|
* * *
ЗАДАЧА № 69: Маг первой степени отправляет послание на расстояние 1000 км. На какое расстояние отправит такое же послание маг второй степени, при условии что энергозатраты обоих на почтовое заклинание одинаковы?
* * *
Вот уже два года прошло с тех пор, как я отпустил последнего слугу - дом, двор и огород обслуживали меня без посторонней помощи. Сложную систему заклинаний наложил по моему заказу один очень хороший назначенный маг - не потому, что я не справился, а потому, что бытовыми проблемами должен заниматься специалист; таким образом, я избавлен был от необходимости самостоятельно стаскивать сапоги - и в то же время получил возможность проводить жизнь в благородном одиночестве.
Часа два после ухода Ятера я сидел в гостиной, играл светильниками, имитируя фейерверк, и пил холодную воду.
Терять друзей неприятно. Даже когда они не друзья давно, а просто хорошие знакомые. И даже если прекрасно понимаешь, что иного выхода нет; я не мог не отказать Илу, но вряд ли молодой самодур когда-нибудь поймет мою правоту.
Это здесь, в провинции, я исполняю функцию великого и ужасного, и округа трепещет при звуке моего имени. Правильно трепещет; мир же - как мы знаем из географии - широк, в мире водится много всякого... не будем упоминать ночью, и требовать от меня, чтобы я лез с рогатиной в чужое гнездо - глупо, я же не самоистязатель.
Уходя, Ил отпустил едкое замечание по поводу моих магических способностей. Он походил при этом на развратную бабу, которая всякое целомудрие принимает за мужскую несостоятельность...
Около четырех часов утра я собрался, наконец, спать. Поднялся наверх, но по дороге в спальню забрел еще и в кабинет - и, как выяснилось, не случайно.
Стекло дрожало. В окно били будто мокрой тряпкой. Множеством тряпок - тяжелых, настойчивых; я не сразу понял, в чем дело, а поняв, поспешил распахнуть и окно, и шторы. Как долго они уже бьются?!
Ночные бабочки. Их влетело сотен пять, не меньше; светильник, который я поставил на стол, сразу же перестал быть виден, так облепили его черные бархатные крылья.
Запахло паленым. Я шарил в ящике стола, отыскивая записную книжку; щурясь, прочитал заковыристое почтовое заклинание, которое до сих пор не удосужился выучить на память, - может, лень тому причиной, а может, инстинктивная нелюбовь наследственного мага к выдумкам назначенных.
Бабочки, в одночасье потеряв интерес к жизни, опали на пол, как осенние листья. Я закашлялся от взметнувшейся в воздух пыльцы; черные тела устилали ковер, да не просто устилали, а вязью. Складываясь в текст сообщения.
Я обошел комнату - вдоль стены, чтобы не наступить на текст. Заново зажег светильник, и еще один, под потолком. Вернулся к столу. Взял бумагу, обмакнул в чернильницу перо, готовый сперва переписать сообщение, а потом уже разбираться.
"Высокочтимый наследственный маг Хорт зи Табор! Закрытый Клуб Кары сообщает вам, что на последнем розыгрыше одноразовых заклинаний на ваше имя выпал выигрыш. Вы получили право на однократное использование Корневого Заклинания Кары... Для получения приза вам надлежит прибыть в правление Клуба не позже первого сентября. С собой иметь членский билет с отметкой об уплате взносов.
Поздравляем!
Счетная комиссия"
* * *
"...Вы собрались в Северную Столицу впервые за последние десять лет, а может быть, впервые в жизни. Вы в растерянности: как подготовиться к поездке, что положить в дорожный сундук, как вести себя, чтобы не показаться дремучим провинциалом?
Успокойтесь. Северную Столицу ежедневно посещают сотни приезжих магов, у всех у них возникают схожие проблемы, и почти все их успешно решают. Прислушайтесь к нашим рекомендациям - и ничего не бойтесь!
Во-первых, документы. Если вы член какого-либо магического клуба - возьмите с собой членский билет. Если вы назначенный маг - возьмите свидетельство о вашем назначении и присвоении магической степени. Если вы наследственный маг - возьмите любую игральную карту и на лицевой стороне ее напишите кровью собственное имя (красные чернила тоже подойдут, все равно для вас, наследственный, любой документ - пустая формальность).
