Корни камня

Общий список Романы Повести Рассказы

   Барракуда сидел на своем обычном месте - на откидной койке у противоположной стены. Ивар вгляделся в его лицо - и внутренне сжался. За двое истекших суток Барракуда не то чтобы осунулся и не то чтобы исхудал; глаза его были спокойны - однако за внешним спокойствием стоял черный, непонятный сгусток страстей. Ивар испугался непонятного - что это, крайняя степень ненависти? горе? принятое наперед решение? От человека с таким лицом можно ждать чего угодно...
   - Болит рука? - глухо спросил Барракуда.
   Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье.
   - Нет, - соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели отрешенно и в то же время пристально - наверное, так смотрят безумцы. Ивару сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице.
   Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить Барракуду - стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил наконец:
   - Я... сам виноват.
   Барракуда мигнул.
   - Он... - Ивар мучительно подбирал слова, - он не хотел... причинить ей вреда... Он хотел убить ВАС!
   В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание.
   - Да, - сказал Барракуда глухо. - Такой уж, видно, я счастливец... Повезло мне. Да, Ивар?
   Ивар снова заплакал.
   Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и поздно было призывать волю и гордость - у него не осталось ни воли, ни гордости, ни даже страха перед унижением.
   Он плакал, не пытаясь остановиться, захлебываясь, исходя своей болью, выливая в слезах и смерть Ванины, и рану Сани, и поражение отца, и свою собственную неведомую судьбу. Потом ему стало легче - и сквозь пелену слез он увидел, что Барракуда сидит, опустив голову ниже плеч, странно отвернув лицо.
   Со второй попытки Ивар обрел способность говорить.
   - Как там... - прошептал он между всхлипываниями, - не покажем врагам слез наших... Прольем лучше кровь нашу...
   Барракуда не удивился, что Ивар запомнил его собственные, в назидание сказанные слова.
   - А я не враг тебе, - отозвался он еще глуше. - Плачь, сколько хочешь... Пожалуйста.
   Глаза у Ивара саднили, будто засыпанные песком.
   - Не враг... - прошептал он горько. - Зачем вам... Все это... Эта торговля... Отец не стрелял бы... Если бы... не загнали в угол...
   - Меня тоже загнали в угол, - устало признался Барракуда. - Причем много раньше.
   - Вы сами себя загнали в угол, - Ивар отстраненно удивился смелости своих слов. - Поселок против Города... Чего вы хотите...
   - Чего я хочу, - сказал Барракуда со странной горечью в голосе. - И как же мне тебе объяснить, мальчик, чего я, собственно, хочу...
   Он замолчал, пугая Ивара внимательным взглядом выпуклых глаз. Потом медленно опустил веки:
   - Ладно. Расскажу тебе... историю. Сказку, а точнее, предание... Вряд ли ты слыхал это слово.
   - Слыхал, - сухо сообщил Ивар.
   Барракуда взглянул недоверчиво:
   - Да?.. Тем лучше... Итак, давным-давно...
   Он запнулся, будто пытаясь собраться с мыслями и перепрыгнуть через какую-то внутреннюю преграду; потом, очевидно одолев себя, откинулся назад и продолжал странно глубоким, даже величественным голосом:
   - Жил некто... И много славных дел выпало на его долю, и все испытания он вынес с честью... На пути его встало Семирукое Чудовище Ача - но герой одолел его в битве на берегу Ревущего Рога... Много горя народам предгорий принес пожиравший людей Жертвенник - но герой сравнял его с землей... И он же лишил угодий великую Подземную Змею, явился в смрадное жилище ее и задушил хозяйку ее же склизким телом...
   - Это же сказка о Белом Рыцаре! - не удержался Ивар.
   Барракуда прервался, чтобы удивленно вскинуть брови:
   - Да? Я не знал, что в Городе ее помнят... текст, а не видеоряд. Впрочем, ты ведь сын высокопоставленных родителей, может, ты и книгу в руках держал?..
   Ивар сглотнул.
   Знал бы Барракуда... Долго бы смеялся. Знал бы о его, Ивара, игре... Об этих видениях, говорят, они еще называются мечтами... Но Ивар никогда и ни с кем не говорил об этом вслух. Только Саня немножко догадывается... Это рождается внутри, это слишком интимно; что же до Барракуды, то в его устах одно только имя Белого Рыцаря звучит кощунственно... Должно звучать кощунственно.
   Барракуда молчал, и Ивар напрягся, на секунду поверив, что этот человек способен читать чужие мысли, и то, что до сих пор тщательно скрывалось от людей, сейчас будет грубо изъято и представлено на всеобщее обозрение.
   - Что с тобой? - удивился Барракуда.
   Ивар потупился:
   - Ничего...
   - Ничего, - Барракуда задумчиво закинул ногу на ногу. - Рыцарь объединил племена, основал город... Он ведь был могущественен, он привык властвовать...
   - Властвует закон, - отозвался Ивар. Барракуда кивнул:
   - Да, закон... Но нет закона, одинаково мудрого для всех.
   - Есть! - Ивар вскинулся. - Нельзя убивать, и нельзя...
   - Знаю, - прервал Барракуда. По лицу его прошла тень, и Ивар вспомнил, как несколько минут назад этот человек невидяще смотрел в угол. Ивар осекся.
   Барракуда снова сделал над собой усилие. Поморщился, будто досадуя на собственную слабость:
   - Итак, городом правил Закон... Один для всех. Вроде бы справедливо... Но люди не родятся одинаковыми, как плашки. Кто-то принимает Закон - а другой под Законом родится, и не выбирает его так же, как не выбирают мать...
   Ивар невольно опустил голову; Барракуда вздохнул:
   - В Городе были люди, рожденные под другим Законом и оставшиеся верными ему. Среди них был Черный Рыцарь... особенно неуживчивый, и Закон руками Белого Рыцаря заточил его в темницу... У тебя голубые глаза, Ивар. Разве существует Закон, повелевающий им быть черными и никакими другими?!
   Он перевел дыхание. Продолжал тоном ниже:
   - Вот, Черный Рыцарь оказался за решеткой... Ты спросишь, чего же он хотел?
