|
* * *
"Сим довожу до сведения его светлости Князя Круглоклыкского, что пятьдесят второго дня триста сезона триста пятнадцатого от воздвижения Империи незнатный горни Тырк, состоящий в цехе ювелиров острова Круглый Клык, получил сто реалов одной купюрой в уплату за ожерелье о пяти синих и пяти белых камнях, причем платеж сей был произведен неким поддонком, обывателем того же Круглого Клыка. Спустя час пятнадцать минут после свершения сделки ювелир, желая совершить некоторые мелкие выплаты, снес купюру на обмен в Денежный Дом. Служащий Дома, незнатный горни Ребрик, ввиду большого опыта заподозрив неладное, поспешил предъявить купюру на проверку господину Императорскому магу Круглоклыкскому. Господин Императорский маг письменно засвидетельствовал, что купюра в сто реалов - фальшивая, изготовлена с отменным искусством и на простой глаз неотличима от настоящей, а стало быть, представляет угрозу для всех честных торговцев Круглого Клыка и подрывает благополучие Империи, о чем он, господин Императорский маг, поспешил уведомить лично Императорского главного казначея. Будучи поднята по тревоге, сыскная служба вашей светлости провела дознание и скоро выяснила имя молодого поддонка, купившего ожерелье. Оказалось, что некоторое время назад он был задержан по делу о разбое, но поручительством отца и общины освобожден. Ввиду особой важности дела прошу ваше сиятельство поучаствовать в нем лично.
С нижайшим почтением - судья и дознаватель Верон-Беломидий (Слизняк)".
* * *
- Я велю позвать палача, - чиновник потер ладони, - и тогда ты заговоришь по другому, щенок! Кто дал тебе деньги?
- Я нашел их в море, - повторил Варан, глядя прямо перед собой. - Я вожу посетителей: на змейсах:
- Кого ты куда водишь, мы знаем! Кто дал тебе деньги? У тебя есть последний шанс избежать дыбы. Кто?
- У меня есть свидетель, - сказал Варан, с трудом проталкивая слова сквозь сухое горло. - Молодая: дама, вчера она каталась на: она бросила монету, я нырнул:
- Монету в сто реалов?
- Нет: Монету в треть реала: я нырнул и увидел, что деньги плывут:
Чиновник желчно рассмеялся:
- Деньги плывут, ну ты посмотри на него! Хватит, мне надоело это слушать, Васко, беги за Шкуродером:
- Там есть клады, - упрямо продолжал Варан. - Я подумал, что водой размыло чей-то тайник:
- Ага, чужой тайник! И ты никому не показал, никого ни о чем не спросил, побежал покупать побрякушку?
- Да, - Варан чувствовал, что тонет, что поверхность воды отдаляется, а грудь уже рвется изнутри. - Я давно хотел: ожерелье. Я хотел его подарить невесте. У меня есть невеста:
- Как зовут молодую даму? - спросил человек, сидящий в углу за простым каменным столом. - Ту, что видела, как ты нашел деньги?
Варан наморщил лоб:
- Я: не знаю. Хозяин, спросите у хозяина, он знает: он поможет ее найти:
- Мы тратим время, Слизняк, - пробормотал чиновник, прикрывая ладонью воспаленные, лихорадочно блестящие глаза.
Тот, кого звали Слизняком, пожал плечами. Тяжело поднялся, удалился в темный сводчатый коридор; в глубине коридора мерцали бледно-голубые огни. Варану вспомнились камни на бархатке - пять белых, пять синих:
За спиной скрипнула дверь. Варан обернулся; сзади, очень близко, стоял старик с волосами такими длинными, что они доходили ему до плеч. Варан сроду не видел, чтобы мужчины носили столь бесконечные волосы. Шкуродер, содрогнулся Варан. В ту же минуту стражники вытянулись по стойке "смирно", а чиновник поспешно поднялся из-за деревянного стола:
- Ваше сиятельство:
Длинноволосый махнул рукой. Описал по залу широкий круг, остановился, помахал под носом у чиновника знакомой радужной бумажкой:
- За полреала! За полреала умельцам голову снимали. Нарисуют радугу на бумажке, обольют воском: Ночью на базаре всучивают простакам: А днем, если не слепой - видно же, что подделка: А эту я не различил бы! И сейчас в руках держу - не верится: Сядь, Суслик:
И, будто не в силах устоять на месте, его сиятельство князь Круглоклыкский описал по залу еще два стремительных круга.