Если на улицах города вас попросят предъявить документы - ни в коем случае не тушуйтесь и не смущайтесь, а также не оскорбляйтесь и не злитесь. Не надо изрыгать пламя или обращать стражников в свиней - люди на службе, против вас они ничего не имеют и, изучив ваши документы, скорее всего вежливо пожелают сам удачи во всех начинаниях. Если же вы станете чинить им препятствия, они, конечно, не сумеют удержать вас, однако в тот же день вам придется в спешке покидать Северную Столицу, чтобы не встретиться лицом к лицу с королевскими магами на службе порядка. Чем мощнее власть, тем более мощные маги ей служат, а власть короля Ибрина в столице все еще считается очень крепкой...
(Если вы консерватор и всякую службу считаете унизительной для мага - просто примите к сведению, что в наши дни не все придерживаются традиционной точки зрения).
Вернемся к нашим сборам. Документы готовы; позаботьтесь об одежде. Не стоит тащить с собой в столицу весь свой гардероб, однако кое-какие необходимые вещи просто обязаны найти место в вашем сундучке.
Непременно возьмите два черных плаща до пят: один бархатный - для торжественных случаев, другой кожаный - на случай непогоды. Накладные серебряные (золотые) звезды для плаща и для шляпы (если вы захотите вступить в клуб, без серебряных звезд вам не сделать и шага). Побольше непротирающихся штанов и заговоренных от пота белых рубашек; теплое белье и пижама с начесом - в Столице постоянно дуют сырые ветра, а в гостиницах не утихают сквозняки... Впрочем, если вы путешествуете летом, белье надо брать тонкое, а шляпу - светлую, с широкими полями.
Заранее закажите по почте карту Столицы. Выучите названия центральных улиц и основных площадей, а также их расположение; заранее прикиньте, в какой гостинице вам хотелось бы остановиться. Запомните: нет ничего более жалкого, чем маг, беспомощно вертящий головой посреди перекрестка.
Захватите с собой так много денег, как только можете. Северная Столица не любит бедняков".
* * *
В клуб Кары лет двадцать назад вступил мой отец. Какая-то была невнятная история; незлобивый и в общем-то смирный, батюшка вдруг страшно захотел воспользоваться заклинанием Кары, и не каким-нибудь производным, а именно Корневым. Подозреваю, это как-то было связано с плохим настроением матери; подозреваю, что отец ревновал, и точно знаю, что ревновал совершенно напрасно. Тем не менее вступительный взнос - немалый! - был заплачен, и отец не стал выходить из клуба, когда его темные страсти угомонились. Наоборот - в разговоре со знакомыми стоило помянуть, что "на последнем розыгрыше в клубе Кары...", как все лица принимали преувеличенно внимательное выражение.
Потом оказалось, что проще укусить свой локоть, чем реально выиграть Заклинание. Отец с горечью говорил, что учредители клуба - мошенники, что они обирают рядовых членов, что Заклинание Кары - как вязанка с сеном под носом глупого осла: он тянется, идет, а вязанка удаляется... Тем не менее уже уплаченных денег было жалко. Отец перестал бывать на розыгрышах, но взносы продолжал платить; после его смерти я унаследовал членский билет и тоже заплатил, помню, за несколько лет...
Милосердная сова, а за сколько же лет у меня не плачено?! Предстоят траты, да какие!..
Я забивал себе голову всякой ерундой, рылся в сундуках, пытаясь отыскать парадный костюм, черный с золотом плащ и подобающую случаю шляпу. Я ходил по дому с бессмысленной улыбкой, а внутри меня все натягивалась и натягивалась сладкая струна.
Заклинание Кары!..
Я понятия не имел, кого и за что собираюсь карать. Но Корневое заклинание! То самое, обладание которым - пусть временное! - дарит настоящее всемогущество. Я, провинциальный маг, - все-мо-гу...
Наконец, струна натянулась до предела. Бросив сундуки раскрытыми и вещи разбросанными, я вышел на крыльцо и потянул носом воздух.
Светало. Слишком поздний час для настоящих похождений - но я знал, что не дотерплю до вечера.
Я огляделся. Быстрое привычное заклинание, земля кинулась ко мне навстречу, я удобно опустился на четыре лапы и повертел, осваиваясь, хвостом.
Скользнул в дыру в заборе.
Черным ручейком сбежал с горы - туда, где еще спала в предрассветной мути ближайшая деревня.
Да, засуха. Пробираясь огородами, я заметил, как пожухла ботва.
В курятнике было тихо. Прежние дыры в стенках были тщательно заделаны; это вы зря, мужички. Не бывает курятников совсем без дыр...