   - Он хотел смуты и раскола, - медленно проговорил Ивар. - В мире, где полно опасностей... смута и раскол подобны смерти.
   Барракуда оскалился:
   - Почему же Белый Рыцарь схватился с кочевыми племенами, почему он заплатил кровью за победу, вместо того чтобы признать единый с ними Закон? По-твоему, чем больше племен живет под Законом - тем надежнее, и неважно, каков Закон, лишь бы - один для всех?
   С трудом сдерживая раздражение, Ивар процедил сквозь зубы:
   - Белый Рыцарь подвигом заслужил доверие... Друзьям он несет мир и безопасность, а враги... Его враги испытали кое-что на своей шкуре... И еще испытают, - добавил он глухо.
   - Да уж, - устало усмехнулся Барракуда. - Нашему Черному Рыцарю порядком досталось... Но он смог уйти... и хотел с тех пор только одного: чтобы его оставили в покое. Но Белый Рыцарь... Ты слушаешь?
   Ивар вздрогнул. По коридору быстро простучали чьи-то башмаки.
   - ...Белый Рыцарь не желал смириться, он считал почему-то, что свобода Черного чем-то угрожает ему... Или оскорбляет его, уж не знаю... И тогда он послал Черному Рыцарю испытание. Первым испытанием было, конечно, чудовище...
   Ивар закрыл воспаленные глаза. Сквозь молодой лес ломилось, треща стволами, грузное бронированное тело на многих суставчатых лапах. Отвратительный запах, густой рев, копье в боку трепещет, как антенна...
   - ...Но Черный Рыцарь победил и остался цел... И настал черед второго испытания - и это была женщина, Ивар...
   Он вздрогнул. Перед глазами у него закружилась карусель переплетенных рук и ног, облако летящих длинных волос, сдвоенное тело, зависшее в метре над полом, и черная тень-осьминог...
   - Третьим испытанием... Третьим испытанием, Ивар, был ребенок...
   Барракуда замолчал. Со вздохом поднялся, протянул руку:
   - Пойдем...
   У Ивара не было возможности отказаться от приглашения. Он глянул на предложенную руку Барракуды, потом на свою собственную, в синяках ладонь. Криво улыбнулся - и царственным жестом предоставил себя в распоряжение своего же палача.
   Полутемный перекресток обнаружился внезапно - улицы-коридоры-повороты, редкие прохожие почтительно приветствуют Барракуду и угрюмо смотрят вслед мальчику, косые светильники и вентиляционные щели, все похоже на Город, но только мелко, убого, со следами ремонта... Снова улицы-коридоры-повороты, рука Барракуды осторожно придерживает ею же раздавленные пальцы, и вдруг - четыре расходящиеся под прямым углом трубы, в центре перекрестка - четыре тусклых светильника, черный камень в окружении четырех теней...
   Перед камнем стояла на коленях девушка. Незнакомая Ивару, щуплая, в широких, как у Ванины, одеждах; Барракуда замедлил шаг. Девушка не сразу заметила его - погруженная в свои мысли, а может быть, и в некое подобие транса, она плавно покачивалась, водя по глыбе ладонями; потом, опомнившись, обернулась через плечо и встретилась с Барракудой глазами.
   - Нет, не мешаешь, - сказал тот глухо, будто отвечая на незаданный вопрос.
   Девушка печально качнула головой. Поднялась, подбирая одежды; беззвучно вышла в один из круглых тоннелей.
   - Сядь, - все так же глухо сказал Барракуда Ивару. - Спиной к камню.
   Ивар молча повиновался. Подошел и сел, привалившись всем телом к черной прохладной туше - и сразу же стало легче. Захотелось закрыть глаза.
   - Сиди и слушай, - сказал Барракуда. - В роду тигардов существовал обычай... Один из самых древних, основополагающих. Когда мальчику исполнялось... Когда он становился на пороге взрослости, он шел в лес... Один и ночью. Знаешь, в лесу... Страшно. Звери... Тогда в лесах были звери. Но он шел - и находил Камень... Такой, что рос корнями из самых недр земли. Это было важно - мальчик не знал, где стоит Камень, он должен был найти его... Ощутить... Не всем удавалось с первого раза, тогда говорили - он еще слаб... недостоин... Некоторые вообще не находили, и род изгонял их... Но тот, кто нашел Камень - садился у его подножья, вот как ты... И проводил ночь наедине с собой - и с камнем. И смотрел глубоко-глубоко в свою душу... И узнавал о себе то, чего никогда не знал... И порой гордился, а порой раскаивался... А чаще и то, и другое... И вот перед рассветом к нему приходили старшие - мужчины из рода тигардов... И принимали его, как равного. Слушаешь?
   - Зачем вы мне все это рассказываете? - спросил Ивар глухо.
   Барракуда снова вздохнул:
   - Зачем... Видишь ли, Ивар, у меня ведь полно трудов и обязанностей... Бессонные ночи, видишь ли. И, конечно, есть дела и поважнее, чем рассказывать сказки озлобленному мальчишке...
   - Вы же говорили, что это не сказки! - Ивар почему-то ощутил себя обманутым.
   Барракуда сидел на полу, скрестив ноги, как старинная деревянная кукла:
   - Это... видишь ли, Ивар. Это - старинный повод для насмешек... в Городе. Удобный повод для насмешек - какие дураки, если тысячу лет назад их предки что-то такое делали, почему они повторяют это... слепо, без всякого смысла... повторяют, как сумасшедшие роботы, и называют свою глупость "обычаем"... "традицией"... Почему они так держатся за совершенно бессмысленные на сегодняшний день... Почему они считают, например, что умершим полагается последний путь? Всех устраивает простая табличка в Стене Мертвых - а им, видите ли...
   Он замолчал.
   Ивар сидел, втянув голову в плечи, не отрывая глаз от пола.
   Табличка в Стене Мертвых. Бесконечные ряды табличек; тупая боль, но болит не голова и не живот, это память болит, память о руках, о губах, об огромном и теплом, красном, светящемся шаре, к которому можно прижаться и, успокоившись, уснуть...