Варан видел князя раз или два, да и то издали; тогда на князе был парадный головной убор и высокий, расшитый золотом воротник. И уж конечно, Варан не надеялся - да и не желал никогда - видеть князя так близко.
Сто реалов лежали на столе, источая радужное сияние. Варан сидел, боясь пошевелиться. Князь, кажется, вовсе его не замечал:
- Завтра поползут слухи: Купцы откажутся принимать купюры в сто реалов. Начнется беспокойство, паника: Мошенники, явившиеся к нам со всех сторон света, не преминут этим воспользоваться: Сегодня в казне нет ни одной фальшивой купюры - а что будет завтра? Завтра Денежный Дом рухнет, мои милые, его снесут толпы меняльщиков:
Он вдруг обернулся к Варану и уставился на него в упор, и стало ясно, что показное равнодушие князя к Варановой персоне - не более чем игра. Его сиятельство прекрасно знал, кто виноват во всех бедах Круглого Клыка; длинные седые волосы, казалось, готовы были встать дыбом:
- Кто дал тебе сотку?
- Я нашел ее в море!
- Во-от, - князь снова отвернулся, как будто потеряв к Варану интерес. - А ведь наш господин маг уже дал знать своим, в столицу: Императорской казне одной вот этой головы, - он махнул рукой по направлению к Варану, - будет мало. Оно захочет вашу голову, дознаватель Суслик. И голову главного судьи Беломидия: Кстати, где Слизняк?
Варан окончательно потерял интерес к происходящему.
Его голову списали в расход; его шкуре вынесли приговор. Он никогда не увидит сплошных облаков, подсвеченных солнцем сверху, никогда не увидит Нилу: Никогда не нырнет в теплое море. Никогда не сосчитает звезд.
И сделалось равнодушно.
* * *
Его не стали казнить сразу. И даже допрашивать больше не стали. Отвели в крохотную комнату с циновкой из сухих водорослей; опустившись на колючую подстилку, Варан вспомнил "чердак" и Нилу, и от этого его равнодушие сменилось тоской.
Прошел день, а может быть, два - ведь солнца под землей не было, только тусклая масляная лампа. Варан лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал каждый поворот, каждый грот, каждый блик на потолке подводных пещер.
Кормили сносно. Хотя Варану есть все равно не хотелось.
На третий день - а может, на второй? - его снова отвели в судейскую пещеру, но не на оглашение приговора, а на встречу с юной аристократкой, в чьей комнате, если верить ее словам, круглый год цветут пять розовых кустов.
На этот раз аристократка выглядела куда менее уверенно. Ее сопровождал отец - кряжистый бородач в плаще с золотой отделкой на вороте и подоле.
- Я бросала ему монеты, - говорила девчонка, глядя в пол. - Он нырял. Я бросила шестинку, потом третушку. За третушкой он прыгнул, но все равно не поймал.
- Вы видели его руки, когда он вынырнул? - спросил дознаватель по прозвищу Слизняк.
Девчонка беспомощно оглянулась на отца:
- Он сказал, что не поймал. Не могу же я проверять:
- В руках у него что-то было?
- Я не видела.
- Ничего необычного в его поведении вы не заметили?
Девчонка чуть вздернула нос, в ее голосе прорезались прежние спесивые нотки:
- А я не знаю, какое поведение у поддонков обычное, а какое необычное: Я не смотрела на него. Делать мне нечего - разглядывать слуг.