Через минуту мой рот уже был залит кровью и залеплен перьями. Глупые куры не успевали проснуться; прежде чем забрехала первая собака, я перегрыз с полдесятка глоток. Пьяный от счастья, волоча за собой тушку молоденького петушка, я сунулся обратно в дыру; добычу пришлось тут же бросить. Поражаясь глупости собак, я скользнул в жухлые заросли за сараем, и сделал крюк, и подобрался к селу снова - с другого конца. И все повторилось; я ушел только тогда, когда запахло дымом, собаки одурели и тонкий голос, почти девчоночий, запричитал с подвываниями на все село:
- Хорек! Ой, люди, опять хорек!
Через поле я взбежал на горку, к себе. Долго терся боком о порог; потом поднялся на две ноги, и, пошатываясь, совершенно счастливый, побрел в спальню.
Поднималось солнце.
* * *
Они явились, наверное, всем селом. Хмурые. Испуганные. Злые. С дохлыми курами наперевес; кур было, как мне показалось, штук пятьдесят.
Затопили собой все пространство перед воротами; за калитку прошла делегация во главе с комиссаром, назначенным магом третьей степени (на самом деле четвертой).
Никто ничего не говорил. Все смотрели на меня. Тяжело. Укоризненно. То на меня, то на перышки, невесть как прилипшие к моему крыльцу. Рыженькие и беленькие перышки в бурых пятнышках.
Хорошо, что я успел, поднявшись с кровати, умыться. Очистить от запекшейся крови свой бесстыдно улыбающийся рот.
Вот и теперь - они глядят на меня с яростью и отчаянием, а я едва сдерживаюсь, чтобы ухмыльнуться.
Смотрю на них. Смотрю на чистое, без единого облачка, небо.
- Ну, что глядите?
Молчание.
Я морщусь с фальшивой неохотой:
- Ступайте по домам. Помните мою доброту... Сделаю.
Они молчат, не верят.
- Сделаю! - кричу я магу третьей степени, на самом деле четвертой. - Сделаю, так и быть! Век будете помнить милость Хорта зи Табора!
Разворачиваюсь и иду в дом.
А через полчаса на растрескавшуюся землю падает дождь.
Миллион лет назад (начало цитаты).
* * *
Свободных квартир было много, бабушки с картонными плакатами прямо-таки кидались на новоприбывших, обещая им все удобства за смешную плату; Стас оставил Юлю с Аликом на лавочке в окружении чемоданов, а сам пошел выбирать квартиру, и выбрал часа через три. Вернулся довольный и деловитый, в сопровождении энергичной тетки-маклерши; маклерша рвалась помогать, попыталась отобрать у Алика его рюкзачок - но сын отстоял свое право мужчины таскать тяжести, и тогда маклерша подхватила полиэтиленовый кулек с кружками, кипятильником и остатками дорожной еды.
Топали минут пятнадцать.
Узкая улочка серпантином вилась в гору - в полдень солнце затопило ее всю, и маленькие тени под заборами полностью оккупировались отдыхающими собаками. Рядом была почта, и совсем рядом - пять минут крутого спуска - обнаружился вход в парк.
Квартирка, похоже, много лет стояла без хозяина. Тем лучше, сказала тетка-маклерша. Не станут докучать хозяева, проситься на кухню борщ сварить, проситься в ванну душ принять... Хотя какой здесь душ. Воду в чайнике греешь - и в лейку; впрочем, зачем вам душ, вы вроде на море приехали?
В самом-то деле...
Алику, кажется, понравилось. Он тут же познакомился с соседскими мальчишками, и уже спустя полчаса Юля могла видеть, как ее сын скатывается с крутого склона на чьем-то самокате - с подшипниками вместо колес. Плодовые деревья, растущие в соседнем дворе, оказались семилетнему мальчику по колено - вот какой крутая была улица; совсем рядом - кажется, только протяни руку - подмигивали с веток абрикосы, сливы, яблоки.
Юля отошла от окна, постояла над раскрытым чемоданом. Квартирка не нравилась - здесь пахло не то кладовкой, не то скверной гостиницей; даже чистая постель, будучи извлечена из постельной тумбы, показалась очень уж чужой.
- Где бы ты хотела поужинать? - спросил Стас.
Она не знала. Она вообще не хотела ужинать. Она так устала - длинная дорога, жара, ожидание - что с удовольствием упала бы на койку и закрыла глаза хоть на час...
- Давай устроим праздничный ужин, - сказал Стас. - Отыщем ресторан поприличнее...
Она через силу улыбнулась.