   - Мама...
   "...три месяца в депрессии. Всегда считалось, что дети переносят легче..".
   "...естественные отклонения. Достаточно избалован..".
   - Мама!..
   Ивар очнулся. Выпуклые глаза Барракуды были совсем рядом; жесткие ладони лежали у Ивара на плечах:
   - Что?..
   - Ничего, - Ивар безнадежно отвернулся. Прижался к Камню щекой.
   - Ничего, - повторил Барракуда шепотом. - Знаешь, Ивар... Я не уверен, что стоит тебе... все это рассказывать. Что ты вообще поймешь, о чем я...
   У Ивара ни с того ни с сего прыгнуло сердце. И еще раз прыгнуло; он подался вперед, так, что его глаза оказались прямо перед пристальными глазами Барракуды.
   - Скажите, - прошептал он быстро, будто опасаясь, что ему заткнут рот. - Ванина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будет на Прародине? Действительно - или это только так говорится?..
   Барракуда долго молчал. Так долго, что у Ивара зачесались воспаленные веки.
   - А почему же ей не быть на Прародине... Разве она совершила что-то... преступление, которое ее не простится? Почему же ей не быть на Прародине, путь ее... освещен... Она там... будет ждать...
   Барракуда отвернулся. Ивар, растерянный, молчал.
   Объяснить, что он не про это спрашивал?
   Мертвое тело будет лететь и лететь в пустоте, и фонарик будет гореть, но потом все равно погаснет... В Космосе не бывает никакой Прародины. Там только холодные летающие камни, и редко-редко - звезды, сгустки горящих газов...
   Сказать об этом Барракуде? Разве он не учился в школе и не знает, как устроен космос... Как устроен мир?..
   Молчание тянулось и тянулось, в тусклом свете ламп Ивар видел неподвижного Барракуду, плотно сжатые тонкие губы под полоской усов, веки, прикрывающие круглые, как линзы, глаза... Четыре тени окружали Барракуду хороводом - две коротких, две подлиннее.
   - Я понимаю, о чем ты думаешь, Ивар. Догадываюсь... У камня не бывает корней. Верно? Это противоречит его... природе. Говорить о каких-то камнях... странность. Правда?..
   Ивар молчал. Ждал. Не отводил взгляда.
   - Да, Ивар... Непонятное раздражает. Иногда кажется смешным, иногда пугает... Знаешь, в Городе тоже стояли Камни. Не посреди леса, конечно, а вот так, на перекрестке... И нашелся человек, который... осквернил Камень. Скуки ради, или злобы ради, или... не знаю зачем. Он осквернил Камень и поглумился над ним... себе же на горе.
   Барракуда замолчал.
   Ивар сидел, подобрав колени к подбородку, слушая, как шуршит воздух в невидимых вентиляционных шахтах. Ему казалось, что Камень за его спиной не просто нагрелся от человеческого прикосновения, но источает тепло сам по себе.
   Тогда он не выдержал и спросил:
   - А почему - себе на горе? Камень отомстил?
   Барракуда поднял глаза:
   - А ты веришь? Что Камень может отомстить?
   Ивар молчал, сбитый с толку. Потом вспомнил свое видение - и пробормотал едва слышно:
   - Верю... наверное.
   Барракуда вдруг улыбнулся - не так, как обычно, не насмешливо, а просто улыбнулся, Ивар даже удивился - надо же, и на человека похож...
   - И я верю, - сказал Барракуда уже серьезно. - Но только в той истории... Отомстил не Камень.
   Ивар захлопал глазами, пытаясь собрать воедино внезапно разбежавшиеся догадки.
   - Да, - продолжал Барракуда. - Осквернивший был наказан так, как велит того Закон. А свершившего наказание арестовали... Тоже по закону - по закону Города... - выпуклые глаза уставились на Ивара вопросительно, будто ожидая возражений. Ивар проглотил слюну и смолчал.
   - Но по Закону рода тот, кто свершил наказание, был невиновен. Тигарды насильно вырвали его из рук правосудия и укрывали... Укрывали годами, становились сообщниками, преступниками, отщепенцами... Потому что жили в согласии с Законом рода. Потому что помнили традиции предков... По-твоему, это смешно?!
   Он вдруг подался вперед, захлебнувшись от внезапной ярости, и в глазах у него вспыхнули злые желтые огоньки; отшатнувшись, Ивар с ужасом заметил пену, выступившую в углах длинного рта.
   - По-твоему, это глупо?!
   Ивару сделалось страшно до судороги. Барракуда несколько секунд сверлил его взглядом, потом откинулся назад, оперся руками о пол. Сказал совершенно спокойно:
   - Все это длилось много лет... Твой теперешний собеседник из шкуры лез вон, устраивал какое-то подполье, делал тысячу глупостей, сидел в тюрьме, между прочим, и довольно долго... Чего ради?.. Ивар, этот Камень, у которого ты сидишь... Последний из оставшихся Камней. Мы привезли его сюда... Это называется "святыня". Не имеющая никакой утилитарной функции, совершенно бесполезная вещь. Ты слышал, как говорят - "клянусь святыней"?
   Ивару и самому случалось так говорить. Но он, конечно, не имел в виду никаких камней.
   - Ивар... Я говорю неясно. Паршивый из меня педагог, но ты хоть чуть-чуть... понял?..
   Ивар открыл было рот - но в тот же момент оба вздрогнули от пронзительного, сверлящего писка. Барракуда дернул рукав - на белом браслете пульсировал зеленый огонек.
   - Да, - Барракуда поднес браслет к щеке.
   Ивар не мог разобрать слов - только голос, незнакомый, быстрый, напряженный. Лицо Барракуды сделалось жестким. Как камень.
   - Давайте посадку, - пробормотал он сквозь зубы. - А мальчик будет со мной.
   Незнакомый старик вошел в зал, сопровождаемый двумя угрюмыми мужчинами, настороженными, как конвоиры. О чем-то отрывисто распорядился Барракуда - прошла минута, прежде чем Ивар понял, что стоит перед собственным отцом.