- Я спрятал руки за змейсихой, - сказал Варан. - Я сразу подплыл к Кручине, и:
- Заткнись, - уронил Слизняк, и Варан замолчал.
- Ваша честь, - сказал отец девчонки, и голос у него оказался глубокий, как Тюремная Кишка. - Мне кажется, моя дочь достаточно помогла правосудию Круглого Клыка. Теперь позвольте нам продолжить отдых, который, впрочем, теперь безнадежно испорчен:
- Приношу свои извинения, - Слизняк слегка поклонился, - и не сомневаюсь, что князь Круглоклыкский щедро восполнит нанесенный вам ущерб: Вы можете быть свободны.
Стражник отступил от двери, открывая проход аристократу с дочкой. Уходя, девчонка на мгновение оглянулась, чтобы бросить на Варана заинтересованный взгляд - но отец взял ее за плечо и поволок прочь, дверь закрылась, и стражник встал на свое место.
- Месяц назад тебя взяли с разбойниками, - не глядя на Варана, сказал дознаватель Слизняк. - Их повесили, тебя отпустили. Почему?
- Потому что я не разбойник. Община Круглого Клыка за меня поручилась: Наоборот, я крикнул - "стража", и за это меня:
Слизняк поднял голову, и под взглядом его Варан замолчал.
- Община, - с легким презрением проговорил Слизняк. - Община и теперь за тебя горой. Три прошения подали князю: Честный поддонок, мол, не может предать своих, он чтит Императора и сезон, разбоем и подделкой промышляют пришлые: Все правильно. Если бы я делал фальшивые сотки - я бы первым делом пропускал бы их через руки таких вот честных поддонков, чтобы снять возможные подозрения: А деньги - это деньги. Это дерево, сушняк, надежная крыша в межсезонье: Так?
- Я нашел эту сотку в море, - сказал Варан безнадежно.
- Она там родилась? Вылупилась из икринки?
Варан молчал.
- Проще всего было бы повесить тебя сегодня, - сказал Слизняк, тяжело раздумывая. - Может быть, и для тебя же лучше: Но дело императорское. Уже не остановишь и ничего не изменишь. Свидетелей у тебя нет: Дурак, если ты действительно поймал сотку в море - почему не показал никому? Отцу? Матери? Той же невесте?
Варан молчал.
- Куда не кинь - ты виноват, - продолжал Слизняк. - Возможно, ты на службе у фальшивомонетчиков, они разбрасывают свои подарочки твоими руками, и руками таких, как ты, неприметных и вроде бы невинных: Хотя, надо признать, мальчишка с соткой в ювелирной лавке - это не такое уж заурядное событие: Может быть, ты должен был все-таки отдать ее отцу? Тебе поручали отдать ее отцу, не так ли?
- Мне не поручали:
- Но ты виноват. Если ты никому не служишь - ты виноват в том, что присвоил чужие деньги с легкостью: По закону Клыка найденная вещь считается принадлежащей бывшему владельцу до тех пор, пока не будет доказана его смерть, или отбытие за море, или отказ от вещи. Найденные же деньги, хозяин которых не объявился, считаются собственностью общины, если найдены внизу, и собственностью князя, если найдены наверху:
- Я нашел их в море. Не внизу. Не наверху.
Слизняк взглянул на Варана с интересом. Коротко вздохнул:
- Будь эти деньги настоящими: но они фальшивые. И теперь твою судьбу решаю не я: и даже не князь. Решать твою судьбу будет имперский маг, возможно, он настоит на том, чтобы отправить тебя на дознание в столицу: возможно, станет допрашивать сам. Помолись Императору, и призови на помощь всю свою удачливость, если она у тебя есть.
* * *
Лежа на сухих водорослях, Варан пытался вспомнить все, что он знал о магах.