Стас был спокоен и уверен в себе. Он свой долг выполнил - городок за окнами, квартира - вот она, и даже не очень дорого. Хозяина мы не увидим три недели, кастрюли на плите, чайник электрический, окна выходят на восток, и, если хорошенько высунуться, можно даже увидеть краешек моря.
- Устала?
За окном вопили мальчишки. Кто-то уже ревел - не Алик, слава Богу, не Алик; Юля рванулась к окну, но Стас удержал ее:
- Сами разберутся...
Поймал ее за руку. Притянул к себе; от Стаса пахло домом. Блаженствуя в этом запахе, Юля прижалась лицом к твердому, надежному, обтянутому чистой футболкой плечу. Усталость осела, как подтаявший снеговик.
- Позови мелкого... Его тоже надо переодеть...
- Алик! - Юле неудобно было кричать на всю улицу, поэтому крик вышел ни туда не сюда - не нахальный, но и не деликатный. - Ужинать идем!
Они нашли кафе - обыкновенное, каких много. Из динамика лился паточный попсовый поток - "люблю-не люблю, любишь-не любишь"; в маленьком фонтане зачем-то мокли пластмассовые цветы. Юля тут же и навсегда забыла, что они ели и какое вино пили - из-за усталости весь ужин казался ей смазанным, будто небрежный отпечаток пальца на мутном стекле...
Только в парке - после ужина они отправились прогуляться - она пришла наконец в себя. Только в парке смогла наконец обрадоваться; на вечернем небе темнели глыбы магнолий, лежало под звездами неподвижное озеро, по которому парой призраков скользили молчаливые лебеди. В железной клетке содержалось несчастное дерево араукария; фонари не горели, но страха не было. По темным аллеям бродили счастливые, иногда подвыпившие люди с фонариками, и перед каждой компанией гуляющих ползло по земле белое пятно света...
В темноте Алик нашел светлячка. Долго любовался теплым огоньком на ладони, рассуждал, как возьмет светлячка с собой, в город, и покажет в школе ребятам; потом, желая рассмотреть букашку получше, навел на нее луч своего фонаря - и после секундного замешательства поспешил отнести светлячка в кусты. Еще и руку долго вытирал о штаны; Юля смеялась. Надо же, такой милый огонек в темноте - и такая противная таракашка при свете...
Потом они вернулись в съемную квартирку, уложили Алика и долго стояли на балконе, слушая отдаленный шум моря, положив головы друг другу на плечи, как лошади.
* * *
Юля провела пальцем по бороздке ключа - он здесь вставлялся в замок по-странному, вверх ногами - и с третьей попытки отперла лысую, не обитую дерматином дверь.
Они отправились на пляж - а защитный крем забыли. И вспомнив об этом, Юля метнулась обратно, оставив Стаса и Алика медленно спускаться по крутой каменистой лестнице...
После свежего воздуха запах маленькой квартирки снова неприятно поразил ее.
Она нашла крем - на самом дне чемодана, как нарочно.
На секунду задержалась, чтобы глянуть на себя в зеркало. Такая примета - если приходится возвращаться, посмотри на свое отражение, и неудача минует тебя...
Не понравилась себе. Озабоченное (вроде бы отдыхать приехали?) бледное лицо под козырьком дешевой пляжной кепки. Зеркало в прихожей тоже было своеобразное - тусклое, овальное, в древней латунной рамочке.
Юля усмехнулась через силу. Вот еще, зеркало ей не нравится... Они приехали в самый лучший на земле уголок, они живут рядом с морем - а ей не нравится зеркало!
И, с третьей попытки заперев дверь, она ринулась догонять Стаса и Алика, а те ушли уже достаточно далеко, и запыхавшейся Юле не раз и не два приходилось спрашивать у загорелых прохожих дорогу к городскому пляжу...
У входа на пляж сидел, торгуя тремя лакированными шишками, чинный старичок в белой панаме.
Пляж оказался маленьким, людным, не очень чистым, в неудобной крупной гальке; Алик, хромая, добрался до воды, плюхнулся - и с воплем вылетел на берег: сразу же за линией прибоя сизым фронтом стояли медузы.
Юля кое-как нашла свободное местечко, расстелила подстилку, но основание пляжного зонтика никак не желало втыкаться в камни - с таким же успехом можно было бы долбить асфальт. Молча подошел Стас; налег, округляя мышцы - стальная ножка со страшным скрежетом провалилась вниз и утвердилась в камнях. До первого порыва ветра, как показалось Юле.