   Старик, безусловно, когда-то был Командором Оновым; Ивар узнал бы отца в любом обличье - пусть седая щетина, пусть проваленные воспаленные глаза, пусть наполовину поредевшие волосы... Но стоящий перед ним человек уже не был Командором. Некогда испепеляющие глаза его утратили и волю, и властность - остались страх и мольба.
   Ивар глядел в эти затравленные глаза, и сквозь шум в ушах до него доносились обрывки фраз:
   - Один... Я прилетел один... Я безоружен...
   - ...снова?
   Глухой голос Генерала:
   - Барракуда... недопустимо...
   Желтый огонек на дне выпуклых глаз:
   - Я неясно объяснил?!
   Да, Генерал не хотел оставлять наедине Барракуду, Ивара и Онова; Барракуда резко одернул его, и тогда они ушли, оглядываясь - угрюмый Генерал, конвоиры, изгнанная из-за пульта Милица, еще кто-то, кого Ивар не успел увидеть...
   Отец перевел дыхание. Он дышал тяжело, как после долгого бега, или - Ивар вздрогнул - как тогда в невесомости, в полумраке, в обнаженном трепещущем клубке... Он поспешил прогнать воспоминание. Уничтожить. Стереть.
   - Ивар...
   Вместо того чтобы обрадоваться встрече с отцом, он испугался.
   - Ивар, сынок...
   В голосе Онова скользнула нотка, от которой на голове у Ивара зашевелились волосы. Онов медленно повернул к Барракуде серое старческое лицо:
   - Слушай, Коваль... Я пришел... За своим мальчиком. За своим единственным сыном...
   Барракуда понял сразу - Ивар услышал, как он со свистом втягивает воздух.
   - За своим единственным сыном...
   Ивар еще не понимал.
   - Я... Своей рукой погубил своего.... Саня умер час назад... Саня...
   В сознании Ивара будто некрепко защелкнулась щеколда, запрещающая понимать слова отца и по-настоящему верить в них. Нет, спокойно сказал он себе. Так не бывает. Я не слышу. Не слышу.
   - Коваль... Я привез тебе заложника. Лучших, чем я, заложников тебе не сыскать... Тебе будет все. Все, и даже больше. Мы отдадим тебе все... А ты отдай мне сына. Отдай! Ничего не осталось. Возьми Город на разграбление... Отдай мне моего сына!..
   Ивар задрожал. На его глазах отец метался, как заглоченная капканом жертва; на глазах сына он молил врага о помиловании - о чем-то большем, нежели просто дарованная жизнь.
   - Ты получишь... все. Никто не станет преследовать тебя. Этот мальчик дороже, чем... Возьми меня заложником. Отпусти его.
   Голос отца шелестел, как струйка песка на дне вентиляционной шахты.
   - Я потерял одного сына... Я не могу потерять другого...
   Саня, подумал Ивар. Опасно заскрипела щеколда, он поспешил глубоко вдохнуть и сказать себе как можно тверже: нет.
   - Нет, - шепотом сказал Барракуда. - Я не могу, Онов... За моей спиной люди, я не могу рисковать... Ты - плохой заложник. Я уважаю твое желание пожертвовать собой - но не с моей помощью, Онов.
   Командор молчал; казалось, что он не в состоянии понять обращенные к нему слова.
   - Ребенку ничего не грозит, - сказал Барракуда громче. - Ему ничего не грозит, если ты исполнишь обещание...
   - Я исполню обещание... - эхом отозвался Онов.
   - ...и получишь ребенка обратно. Если я отдам его сейчас... Никакое честное слово не защитит тигардов.
   - Я клянусь! - голос Командора сорвался на хрип. - Я клянусь святыней...
   - Ты не веришь в святыни.
   - Я клянусь жизнью... Ивара!
   - Она в безопасности. Не трать времени, Онов... Возвращайся... и поспеши. Это жизнь и смерть... Поверь, это единственный выход. Для нас обоих.
   Лицо Онова странно дернулось. Сквозь страх и стыд, сквозь боль за отца Ивар ощутил вдруг жалость, острую, как нож.
   - Кай... - тихо, жалобно прошептал Командор. - Я умоляю...
   Ноги его согнулись. Ивар зажмурил глаза, и в наступившей для него темноте колени отца глухо ударились о пол.
   ...Рука Барракуды оттолкнула Ивара к двери, полуослепший от слез, он ткнулся в прохладную обшивку, отшатнулся, за его спиной рыдал и проклинал отец, проклинал и снова молил - Ивара схватили чьи-то руки, потащили прочь. Отрешенно глядя сквозь обступившие его бледные лица, Ивар страстно пожелал оказаться за зеленой скатертью под голубым шатром.
   ...Они играли в трехмерную "войнушку", Ивар и Саня; палили пушки, и пахло порохом - а в воображении Ивара порох источал запах жженой синтетики. После полутора часов баталии девятилетний брат наголову разбил армии пятилетнего, и потрясенный поражением Ивар не выдержал и разревелся.
   И еще ревел, глядя, как загадочно улыбается мама. И еще ревел, когда она все с той же загадочной улыбкой извлекла из-за шкафа целую и невредимую, предусмотрительно запрятанную дивизию Иварова войска, и доверительно сообщила новое для младшего сына слово - "резерв"...
   Слезы на Иваровых глазах не успели еще высохнуть - а волна восторга, свирепой полководческой радости уже захлестнула его по самую макушку. И хлопал глазами удивленный Саня - он-то ведь большой, должен знать, что такое этот резе.... зере... "резерв"!..
   Ивар проснулся - в темноте, в замкнутом пространстве; у него в душе не осталось резервов. Ни капельки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

* * *

   ...А если фонарик погаснет?!
   Ивар плавал в полусне-полубреду; вокруг него покачивались звезды, нет - не звезды, фонарики в мертвых руках... Он висел посреди космоса, нагой, скорчившийся, белый от холода, ни верха, ни низа, ледяные сияющие россыпи - и пустота...
   Отчаявшись, он прошептал непослушными губами - "мама".
   Космос плавно качнулся.
   - Мама... Мама!..
