийся на поиски флот... Ивар будто воочию увидел, как отец его, Командор, прямой и неподвижный, сидит перед Центральным Пультом в Ратуше, как огоньки приборов освещают снизу его жесткое, будто железное лицо, как безжалостные губы, почти не разжимаясь, выдают приказ: "Окружить... Взять всех живыми... Главаря - ко мне..".
   Тонкие пальцы бегают по клавиатуре - и вот уже тысячи и тысячи закованных в броню крейсеров нависают над объектом "Пустыня"... Страх, замешательство Барракуды, его униженные мольбы, он сам на коленях умоляет отца не карать его слишком строго... Возможно, Ивар за него заступится.
   От этой мысли, такой неожиданной и такой сладкой, он вдруг улыбнулся. Не испуганно, не жалко, не просительно - спокойно, с долей снисхождения:
   - Мне действительно жаль вас всех. Искренне жаль. Ведь нас уже ищут.
   - Да, - согласился Барракуда, которого, по-видимому, здорово удивила перемена Иварова настроения. - Вас ищут... А найдут нас. Все получается очень плохо... Для нас, конечно. Если не учесть одну деталь, - он довольно улыбнулся. - Ваш отец, возможно, захочет видеть вас снова. И щедро заплатит за такую возможность.
   Ивар встал. С хрустом потянулся. Медленно заложил руки за спину; сверху вниз глянул на сидящего Барракуду:
   - Вы просто бандиты. Сумасшедшие бандиты. Вы...
   - Фанатики, сектанты и сепаратисты, - добавил Барракуда скороговоркой.
   - Да, - кивнул Ивар. - Но прежде всего вы - дураки. Потому что как только отец узнает, где мы... И как вы с нами обращаетесь... Так вот, когда он узнает...
   Горячая волна крови залила ему лицо и уши. Мурашки по спине, счастливые мурашки: вот отец у пульта, вот он поворачивает лицо... Он уже все знает, и глаза у него зловеще сужаются, и взгляда его не выдержать никому... Достаточно отдать приказ, только один приказ...
   - Он сотрет вас в пыль, - сказал Ивар буднично и сел. - Больше у меня нет охоты с вами разговаривать. Убирайтесь.
   Большеротый как-то странно, ненатурально хохотнул:
   - Барракуда... Этот мальчик очень-очень...
   Тот повернул в его сторону тяжелую голову:
   - Что?
   - ...Далеко пойдет, - усмехнулся Генерал.
   - Я слышал, - Барракуда поднялся, - что именно таких мальчиков больше всего любят отцы... Да?
   Последний вопрос был обращен к Ивару; тот демонстративно отвернулся.
   - Хорошо, - кивнул Барракуда, - мы уходим... Предстоит связаться с твоим папой. Вас с братом позовут на связь, как живое доказательство.
   У Ивара бешено заколотилось сердце. Большеротый открыл дверь; в проеме Барракуда обернулся:
   - Сейчас к тебе явится врач... Это ненадолго.
   И уже из коридора:
   - Думаю, все будет хорошо, твой отец поведет себя, как надо, и ты скоро вернешься домой... Не бойся.
   Дверь захлопнулась.
   Гордо вскинув подбородок, он какое-то время смотрел им вслед, и губы его кривились в презрительной усмешке: надо же, "Не бойся!"
   Потом он раз или два прошелся по комнате, то и дело утыкаясь носом в бежевые стены; невероятное дело, он почти развеселился!
   Теперь отец уж точно не спросит, зачем в нарушение всех запретов непутевые сыновья его отправились на этот грязно-желтый шарик. Теперь они пострадавшие, заложники; теперь, освободив их - измученных, но не уронивших чести - из рук бандитов, отец положит руку на затылок Сани, а Ивара прижмет к плечу, так, что царапнет щеку золотой эполет...
   Ивар улыбнулся и потрогал щеку в том месте, где уже приятно саднила воображаемая царапина. Потянулся и сел, снова подобрав под себя ноги. Оставалось только ждать.
   Зачем они все-таки разлучили их с братом? Решили запугать, запутать по одному? Просчитались... Где все-таки Саня, о чем он сейчас думает?