Так же молча она раскрыла зонт. Маленькая тень в форме эллипса накрыла подстилку; Юля села, подобрав колени к подбородку, а рядом уселся Стас.
- Ну, что ты хмуришься? - спросил устало. - Что тебе не нравится?
- Медузы, - со вздохом призналась Юля.
- Ничего, не последний же день... Завтра они уйдут.
Сказал уверенно, так, будто сам обладал властью насылать и отзывать медузью армию. Вытряхнул из пляжной сумки матрас. Уселся надувать его; глядя, как округляются дряблые зеленые бока, Юля вдруг успокоилась. Все бытовые неурядицы, людный пляж, сиреневые студенистые тела - мелочи, совершеннейшие мелочи в сравнении с летом, с морем, с отпуском, которого ждали целый год, до которого считали дни...
Сидя под линялым зонтом, Юла смотрела, как Стас высаживает Алика на матрас у самого берега. Как Алик подбирает ноги, опасаясь медуз; как Стас мужественно входит в воду по пояс, по грудь, отталкивается и плывет в медузьем бульоне, Алик ежится на матрасе и взволнованно вопит... И вот уже фронт прорван, матрас покачивается на чистых волнах, Стас плавает вокруг с видом голодной пираньи, Алик вопит теперь уже восторженно и сигает с матраса в воду, а толстая тетка на подстилке по соседству мрачно косится на Юлю. Как можно ребенка отпускать на глубокое, да еще с отцом, читается в ее неодобрительном взгляде; Стас машет Юле рукой, Алик, отфыркиваясь, машет тоже, Юля машет в ответ...
Медузы ушли спустя два дня - просто потому, что море вдруг остыло до плюс двенадцати градусов.
В одночасье появилось много времени - потому что сидеть на пляже, не купаясь, Стас категорически отказался, и Алик поддержал его, да и Юле торчать под зонтом порядком надоело - и вот, перекусив очередными сосисками в очередной забегаловке, они пошли исследовать парк.
Старушка с красной повязкой на рукаве сидела под необъятным платаном - следила за порядком, торговала все неизменными лакированными шишками. Циркулировали, как вода, экскурсанты; когда очередная волна их откатывалась к автобусам, можно было спокойно побродить по аллеям, полянам, тенистым или солнечным дорожкам.
Одинокий лебедь шипел на собаку - собака зачем-то огибала озеро, лебедь преследовал ее, вытянув шею, и шипел, как кот.
Мальчишки шестом вылавливали монетки из черной и прозрачной, как серебряное зеркало, воды. На одном конце шеста крепился магнит, на другом - комочек жвачки; денежки, неподвластные магниту, ловили на жвачку или вытаскивали сачком. Алик наблюдал зачарованно - но ему "порыбачить" не позволили. Да тут еще тетка-экскурсовод закричала с противоположного берега, заругалась, возмущенная хулиганской мальчишечьей деятельностью...
Стас без конца фотографировал - Алика с лебедем, Юлю с двумя лебедями, Алика под платаном, Алика под водопадом, Юлю над водопадом, на фоне гор, на фоне дворца, еще на каком-то фоне; иногда Юля принимала из его рук фотоаппарат, он был теплый. Она ловила в видоискатель оба улыбающиеся лица - мужа и сына - и всякий раз заново удивлялась их сходству. Алик был уменьшенной копией Стаса...
Куда забавнее, чем щелкать фотоаппаратом, было наблюдать, как снимают другие. Как выставляют детей на фоне водопада, выдвигают им вперед то правую, то левую ногу, репетируют улыбку, бранятся в случае неудачи и начинают все сначала, а ко всему привычные малыши выдерживают "фотосессию" со скучающими взорами, не забывая по команде воссоздать на лице "киношный" белозубый оскал...
Забавно.
В парке было по-настоящему хорошо. Легко на душе; наверное, люди, сто лет назад выбиравшие место для каждого камня и каждого дерева, находились под властью вдохновения. Наверное, праздные курортники, которых каждый день привозили сюда высоченные чадящие автобусы, каким-то образом чуяли это и входили со счастливым парком в своеобразный резонанс...
- Женщина! Уйдите в сторону, пожалуйста!
Юля вздрогнула. Сказано было не ей - но в голосе было столько раздражения, что даже те экскурсанты, к которым никак не могло относиться слово "женщина", завертели головами.
Толстошеий, в белых шортах бычок фотографировал свою подругу - как водится, по стойке "смирно" напротив клумбы. В кадр попала какая-то случайная дама - ее и погнали, причем слово "пожалуйста" никак не могло скрасить бесцеремонную наглость приказа.