Они сидят в подземелье за длинным столом. Они делают императорские деньги, печати, верительные грамоты. Под деревянными креслами, обвившись вокруг резных ножек, лежат спрятанные от глаз хвосты: А раз в семь лет хвост отпадает, как у ящерицы:
Неужели все эти семь лет маг не поднимается с кресла? Не спит? Не ходит в сортир?
Варан качал в полусне головой. Ну что за бред его занимает. Ясно же, что маги вовсе не ходят в сортир. И, наверное, не едят: Не спят с женщинами:
Откуда они берутся? Говорят, магами рождаются: Где рождаются? Почему?
Варан никогда не видел императорского мага на Круглом Клыке. Хотя много раз смотрел из-под ладони на башню - самое высокое место острова, каменный палец над княжеским дворцом. Предполагалось, что в башне живет волшебник, присланный лично Императором. Говорили, он очень стар и никогда не спускается вниз. Говорили, по ночам он стоит на балконе и нюхает воздух, и по одному запаху знает, кто о чем сожалеет и кто в чем виноват; правда, совсем недавно отец говорил, что мага, скорее всего, вообще нет. Круглый Клык - не столь важная провинция, чтобы присылать сюда мага; в межсезонье, если честно, Круглый Клык вообще ничего не стоит - дыра дырой:
Но главный судья Слизняк сказал, что маг есть. А Варан склонен был верить судье.
Завтра Варана поведут в башню. А оттуда, вернее всего - в столицу на крыламах. Варан всю жизнь мечтал о двух вещах - полетать на крыламах и побывать в столице. Теперь его желания исполнятся - но не Император помог в этом, а Шуу. Проклятая Шуу, подсунувшая Варану одуряющие деньги в радужном сиянии, проклятый соблазн, и ведь он купился:
Утро было снаружи или вечер, помнила его Нила или уже забыла - Варан спал, и ему снилась частая сетка, накинутая по весне на донные посевы - чтобы не унесло течением.
* * *
Башня, издали тонкая и хрупкая, изнутри обернулась серой и мрачной утробой. И совершенно пустой - в ней не было ничего, кроме лестницы. Лестница вилась вдоль стен спиралью, все выше и выше, а в пустоте между ее витками гулял ветер. Ветер шелестел и выл, рвал полы одежды, теребил волосы.
Поднимались в молчании - первым его сиятельство князь, потом дознаватель Слизняк, потом Варан, которого никто не связывал и не сторожил, но которому некуда было деваться - разве что с лестницы вниз головой, как в воду.
Его сиятельство стал задыхаться уже на второй сотне ступенек, потому шли медленно, часто останавливаясь передохнуть. Князь нюхал какие-то травки, шумно вздыхал, бормотал под нос; Слизняк стоял, как статуя в развеваемых ветром одеждах. Тогда Варан честно пытался осознать торжественность момента - он, мелкий поддонок, оказался в таком обществе, в таком месте: Но священный трепет не приходил. Князь был просто старый человек с неудобными волосами до плеч, одышливый и нездоровый. Дознаватель Слизняк был просто машина, вроде отцовского винта, хорошая машина за работой. Не было торжественности, и даже страха уже не было - только усталость.
Постояли - снова пошли. Описали почти целый виток. Князь закашлялся и остановился. Башня дышала; пел ветер, поднимался снизу поток теплого воздуха, и в этом потоке летел сухой мусор - листья, перья, трупики насекомых.
- Хватит, - тяжело сказал князь. - Сами идите. Не помрет господин колдун, - его сиятельство придержал пальцем нервно дернувшуюся щеку. - Полномочия, - он стянул с унизанных перстнями руки одно маленькое желтое колечко, - предъявишь: Скажи - сам. Пускай. Все сам.
Князь вжался спиной в каменную стену, и мимо него по узкой лестнице прошли сперва Слизняк, потом Варан. Поравнявшись с князем, Варан услышал кислый запах его дыхания.