   Кто-то прошел по коридору. Мягкие, приглушенные шаги. Вслушиваясь, Ивар невольно напрягся; подошел к двери, машинально, сам того не желая, дернул ручку.
   Никто не имеет права запирать человека, лишая его свободы. Так поступают только с преступниками... И скоро взаперти окажется Барракуда вместе с прихвостнями...
   А-а, так вот где он видел его лицо! На экране в новостях, "опасный преступник"... Только на телепортрете он был моложе. Вот оно как, пропавшие шлюпки, пропавшие люди...
   Сколько их может быть в поселке? Пять, десять, сто? А, сколько бы ни было...
   Кстати, при чем тут врач? Он совершенно здоров... "Это ненадолго"... Что - ненадолго? Зачем?
   Снова шаги в коридоре - тяжелые, грузные. Снова озноб по спине - постыдный озноб... Да, он пленник. Нет, никто ничего с ним не сделает, потому что он - сын Командора, при имени которого трепещет...
   А если авария?! Если катастрофа, пожар, о нем все забудут, а он заперт?!
   Он затравленно огляделся.
   ...Темница - угрюмый каменный мешок, и низко нависает сырой, покрытый плесенью потолок. Мутный свет с трудом пробивается сквозь узкую щель - окно похоже на нору, продолбленную в толще стены, и нора эта все сужается, чтобы упереться наконец в решетку, частую, как паутина сытого паука...
   Узник полулежит, привалившись к стене. Холодно. Холодная громада замка с темницами, где веками умирали в муках поверженные враги; холодные змеи цепей, ледяными браслетами охвативших запястья.
   Ржавый скрежет дверных петель...
   ...Ивар отшатнулся:
   - Что вам надо?!
   Посреди комнаты стояла женщина - достаточно молодая, сухощавая, с желтоватым нервным лицом; ее одежда, очень свободная, слишком свободная с точки зрения любой горожанки, падала широкими складками и почти касалась пола. То, что Ивар поначалу принял за черную шапочку, было на самом деле спиралью из очень длинных, особым образом скрученных волос; в волосах посверкивал камень. Одинокий, белый; опять камень, подумал Ивар мрачно. Если телефон - то что она, всякий раз его из прически выдергивает?!
   - Не пугайся. Я врач. Меня зовут Ванина.
   Он перевел дыхание. У женщины с камнем были тонкие, некрасивые, жестокие губы.
   - Тебя, я знаю, Иваром зовут?
   Она говорила спокойно, негромко, без насмешки - но и без улыбки, и глаза ее, светлые, почти лишенные цвета глаза, показались Ивару безжизненными, как объективы.
   - Что вам надо? - повторил он, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
   Она откинула вторую койку - и села, как до этого Барракуда. Поставила рядом свою тяжелую черную сумку:
   - Очевидно, ты некоторое время пробудешь... у нас. В наших интересах, чтобы ты чувствовал себя как можно лучше.
   Он не удержался и хмыкнул. Она будто не заметила, извлекла из складок одежды старенький блокнот, снова подняла на Ивара свою прозрачные странноватые глаза:
   - Сколько тебе лет?
   В голосе ее чуть заметно скользнул металл - это была профессиональная привычка вести разговор с пациентом. Ивару была знакома эта властная манера - все врачи в Городе, будучи при исполнении обязанностей, держались именно так. Врачам всегда подчинялись - и Ивар, и даже отец; повинуясь давно выработанному рефлексу, он глухо ответил:
   - Одиннадцать.
   Пальцы ее легли на клавиши блокнота:
   - Ты когда-нибудь болел? Я имею в виду, серьезно?
   - Никогда, - процедил он сквозь зубы. - Не болел и не заболею, не бойтесь, - и он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен и хорошо бы оставить узника в покое.
   Но тонкогубая женщина не ушла. Щелкнули замки на черной сумке:
   - Хорошо. Ладно... Ты, к сожалению попал в иную микросреду... Знаешь, что такое микросреда?
   Ивар молчал, глядя в стену. Ему вдруг показалось, что это не мягкая бежевая стенка комнаты, а сырой, покрытый плесенью камень подземелья.