- Пожалуйста, - процедила женщина сквозь зубы и медленно, брезгливо отошла.
- Еще шипит, - пробормотал фотограф. - Ходят тут всякие Маньки с пивзавода...
- Что?!
- Ну, или с майонезной фабрики, откуда ты там приехала...
Фотографируемая подруга хихикнула.
Юля поразилась. Магнолии, небо и море внизу, лилии в бассейне, самшитовые кусты - все это настолько не сочеталось с привычным хамством чудища в белых шортах, как если бы в подтянутом симфоническом оркестре обнаружился бы пьяный, синий, в мокрых штанах музыкант.
Незнакомая женщина тоже поразилась. И - не сумела отнеслись к словам так, как они того заслуживали; она покраснела - волной; кажется, на глазах у нее даже выступили слезы.
Стас шагнул вперед. Юля не успела испугаться - Стас что-то сказал Белым Шортам, те ответили отборной руганью, фотографируемая подруга радостно засмеялась на фоне куста. Стас еще что-то сказал - круглая голова, принадлежащая Белым Шортам, вдруг налилась кровью, Юле показалось, что еще мгновение - и этот ясный день омрачится, кроме хамства, еще и мордобитием...
Но обошлось. Сделали свое дело ледяное спокойствие Стаса и его железобетонная уверенность - без единой толики лишних эмоций, без горячности либо агрессии. Наверное, в этот момент он более чем всегда был хирургом, хирургом до мозга костей.
Белые Шорты еще долго бранились и брызгали слюной, а Юля, мертвой хваткой вцепившись в Стаса и в притихшего Алика, гордо вышагивала по аллее вниз. На них поглядывали скорее заинтересованно, чем одобрительно; вокруг Белых Шорт и его подруги образовалось пустое пространство - карантин.
И уже у калитки их догнала та самая незнакомая женщина.
(конец цитаты)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Занимательная геральдика: ГЛИНЯНЫЙ БОЛВАН НА ЧЕРНОМ ПОЛЕ
* * *
Я не был в клубе лет пять, не меньше. И примерно столько же не был в городе; суета всегда действовала на меня угнетающе. Вот и теперь - сразу же за городскими воротами у меня начала болеть голова.
Клуб помещался в самом центре, чуть выше рыночной площади, напротив дворца для публичных увеселений. Клуб располагался в старинном здании, до невозможности пышном; вход украшали два бронзовых грифона - и если один возлежал, уронив голову на когтистую лапу, то второй развернул крылья и разинул рот, готовясь атаковать.
Ступени крыльца были пологие, розового мрамора. Дверь согласилась открыться только после значительного усилия; я шагнул внутрь - справа обнаружилось зеркало, на секунду я увидел свое отражение. Черный плащ до щиколоток, черная шляпа, расшитая звездами - все в соответствии с протоколом. Разные глаза - правый синий, левый желтый. Вторичный признак наследственного мага проявился в моем случае очень уж ярко - у отца, например, оба глаза были голубые, разница состояла в оттенке.
- Как здоровье вашей совы?
Старичок был сед, как зрелый одуванчик. Правый глаз карий, левый - карий с прозеленью; оба глядели с профессиональной доброжелательностью:
- Молодой господин - член клуба или только желает вступить?
Я снял с шеи кожаную сумку для документов. Извлек членский билет, поводил перед носом старичка:
- Сова чувствует себя хорошо. Мое имя Хорт зи Табор, я хотел...
- Как время-то идет, - сказал старичок, и оба его глаза заволокло легкой дымкой. - Я, милостивый государь, помню, как радовался ваш батюшка вашему благополучному появлению на свет... А ваша бедная матушка! После стольких потерь, в столь зрелом возрасте - наконец-то благополучные роды...
Я нахмурился. Не люблю, когда посторонние оказываются посвященными в интимные тайны нашей семьи. Тем более не люблю, когда об этих тайнах болтают.
- Сколько вам? - спросил старичок с обезоруживающей улыбкой. - Двадцать пять?
- Позвольте мне пройти в правление, - сказал я ледяным тоном.
На полированной стойке гардероба застывшей лужицей лежал птичий помет. Судя по экскрементам, здоровье оставившей их совы было в полном порядке.
* * *
Последний раз я платил взнос двадцать пять месяцев назад; теперь мой долг улегся золотой горкой на черном бархате стола. Господин председатель правления кивнул господину кассиру - мои денежки переместились со стола в мешочек, а затем в сейф.