   Он по-прежнему висел посреди пустоты, но не черной и враждебной - темно-красной, теплой, бесконечно спокойной. Умиротворение и покой. Полная защищенность. Он плывет в пустоте, прорезанной пульсирующими кровеносными сосудами - расслабленный, все такой же нагой, все такой же скорчившийся и слабый - но бесконечно счастливый, потому что любовь, совершенно осязаемая любовь обнимает его теплой пушистой шерстью, заключает в кокон...
   Космос.
   Надолго ли хватит фонарика?..
   Он глубоко вздохнул, приходя в себя.
   -...Прародина - для всех?
   Серьезный парень с подносом в руках - тот, что приносил Ивару еду - удивленно обернулся от двери.
   - Я хотел спросить... Прародина - она для всех? Или... только для тигардов?
   Парень задумался. Пожал плечами, ответил, глядя в сторону:
   - У всякого есть мать... Но не у всех одна мать, правильно?..
   ...Мама!..
   Перебивая дорогое воспоминание, проплыла по дну памяти восьминогая тень-паук. Два переплетенных тела в метре над полом. "Ивар, пойми..".
   - Выведи меня отсюда, - попросил он шепотом.
   Серьезный парень чуть не выронил поднос.
   - Выведи, - повторил Ивар тихо. - Постарайся... Улетим вместе в Город, ты пойми, Город никогда не простит... Здесь уже всем конец... Спаси меня - спасешься сам...
   Ивар сознавал бесполезность своих слов - и все же говорил. Без надежды.
   Парень вдруг улыбнулся - без злобы, открыто:
   - Тебе не понять...
   Повернулся и вышел.
   Ивару не понять.
   ...Неужели они не боятся? Им действительно легче умереть, чем расстаться со своими драгоценными... камнями... обычаями?!
   ...Женщина, молодая, легкая, идет прочь, лица не видно, только подрагивают в такт шагам тяжелые косы на плечах... А над ней синее-синее, невозможно синее, горящее синим, слепящее глаза, тепло на щеках - солнце, а она уходит, касаясь травы оборками цветного платья, догнать бы, догнать бы, догнать...
   Ее догоняет мальчик. Как был - в простреленном комбинезоне, в запекшейся крови...
   Всего лишь щелчок открывающейся двери - а уже ясно, кто вошел.
   - Нету никакой Прародины, - сказал Ивар в стену.
   Барракуда не ответил.
   - Нету Прародины! Зря только... переводите капсулы. Умер - нету!..
   Барракуда тяжело опустился на откидную кровать. Теперь Ивару видна была опущенная голова с редеющими на макушке волосами. Человек, поставивший на колени его отца...
   - Я ненавижу вас, - сказал Ивар шепотом. - По-настоящему ненавижу. Вам лучше убить меня, если не хотите, чтобы потом...
   Он запнулся. Любая угроза, произнесенная вслух, казалась ему слабой, неубедительной, а главное - недостаточной.
   Барракуда вздохнул:
   - Знаешь что... Говори мне "ты". А то как-то ненатурально получается...
   Ивар молчал, сбитый с толку.
   - Мне все говорят "ты"... Ты заметил?
   Он усмехнулся. Его круглые глаза уже не казались такими выпуклыми - провалились под брови, в черные ямы.
   - Помнишь, я говорил тебе... Там, возле Камня... Что твой отец - достойный человек?
   Ивар всхлипнул.
   - Так вот... Ты - сын достойного человека, Ивар. И пойми... ЧТО ты для него.
   Великое сокровище... Мальчишка. Ради мальчишки - на немыслимое унижение...
   - Наверное, я для него - сын, - отозвался Ивар тихо. - А вот для вас... разменная монета. Товар на торгах.
   - Да, - Барракуда потеребил полоску усов, - да... Но можешь гордиться, потому что ценой тебя я покупаю... Не сумею объяснить. Бесконечно ценную вещь.
   Ивар криво усмехнулся. Что может быть ценнее жизни?..
   Фонарик Ванины еще светит, а вот Саня... От него ничего не осталось. Совсем ничего, подумал он, и мысль оказалась совершенно невыносимой.
   - На нем нет тяжести, - сказал Барракуда в наступившей тишине. - Он легкий... Все равно, что сделали с его телом - он найдет дорогу и без фонарика.
   - Неправда.
   - Правда...
   Ивар встретился глазами со взглядом Барракуды - и вдруг остро, изо всех сил захотел ПОВЕРИТЬ.
   - Он же не тигард...
   Барракуда кивнул:
   - Но он же человек...
   Ивар закрыл глаза.
   Мамочка, если бы я умел поверить... что ты меня ТАМ встретишь...
   А ведь Саня уже знает. Саня, всегда он успевал первым, первым родился, первым...
   А что, если они теперь вместе? Если они уже встретились с мамой, ту, пусть не под голубыми шатрами, все равно где - но они ВМЕСТЕ ждут Ивара?!
   - Ты скоро будешь дома, - сказал Барракуда медленно. - А мы уйдем... Корабль стоит в доке. Не очень мощный и не очень надежный, но твой отец обеспечит его старт. Поверь, что в моем списке нет ничего лишнего. Только, чтобы выжить.
   - А если нет? - спросил Ивар с закрытыми глазами.
   Барракуда не понял:
   - Что - нет?
   - Если... - Ивар запнулся. - Город... Не выполнит условий?
   Барракуда помолчал. Проговорил осторожно:
   - Ну... Они же... в своем уме, верно?
   Он ждал увидеть во сне теплый космос, прорезанный кровеносными сосудами - но вместо этого приснились Весы.
   Никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего страшнее.
   Весы упирались в небо - то есть в то место, где должно было быть небо, а сейчас была красная, мутная каша. Весы занимали полмира, черные, жуткие, с закопченными котлами вместо чаш... И все стояли молча - Белый Рыцарь в изорванном плаще, тонкогубая женщина с погасшим фонариком, мальчик в простреленном комбинезоне, Барракуда с ритуальным кинжалом в опущенной руке, маленький паж, и еще много, много...
   - ЦЕНА.