   - Непривычное сочетание факторов... Среди них могут быть болезнетворные... Сделаем прививку, ты не возражаешь?
   В руках у нее что-то блеснуло; Ивар скосил глаза - и обомлел.
   Белое, безжалостное железо. Какие-то иглы, резиновые наконечники... Нет, шприц-пистолет он видел и раньше, но ЭТО походило больше на орудие пытки.
   Все прививки Ивар получил в младенчестве. Те немногие лекарства, что достались ему на протяжении жизни, были заключены в яркие ароматные капсулы.
   Женщина ловким, видимо, привычным движением зарядила ампулу в приспособление, похожее на шприц-пистолет. Нет, скорее на древний шприц-пистолет тысячелетней давности; Ивару показалось, что из резинового наконечника на миг выглянуло стальное жало. Игла! Так оно и есть...
   Он внутренне заметался, забился, бросился бежать... И остался неподвижно сидеть на койке, разом утративший все свои силы.
   - А почему ты до сих пор в комбинезоне? Ты что, и дома ходишь в верхней одежде, а?
   Ее слова текли мимо его сознания, болезненно отдаваясь в ушах. Схватили, заперли... Но зачем же, ради святыни, еще и мучить?! Разве он знает секреты, которых можно домогаться под пытками?
   - ...Слышишь, Ивар? Сними комбинезон. Не хочешь - закатай рукав...
   Настоящая игла. Толстенная иголка из белого металла.
   ...Ржавый скрежет дверных петель... Вслед за низкорослым палачом в проеме показался холщовый мешок, помещавшийся у карлика на плечах. Огромный, гремящий железом мешок отвратительных инструментов.
   Пылает огонь в жаровне. Малиновые от жара крючья... Игла.
   Он забился, как птица, которую поймали руками. Больно ударился коленом, бросился к двери... Заперто. Заперто, а комната такая маленькая, и негде спрятаться...
   Узкая дверь в уборную. Рывок...
   ОНА преграждает путь, хватает за плечо, белесые брови сжаты, узкие губы неприятно шевелятся:
   - Ивар... спокойнее... что ты... смешно... стыдно...
   Новый рывок. Зачем ткань его комбинезона так прочна, он бы вырвался... Но до узкой двери уже не добраться, он отброшен на койку, и над ним нависает игла:
   - Ивар!
   Палач усмехается, глубокие, довольные складки на вислых щеках... Не уйдешь... Цепи коротки... Засовы надежны...
   - И-вар!!
   Он ударил ее ногами. Она отшатнулась - но замешательство ее тут же сменилось гневом:
   - Щенок!
   Цепкие пальцы поймали его за шиворот. Она женщина, но она старше на много-много лет, она сильнее... Пока сильнее. Но ему никогда не стать взрослее, его сейчас замучают...
   Его снова бросили на койку - на этот раз сильно, грубо. Скрутили выверенным боевым приемом. Жалко затрещали застежки комбинезона, вверх пополз рукав; повернув голову, Ивар увидел собственную руку - голую до плеча, тонкую, покрытую "гусиной кожей". Загнанный, лишенный возможности сопротивляться, он все-таки рванулся в последний раз; перед глазами у него пылала жаровня.
   - Мама! Мамочка!..
   Ужас пытки был столь силен, что он вышел наконец из ступора и разрыдался.
   Он плакал и не видел ничего перед собой; тяжесть, прижимавшая его к койке, неуверенно отпустила. Разжались железные пальцы; Ивар не шевельнулся - его сотрясали, корчили новые и новые рыдания.
   - Ивар... Ради святыни...
   Она отошла; сквозь собственные всхлипы он слышал ее нервный, раздраженный голос:
   - Приди сам... Нет, сам приди и посмотри... Да, я беспомощная. Да... Да, вот такая уж. Скорее. Да...
   Потом прошло несколько долгих минут - она сидела на противоположной койке, закинув ногу на ногу, а рядом лежало ее орудие. Ивар вздрагивал, не в силах овладеть собой, и глотал слезы. Палач затаился, позвякивая железом, в темном паучьем углу...
   Потом рывком распахнулась дверь:
   - Какие могут быть проблемы на самом-самом ровном месте?!