- Итак, господин зи Табор, вы получаете в полное распоряжение Корневое Заклинание - с условием, что оно будет реализовано в течение шести месяцев. Если по истечении этого срока вы не воспользуетесь своим правом - оно, то есть право, у вас изымается, и в качестве штрафа вы теряете возможность участвовать в следующем розыгрыше.
На плече у председателя правления топталась пожилая, видавшая виды сова. Приоткрыла один глаз, окатила меня желтизной сонного, презрительного взгляда - и зажмурилась опять.
- Заклинание требует значительного усилия, использование его имеет ограничение по степени... впрочем, вам, господин зи Табор, как внестепенному наследственному, эта часть инструктажа не понадобится. Распишитесь - и получите муляж...
Председатель наклонился, открывая ящик стола; сове пришлось полуоткрыть крылья, чтобы удержаться на его плече.
На черный бархат легла грубо слепленная глиняная статуэтка - непропорциональная человеческая фигурка. Продолговатая голова была такого же размера, как все остальное туловище; колени и локти уродца были чуть согнуты, спина - прямая.
Я вздрогнул - такой силой веяло от этой неприглядной, в общем-то, вещицы.
- Муляж одноразовый, для инициации заклинания необходимо разрушить его целостность, то есть отломить голову. Караемый может быть только один, караемый должен находиться в пределах прямой видимости, Кара осуществляется один раз, при непосредственном прикосновении к затылку муляжа включается режим обвинения - то есть вы должны связно, желательно вслух, назвать вину, за которой последует Кара. Внимание! Названная вина должна в точности соответствовать действительной провинности, в случае ложного обвинения заклинание обращается против карающего! Карая, вы совершенно точно должны быть уверены, что названное злодеяние совершил именно караемый субъект! Иначе - ужасная смерть!
Председатель патетически возвысил голос - так, что сова на его плече снова приоткрыла один глаз.
- С того момента, как подпись обладателя Кары появляется соответствующей ведомости, - председатель нежно погладил страницу толстой магической книги, - и в течение шести месяцев, либо до момента нарушения целостности муляжа, правом на совершение Кары обладает обладатель и только он. Если постороннее лицо нарушит целостность муляжа - магического акта не произойдет, постороннее лицо погибнет, а обладатель утратит свое право на Кару. Внимание! После начала процедуры Кары - то есть с момента, когда муляж окажется непосредственно в руках карающего - карающий находится в режиме пониженной уязвимости. Это означает, что всякое вредоносное воздействие на него будет затруднено, а сама попытка такого воздействия сопряжена с угрозой жизни нападающего, - председатель задумался, будто пытаясь вникнуть в смысл только что сказанных слов.
- Вина должна быть соразмерна предполагаемой Каре? - хрипло спросил я.
Председатель помолчал. Позволил себе улыбнуться:
- Ну что вы, любезный зи Табор. В практике этого заклинания был случай, когда человека покарали насмерть за пролитый кофе... То есть покаранный действительно его пролил, вы понимаете?
Сова на его плече издала сдавленное "хи-хи". Мне сделалось неприятно.
- ...И было, к сожалению, несколько случаев, когда весьма неглупые люди становились жертвой собственного заблуждения. Один ревнивец вздумал покарать предполагаемого любовника жены... но фатально ошибся. Между тем человеком и его женой действительно был сговор, поскольку жена курила трубку тайком от мужа, а тот человек поставлял ей табак... Если бы обладатель Кары произнес бы в приговоре - "за табак", караемый бы умер. А так - умер карающий... А другие случаи такого рода... А... - председатель огорченно махнул рукой.
- Можно ли покарать мага? - спросил я с бьющимся сердцем. - Какой степени?
- Любой, - проникновенно сообщил председатель. - Это же Корневое заклинание, вы должны понимать...
- Члены клуба Кары не могут быть подвергнуты заклинанию, - сказал кассир. С некоторой, как мне показалось, поспешностью; сова господина председателя неодобрительно на него покосилась.
Некоторое время я раздумывал, не покажется ли наглостью мой следующий вопрос, и, так и не додумав, спросил:
- Члены клуба не могут быть покараны по определению? Заклинание не сработает?
- Это Корневое заклинание, - со вздохом повторил председатель. - Но если вы примените его против члена клуба Кары - вы должны быть готовы к, э-э-э, санкциям... Очень серьезным, по магической части. Вы понимаете?
- Понял, - я коротко наклонил голову.
- Официальную часть инструктажа можно считать законченной, - сказал председатель, как мне показалось, с облегчением. - Теперь, согласно традиции...