   Ивар не видел, кому принадлежал этот голос, которого лучше бы не слышать никогда.
   - ЦЕНА.
   Плечи Весов дрогнули - Ивар увидел Белого Рыцаря на одной из чаш, Весы накренились, но Барракуда бросил на другую чашу свой кинжал - и Весы выровнялись, и в следующую секунду Рыцарь был уже высоко вверху, в мутной кровавой каше... Ивар хотел закричать - но невидимая сила швырнула его на опустевшую чашу, и, вцепившись руками в черные склизкие цепи, он увидел в котле напротив груду контейнеров, из-под отлетавших крышек медленно поднимались головы в шлемах, но Ивар был тяжелее, он перевешивал, пока на чашу напротив не швырнуло Регину, мертвого Саню, смеющегося чертика на липучке...
   Ивар почувствовал, как его чаша идет вверх. Он кричал и прыгал, желая стать тяжелее, весомее, умилостивить Весы... Но кровавая каша была все ближе, а земля уходила все дальше, и голос, которого лучше бы не слышать, торжествующе твердил:
   - ЦЕНА. ЦЕНА. ЦЕНА.
   ...Несильная боль в плече. Он открыл глаза - над ним сидел Барракуда со шприцом-пистолетом:
   - Ты что? Ивар, ты что же?
   Он лежал, чувствуя, как расслабляется мокрое, холодное, как лягушка, непослушное тело. Действительность, какой бы она не была, оказалась стократ лучше сна. Ему захотелось улыбнуться Барракуде - но улыбки не получилось.
   - Ивар... Ты же держался. Немного осталось. Все будет хорошо. Слышишь?
   - Я больше не могу, - сказал Ивар виновато. - Я не могу...
   Барракуда закусил губу. Секунду сидел, раздумывая. Потом быстро взял Ивара за плечи:
   - Сядь... Вот так. Я научу тебя боевому заклинанию тигардов... Знаешь, когда воин обескровлен, когда кажется, что все, конец, непереносимо... Мне всегда помогало. И когда я в шлюпке взрывался, и когда я карцере сидел годами... Закрой глаза. Крепко. Повторяй за мной: сквозь ночь. Сквозь день. Травой сквозь могильные плиты...
   - А что такое могильные плиты?
   - Потом... Сейчас повторяй. Сила земли. Сила воды... Ор загг, ор хон, ава маррум... Ну, Ивар: сквозь ночь...
   - Сквозь ночь, - прошептал Ивар одними губами.
   Миллиарды звезд. Пахнет хвоей. Теплый ветер на краю обрыва...
   - Сквозь день... Травой... сквозь могильные плиты...
   Сначала было тяжело, губы немели и не слушались, потом стало легче, и незнакомые слова приятно щекотали язык:
   - Ор загг, ор хор...
   - Ор хон...
   - Ор хон...
   - Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу...
   - Услышь... Защити...
   Он повторял и повторял вслед за Барракудой странные слова; липкая тяжесть страшного сна уходила все дальше, высыхал холодный пот, и отпускала лихорадочная дрожь. Уже после того, как умолк Барракуда, в комнате долго жила незнакомая речь: слова летали, сталкивались, шуршали, как полчища ночных бабочек...
   Потом он откинулся в изнеможении, в сладком изнеможении, как пьяный; Барракуда поднялся:
   - Вот так... И спи. Люди ночью спят, один только ненормальный Коваль работает...
   Он шагнул за порог - и в эту секунду Ивар понял со страхом и стыдом, что не может оставаться в комнате один.
   Не может, и все.
   ...Облезлое пассажирское кресло с какого-то древнего, давно списанного корабля показалось ему мягче самой пышной постели. Высокие своды зала терялись в полутьме, и нависали со всех сторон полки-сейфы-стеллажи, и мягко ворчал вентилятор - как дома... Ивару показалось, что он навсегда вырвался из комнаты-узилища, что плена осталось всего несколько часов - и, засыпая под приглушенные голоса, он позволил себе счастливо улыбнуться.
   Барракуда сидел за слабо освещенным пультом, время от времени осторожно трогая его пальцем - будто проверяя, не горячий ли. Искоса поглядывая на серое бельмо маленького экрана, предводитель Поселка вел бесконечные переговоры; о присутствии Ивара он почти сразу же забыл.
   Голоса представлялись сонному Ивару бесконечными шнурками - синий шнурок тянул Барракуда, толстый, крепкий шнурок, почти без изгибов и петель; голоса его собеседников, невнятно доносящиеся из динамика, были потоньше, пожиже, они вились вокруг голоса Барракуды, петляя и захлестываясь, иногда прерываясь, сменяясь другими... Их было много, они были в основном желтые и серые.
   - Мне не нужны предположения, - голос Барракуды казался мускулистым, как змея, - мне нужны твои точные предписания... Не заставляй меня грязно ругаться... - он вполголоса произнес незнакомое Ивару слово. - Я добуду тебе эти ресурсы, но десяти минут у нас не будет... И восьми не будет, - странное слово повторилось, шипящее, какое-то склизкое, повторилось и дополнило представление о крупной гладкой кобре в узорчатом капюшоне.
   - ...технология... база... повреждения внутренних ярусов... - тонко тянул уже другой, ярко-желтый голос.
   - Снимай людей. Снимай технику. Бросай все, - снова склизкая шипящая вставка. - Бросай в док под начало Николы, он знает...
   - И... - продолжал свое тонкий голос. - И...а...е...тич...ность...
   Синяя змея жутко дернулась:
   - Ты МЕНЯ слышишь?! Ты ПОНИМАЕШЬ, что я говорю?!
   И сразу спокойно:
   - Вот и хорошо. Из этого дерьма постараемся сделать... ну, не конфетку, так хотя бы сухарик... Да. Да. Да...
   Ивар плавал в своей полудреме, а голоса-шнурки все вились и вились; потом он заснул по-настоящему - и сразу, как ему показалось, проснулся. Проснулся оттого, что стало тихо. И оттого, что померещился сладкий запах косметики.