   Вошел Барракуда. Ивар зажмурился и вжался в стену; палач вызвал подкрепление.
   - Посмотри на него, - тихо сказала женщина.
   Ивар слышал, как Барракуда наклонился над ним - но только крепче зажмурил мокрые глаза.
   - Истерика, - объяснила женщина напряженным, каким-то некстати веселым голосом. - Нервный, чрезмерно избалованный ребенок, воспаленное воображение... Он может такое нафантазировать... Со старшим не было таких проблем. Вообще никаких... А с этим...
   Койка под Иваром скрипнула - Барракуда присел на край:
   - Ты привила его?
   - Нет. Он мне чуть глаза не выцарапал.
   Ивара все еще колотило, и, до крови кусая губы, он не мог унять эту дрожь.
   - Ты можешь отказаться от прививок? - со вздохом поинтересовался Барракуда. У Ивара все замерло внутри.
   Женщина помолчала. Пробормотала сквозь зубы:
   - Ты тоже немножко истерик... Или Онова устроит при обмене... безжизненное тело его сына?
   Барракуда присвистнул:
   - А, мальчик? Как по-твоему?
   Лучше смерть, безнадежно подумал Ивар. И всхлипнул - длинно, прерывисто.
   - Печально видеть наследного принца в столь жалком положении, - заметил Барракуда сквозь зубы. - Не так давно я лицезрел в этой комнате и надменные взгляды, и великолепный гнев, и блистательное презрение... Что же теперь, а?
   Ивар ненавидел Барракуду. Ненависть и остатки гордости заставили его разлепить ресницы и взглянуть мучителю прямо в лицо; выпуклые, как линзы, глаза Барракуды были, против ожидания, абсолютно бесстрастны:
   - А почему, собственно, тебе так не нравится работа Ванины? Что ты имеешь против безобидной прививки, а?
   Небрежно, будто невзначай, он взял из рук женщины снабженное иглой орудие; мутно блеснула белесая металлическая поверхность. Ивар с трудом заставил себя смотреть, не зажмуриваясь; с видом любознательного исследователя Барракуда переводил взгляд с мальчика на шприц и обратно.
   - Наши предки, - заметил он негромко, - содержали юношей в строгости. "Слезы мужчины, - говорили они, - приводят к бесплодию женщин... Врагам тигарда милее зреть слезы его, нежели кровь... Сокроем же слезы наши, прольем лучше кровь нашу..". Да? - он обернулся к обомлевшему Ивару.
   - Этот мальчик - не наш мальчик, - заметила женщина устало. Ивару померещилась в этой усталости нотка презрения; он через силу поднял подбородок.
   Барракуда снова вздохнул и, протянув женщине шприц, расстегнул манжет рубашки:
   - Впрысни мне чего-нибудь, Ванина... Стимулятор какой-нибудь бодрящий, чтоб на дольше хватало...
   Он встретился с женщиной взглядом - и Ивар увидел, как лицо ее, аскетическое, обтянутое желтоватой кожей лицо вдруг вспыхнуло, залилось мучительной краской, потемнели бесцветные глаза, приоткрылись тонкие губы:
   - Ты... Куда в тебя еще стимулятор, бесстыдник?!
   Ивар не верил своим глазам - железная женщина смутилась, как ребенок. Нервные пальцы выкинули из шприца ампулу, предназначенную Ивару, быстро вставили другую - все это время она не поднимала на Барракуду глаз, и прядь, выбившаяся из тугого сплетения, упала ей на лоб, и от этого жестокое лицо ее внезапно сделалось почти что милым...
   - Ну вот, Ивар, - вполголоса говорил Барракуда, - придется мне пострадать из-за тебя... Пусть она меня мучает, эта женщина, иголкой меня колет, кровь из меня тянет, это ужасно, это мучительно, это нестерпимо... Ты готова?
   Она молча кивнула и быстро клюнула шприцем в его темную, покрытую сетью сухожилий руку. Взглянула на мальчика:
   - Уже все.
   - Слишком быстро, - сморщился Барракуда. - Нету должного воспитательного эффекта. Да? - последний вопрос, конечно, к Ивару.
   - Вранье, - сказал тот хрипло. - Вы даже не касались...