Из того же сейфа, куда уплыли мои взносы за два с лишним года, были извлечены три бокала и пузатая бутылка.
- Ну что ж, господа... Для кого-то власть - игрушка, для кого-то - смысл жизни, для кого-то смертельный яд... Мы, маги, играем с властью, как играют с огнем. Выпьем же за то, чтобы наш молодой друг Хорт зи Табор получил от своего выигрыша пользу и удовольствие!
Они осушили свои бокалы. Я, маясь неловкостью, едва пригубил.
- Я не пью спиртного, - объяснил я в ответ на их вопросительные взгляды. - Последствия... тяжелой болезни.
* * *
ВОПРОС: С помощью чего осуществляются магические воздействия?
ОТВЕТ: С помощью заклинаний.
ВОПРОС: Каким образом осуществляются заклинания?
ОТВЕТ: Вербально либо интуитивно.
ВОПРОС: Каким образом распространяются заклинания?
ОТВЕТ: В среде назначенных магов общепринятые заклинания распространяются без ограничений посредством личных встреч либо через специальную литературу. Редкие и экзотические заклинания продаются либо даются в аренду (если при них имеется материальный носитель).
ВОПРОС: Что такое материальный носитель заклинания?
ОТВЕТ: Это предмет, в котором заклинание воплощено.
ВОПРОС: Всякое ли заклинание требует материального носителя?
ОТВЕТ: Нет, не всякое. Постоянного материального носителя требуют только Корневые заклинания.
ВОПРОС: Что такое Корневые заклинания?
ОТВЕТ: Это заклинания абсолютной силы, происходящие от корня всех вещей.
ВОПРОС: Какие ограничения для магических воздействий вы знаете?
ОТВЕТ: Абсолютно закрытой для магических воздействий остается область медицины (кроме ветеринарии). Для высших магических воздействий существуют ограничения по степени мага, по актуальному запасу магических сил, а также по количеству объектов воздействия.
ВОПРОС: Каково максимальное количество объектов воздействия для мага первой степени?
ОТВЕТ: Сорок объектов плюс-минус два.
* * *
- Можно поздравить вас, любезный Хорт?
Старичок-одуванчик стоял у гардеробной стойки - не загораживая проход, но и не оставляя дорогу свободной. Двусмысленно как-то стоял.
Я снова увидел свое отражение в зеркале - рот до ушей, правый глаз сияет синим, левый - желтым, и требуется немедленно пожевать хины, дабы стереть с лица столь простодушное выражение счастья.
- Поздравляю, - с чувством сказал старичок. - На правах давнего знакомца вашей семьи... хотите совет?
Я неопределенно пожал плечами.
- Учтите, Хорт: Корневое Заклинание, даже одноразовое, всегда откладывает отпечаток на всю последующую жизнь... а какой именно отпечаток - зависит от того, как вы используете Кару.
Я нетерпеливо кивнул:
- Да, да...
- И от всего-то вы отмахиваетесь, - мило улыбнулся старичок. - Самоуверенная молодость... но на всякий случай знайте: чем справедливее будет ваша Кара, чем могущественнее покаранный и чем больше злодейств у него за плечами - тем больше возможностей откроется перед вами. Из внестепенного мага вы можете стать великим... можете, да. Если покараете - справедливо! - самого страшного, самого мерзкого, самого вредного людям злодея. Вот так, - он улыбнулся снова. - А теперь - ступайте... Вам ведь надо еще найти подходящую гостиницу?
Я помедлил:
- Прошу прощения... Эта, гм, связь между Карой и... на инструктаже мне ничего подобного не говорили... это... правда?
Старичок улыбнулся в третий раз, веселые морщинки расползлись по лицу солнечными лучиками:
- Что вы, Хорт... Это такая сплетня. Легенда, так сказать.
...Уличный шум, солнечный свет, грохот колес, жара и пыль, галдящие голоса, все это - воздух, свет и грохот - упало на меня, как падает оборвавшаяся тюлевая штора. Я стоял на крыльце Клуба, между бронзовыми грифонами, и дышал часто и глубоко, до головокружения.
Я стоял на пороге мира.
Я. Всемогущий. Способный покарать самого страшного в мире злодея, мага, короля, да кого угодно. Я, властелин. Я...
Только не торопиться. Только как следует выбрать. Насладиться властью и не ошибиться в выборе - уж это я сумею. Я - сумею. Я...
Бронзовые грифоны косились на меня - ободряюще, но чуть снисходительно.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