   Он не шевельнулся и не открыл глаз. В тишине говорили двое - Ивар не сразу узнал Барракуду, его голос не имел уже ничего общего с тугим шнурком, это была скорее шелестящая струйка сухого песка; ему отвечала женщина, отвечала издалека, из гулкой темноты, из недр динамика, и время от времени в разговор врывались помехи - но каждое слово оставалось отчетливым, чистым до прозрачности, как лед или стекло.
   Неизвестно почему, но Ивар вдруг покрылся мурашками - от головы до пят.
   - ...очень похожи. Как две стороны монеты, - тихо сказала женщина.
   - И можно спутать? - спросил Барракуда с коротким колючим смешком.
   Женщина помолчала - в динамике слышно было ее дыхание. Глубокое, очень глубокое, напряженное...
   Тень-осьминог. Два сплетенных тела...
   Теперь Ивара бросило в жар. Женщина была Региной.
   - Ты когда-нибудь кому-нибудь молился? - спросила она чуть слышно, но динамик филигранно воспроизвел каждое ее слово.
   - Да, - коротко отозвался Барракуда.
   - Ты можешь представить себе... что кто-то... каждый вечер молится... одними и теми же словами? Об одном и том же... человеке? Каждый вечер...
   - Ты не веришь в молитвы. Для тебя это так... привычная присказка.
   - Пусть... Но каждый вечер, одними и теми же...
   - А каждую ночь...
   - Нет. Это потом. Это другое. Это... - голос ее задрожал, Ивар вспомнил, как звенят на вибрирующем столе тонкие стаканы.
   - Не стоит, - уронил Барракуда.
   - Великий обличитель, - сказала она неожиданно жестко. - Как ты все-таки себя обожаешь. Нежно. Преданно. Горячо...
   - И все-таки безответно, - усмехнулся Барракуда. - Без взаимности.
   Ивар, неподвижно лежащий в своем темном углу, решился приоткрыть глаза. Барракуда сидел к нему спиной, скорчившись, уперевшись локтями в колени; с серого экрана смотрела Регина - как ни мал был монитор, он не умел скрыть ни ввалившихся глаз, ни землистых впадин на ее щеках, ни плохо прибранных волос. Ей не сладко, подумал Ивар, но не испытал сострадания.
   - Я не желаю снова тебя терять, - сказала Регина.
   Пауза тянулась долго, долго, и в динамике пощелкивал эфир.
   - Мы уже говорили об этом... Давно, - глухо отозвался Барракуда. - Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит.
   Она неожиданно усмехнулась:
   - Хочешь обмануть себя?
   - Не хочу, чтобы меня обманывали.
   Тогда она сделала невозможное - протянула руку и коснулась экрана. Барракуда вздрогнул - так, будто бы дрожащие слабые пальцы действительно дотронулись до его щеки.
   - Кай... Помнишь, на свадьбе Онова и Темары... - Регина вдруг улыбнулась воспоминанию. - Ты им желал счастья, такого счастья, и счастья их детям... - она перевела дыхание.
   Ивар лежал не жив, не мертв - имя его матери прозвучало неожиданно, нелепо, не к месту. Свадьба Онова и Темары... Барракуда?!
   - А потом... - губы Регины снова дрогнули, - мы вышли... ты... носил серебряный клык на цепочке... на шее... и вот он впивался в меня, больно, а я думала - как хорошо... Шрам остался... - она дотронулась до стянутой комбинезоном груди. Ивара будто окатили кипятком.
   Он ясно вспомнил полутемную отцову спальню, плывущие в воздухе одежды, стонущее дыхание двух сплетенных людей... Ему показалось, что все повторяется - он снова подглядывает и знает, что подглядывать за ЭТИМ стыдно. Непристойно. Как будто Регина делает с Барракудой тоже самое, что сделала уже с Иваровым отцом.
   На какое-то время он потерял нить разговора; слова Регины текли мимо его ушей - он видел только рот, круглые шевелящиеся губы. Барракуда сделает все, что велят ему эти губы... Не зря так горбится его спина. Не зря так долго - молчание, молчание, молчание...
   - ...что могла, - говорила между тем Регина. - Всякий раз, когда твоя судьба менялась к лучшему... Ты успевал, прежде чем...
   Ивару показалось, что плечи Барракуды поднялись и упали.
   Глаза Регины поблескивали в глубине экрана, как две ртутные капли:
   - Помнишь... Как мы всей компанией навернулись прямо на взлете... Гагу чуть не размазало о пульт, кто без сознания, кто стонет, кто ругается... И только вы с Оновым смогли вытащить всех, по очереди... А у вас было десять целых ребер - на двоих... Мы добрались до Грота... Странно, что добрались... И чудом выбрались... - она перевела дыхание. - А Темара злилась, когда ты смеялся над Оновым. Злилась, но делала вид, что шутит...
   Ивара скрутило от ненависти. Как ОНА может говорить о маме... и такими словами?! "Злилась"... Мама никогда не злилась, это ты, выдра старая, змея, ты - злишься, добраться бы до тебя, высказать... Мало получила, тогда, в то утро, накануне плена...
   Регина будто ощутила порыв его гнева. Опустила плечи, сухо усмехнулась:
   - Темара... Она... чувствовала, наверное. Ты, его победоносный... соперник... А она ждала ребенка. Саню... Теперь Саня мертв, а Ивар...
   - Ты же знаешь меня!.. - голос Барракуды снова напомнил Ивару упругую злую змею. - Как же ты могла присоветовать ему... этот бездарный штурм?!
   - Ты преувеличиваешь мое влияние на Командора, - сухо отозвалась женщина. Лицо ее моментально сделалось ледяным - Ивар ужаснулся. Он никогда не знал и не видел ТАКУЮ Регину.
   - Нет, - проронил Барракуда сквозь зубы. - Я еще помню твое влияние... на меня!
   Регина опустила голову - весь экран заслоняли теперь рассыпавшиеся волосы. Ивар вспомнил, как красиво они развевались тогда, в спальне, в невесомости.
   - Всевидящие звезды, - прошептал динамик в неподдельной, мучительной тоске. - Чего вы от меня хотите... Всю жизнь... Онов... и ты... Вы ХОТИТЕ этого влияния... Вам... никак не поделить...