   Женщина пожала плечами и вытащила из недр шприца пустую ампулу.
   - Что это было, доктор? - спросил Барракуда вкрадчиво.
   Она снова покраснела - Ивар не понимал, почему.
   ...Он почти не почувствовал боли - прикосновение резинового наконечника, скрывающего иглу, мгновение - и все.
   - Ради этого стоило дергать меня, Ванина? - спросил Барракуда теперь уже сухо.
   Она не ответила, низко опустив голову и укладывая инструменты в свою черную, зловещего вида сумку.
   ...Переходы и лестницы. Бесконечные переходы и лестницы, чадящие факелы, веером лежащие ступени... Лабиринт, нету окон, нету выхода, нету ни верха, ни низа...
   Мама!..
   Прохладная рука на его щеке:
   - Я здесь, воробей. Что ты, не плачь...
   "Мама, мне снилось, что ты умерла".
   - Не плачь, воробей. Пойдем, посчитаем звездочки...
   Блаженство.
   Он - в невесомости. Он - в теплом космосе, темном, с красными пульсирующими сосудами; он плавает внутри бесконечно дорогого и надежного, и совсем рядом стучит, отбивая ритм, огромное живое сердце.
   - Мама!..
   Темнота.
   Он открыл глаза.
   Пусто.
   Как когда-то говорил добрый дяденька, детский психотерапевт: "Научись понимать..".
   "Научись понимать, что мамы больше нет... Нигде, кроме твоих воспоминаний..".
   "Ты большой мальчик, пойми..".
   "Ты большой мальчик..".
   "Ты большой..".
   "Ты..".
   Он сделал усилие - и сел на койке. Отец... Скоро они выйдут на связь. Скоро все кончится. Потерпи, Ивар. Отец у тебя еще остался. Отец заберет тебя отсюда. Уже скоро - час, может быть, полтора...
   Он вспомнил - был какой-то праздник, фейерверк... Плавали цветные рыбы под высоким куполом площади, летали светящиеся спирали серпантина, кого-то награждали какими-то орденами... Отца, как всегда, окружало множество людей - еще бы, ведь на нем был парадный мундир с мерцающими нашивками, черный с синим, тот самый, в котором Ивару только однажды разрешили постоять перед зеркалом... Золотая Командорская цепь ловила гранями цветные огни, и цветные огни отражались в темных, окруженных мелкими морщинками глазах, и что-то говорили улыбающиеся губы... А площадь под куполом бурлила цветным варевом, и оттого, что вокруг так много людей, Ивару стало бесконечно одиноко. Вслед за одиночеством пришла тоска - он снова вспомнил маму и заплакал.
   И отец, отделенный от сына стеной спин и шумом голосов, услышал его плач среди ревущей музыки, среди топота ног, среди окриков и выкриков. Небрежно отстранен был какой-то важный сановник; спины расступились, голоса примолкли, отец потянулся навстречу Ивару - и вот уже сын ткнулся лицом в парадный мундир, и золотая Командорская цепь приятно холодит мокрую щеку, и - абсолютное счастье, безопасность, покой...
   Покуда жив отец, Ивар всегда будет в безопасности. Только бы не обманул Барракуда, только бы связь...
   Дверь откатилась, пропуская большеротого Иварова знакомца. За спиной у него, переминаясь с ноги на ногу, растерянно улыбался Саня.

Марина и Сергей Дяченко

Общий список Романы Повести Рассказы

РФ =>> М.иС.Дяченко =>> ОБ АВТОРАХ | Фотографии | Биография | Наши интервью | Кот Дюшес | Премии | КНИГИ | Тексты | Библиография | Иллюстрации | Книги для детей | Публицистика | Купить книгу | НОВОСТИ | КРИТИКА о нас | Рецензии | Статьи | ФОРУМ | КИНО | КОНКУРСЫ | ГОСТЕВАЯ КНИГА |

© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг. http://www.rusf.ru/marser/ http://www.fiction.ru/marser/ http://sf.org.kemsu.ru/marser/ http://sf.boka.ru/marser/ http://sf.convex.ru/marser/ http://sf.alarnet.com/marser/ Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.