   - Онов и я, - сказал Барракуда с непонятным выражением.
   Регина подняла лицо:
   - Ты уже отомстил ему... так отомстил, как только можно было мечтать. Самая страшная месть.
   - Я не хотел никому мстить, - процедил Барракуда сквозь зубы. - Я хочу и прошу только одного - чтобы НАС ОСТАВИЛИ В ПОКОЕ!
   - Вас не оставят в покое, Кай. Никогда. Не рассчитывай, - голос Регины снова обрел холодную твердость. - Ваш уход, ваши требования - слишком большой удар для Города. Я понимаю - предки... Камни... Красивая легенда и властолюбивый Коваль во главе... Нет, - поспешно продолжала она, предупреждая реакцию Барракуды, - я совершенно тебя понимаю... Чего-чего, а корысти в тебе ни на грош... Ты романтик, Кай... Романтик, убивающий детей...
   - Саню убил не я. Жизнь Ивара вне опасности.
   - Нет, - лицо Регины сделалось вдруг печальным, - вот как раз жизнь Ивара в большой опасности. Город не может выполнить условий.
   - Я тоже умею считать. Может. С трудом, но город может сделать это. Может!
   - Кай, Город большой, и в Городе полно детей. Ты хочешь, чтобы рисковали... ими всеми? Существуют аварии, утечки, эпидемии, неожиданности... Ты хочешь выпотрошить нас, лишить ресурсов?
   Она говорила сильно и убедительно, на бледных щеках ее проступила тень румянца:
   - Ты предаешь сам себя, Кай... Ты благородный человек, самый благородный, самый оригинальный из всех, кого я знала... Остановись. Хватит крови, крови детей... Подумай, Кай. На твою душу ляжет грех. Ты никогда не найдешь Прародины... Будешь скитаться с фонариком в руках, а не найдешь...
   Откуда она знает, подумал Ивар удивленно. Барракуда молчал.
   - Поставь себя на место Онова, Кай... Вспомни... Вспомни, что вас связывало... Неужели ты не умеешь прощать? Прощать поверженному, униженному врагу... Представь на секунду, что это наш сын... Могло ведь случиться так, что...
   - Замолчи.
   Слово упало, как занесенный нож. Ивар задрожал, даже Регина видимо смутилась, отступила, проглотив уже приготовленный довод.
   - Ты блестяще провела раунд, - бросил Барракуда устало. - Но последнее слово за мной-таки... Ничего не выйдет, Регина. Я не отступлю.
   - Это ребенок, - сказала Регина шепотом.
   - Я знаю.
   Стало тихо, так тихо, что Ивар испугался: бешеный стук сердца выдаст его.
   Регина длинно, со всхлипом вздохнула; тогда Барракуда сделал невозможное: протянул руку и коснулся экрана. Коснулся ее щеки.
   Обмерев, Ивар увидел, как распахнулись ее воспаленные глаза, как затряслись губы, как густая краска залила обескровленные перед тем щеки. Нет, подумал Ивар в замешательстве. Так не сыграешь. Так не притворишься...
   - Все эти годы... - прошептала Регина, будто преодолевая боль. Плечи Барракуды приподнялись, словно он хотел захватить в грудь побольше воздуха.
   Потом Регина вскинулась. Проронила сквозь зубы:
   - Даже если тебя притащат в цепях... Я хочу тебя видеть.
   Экран погас. Барракуда стоял неподвижно, и Ивар видел спину его, темную спину, одну только спину.
   Потом Барракуда медленно повернулся - Ивар успел закрыть глаза. Он дышал глубоко и ровно, изо всех сил стараясь, чтобы не вздрагивали веки; Барракуда прошел мимо - Ивар слышал, как пощелкивает пол под его подошвами. Потом, будто только теперь заметив спящего мальчика, вернулся и остановился рядом - Ивар не шелохнулся.
   Потом он почувствовал руку на своем запястье. Холодные пальцы улеглись на пульс - и Ивар сразу же понял, что разоблачен. Мгновенно и просто.
   Рука Барракуды сжалась чуть сильнее - Ивар тут же вспомнил железную, до хруста в костях хватку.
   - Не бойся, - сказал Барракуда шепотом. - Все будет... хорошо.
   Ресницы Ивара моментально намокли, но он упрямо не открывал глаз:
   - Ненавижу...
   - Меня?
   - Ее... Ее, она...
   Душный запах кожи и сладкой косметики обрушился на него так явственно, что захотелось зажать нос. У нее круглые розовые губы в обрамлении чуть заметных золотых волосинок. Она такая...
   Его организм отреагировал парадоксально и стыдно. Еще не успев ни о чем подумать, Ивар обеими руками закрыл... то место, где внезапно и непристойно напряглась стремительно взрослеющая плоть.
   Горячий толчок крови; он разом забыл обо всем.
   Пленение и возможная смерть - да разве можно сравнивать эти мелочи с этим жутким - до онемения - парализующим стыдом?!
   На глазах Барракуды... На глазах врага, и если сейчас последует насмешка - Ивар просто не переживет...
   Долгая секунда прошла в жгучей красной темноте.
   Потом на затылок ему опустилась жесткая ладонь; полежала, не то небрежно, не то ободряюще, потрогала горячее ухо...
   И соскользнула прочь. Без единого слова.

Марина и Сергей Дяченко

Общий список Романы Повести Рассказы

РФ =>> М.иС.Дяченко =>> ОБ АВТОРАХ | Фотографии | Биография | Наши интервью | Кот Дюшес | Премии | КНИГИ | Тексты | Библиография | Иллюстрации | Книги для детей | Публицистика | Купить книгу | НОВОСТИ | КРИТИКА о нас | Рецензии | Статьи | ФОРУМ | КИНО | КОНКУРСЫ | ГОСТЕВАЯ КНИГА |

© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг. http://www.rusf.ru/marser/ http://www.fiction.ru/marser/ http://sf.org.kemsu.ru/marser/ http://sf.boka.ru/marser/ http://sf.convex.ru/marser/ http://sf.alarnet.com/marser/ Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.