Дальше подъем пошел быстрее. Князь стоял внизу и смотрел, как они карабкаются, виток за витком; потом князя не стало видно в полутьме.
Ближе к вершине башня заострялась. Колодец между витками лестницы делался все уже, ветер в нем выл все громче, а смотровые окна попадались все реже. Наконец, Слизняк остановился перед темной дверью.
- Храни нас Император, - пробормотал под нос, и что-то еще добавил, чего Варан за шумом ветра не разобрал.
Желтое кольцо, переданное Слизняку в качестве верительного документа, звякнуло о медную ручку. Еще и еще - три торжественных раза.
Слизняк ждал ответа; Варан вдруг вспомнил, зачем он здесь, вспомнил, что его ждет отправка в столицу и затем императорский суд - и съеденный накануне тюремный завтрак забился в его животе, как птица, желающая свободы.
Дверь приоткрылась - как раз настолько, чтобы мог протиснуться нетолстый человек. Слизняк посторонился, предлагая Варану идти первым. Варан помотал головой; Слизняк взял его за шиворот и пропихнул вперед, навстречу судьбе. Варан сделал по инерции несколько шагов - и остановился.
Обиталище мага по роскоши своей могло, наверное, удовлетворить самого Императора. Пол, стены и даже потолок были обшиты деревом, и не узенькими планочками - широченными досками, светлыми и темными, желтыми, коричневыми и почти черными. Прожилки, по которым десятилетиями и веками где-то там, в фантастических лесах, бродили древесные соки, теперь образовывали странный, но явно осмысленный узор. Варан стоял на одной ноге, боясь опустить вторую, потому что пол был мозаичный - из разных древесных пород, и отшлифован до блеска, и теплый. Варан, если бы мог - взлетел бы и завис в воздухе, лишь бы не осквернить драгоценное дерево прикосновением босых, перепачканных тюремной грязью ног:
- Князь Круглоклыкский в моем недостойном лице приветствует его могущество императорского мага, - сказал Слизняк, поклонившись вежливо, но без заискивания. - Вот преступник, о котором было доложено.
Варан вертел головой и слабо улыбался, пытаясь собраться с мыслями. За дни, проведенные в Тюремной Кишке, он привык считать себя преступником; за длинный путь от подножия башни к ее вершине он привык считать себя мертвецом. Он готов был к ужасу этой минуты (взглянуть в лицо настоящему магу, выслушать приговор, узнать всю правду о предстоящих испытаниях), - но, вот досада, не чувствовал ничего, кроме растерянности и робкого восторга. Это же сколько лет надо прожить дереву, чтобы нарастить такой ствол! Это где же земля, способная питать такие корни! А крона?! В ее тени поместится, наверное, не один десяток человек:
Его ощутимо пихнули в спину:
- Поклонись, дурень:
Он поклонился так низко, что коснулся рукой пола. Отдернул руку - нельзя: Наверное, нельзя лапать это великолепие, будь он, Варан, магом - отрубил бы любопытные пальцы:
- Волнения, конечно, были, - сказал Слизняк, будто отвечая на незаданный вопрос. - Но, поскольку больше фальшивых денег не появилось: А его сиятельство князь умело разъяснил своему народу, что слухи о фальшивых сотках - не более, чем вымысел заезжих мошенников: Вы с полным основанием можете сообщить Императору, что Круглый Клык не распространяет подменных денег.
- Но, возможно, он их производит, - сказал другой голос, отрешенный и холодный, как вода на большой глубине. Варана передернуло от звука этого голоса. Он снова завертел головой, пытаясь разыскать среди деревянной мебели - стульев с высокими спинками, столов с узорчатыми столешницами, легких резных ширм - того самого императорского мага, который решит его судьбу.
- Единственный человек, - сказал Слизняк с ощутимым сожалением, - способный пролить свет на вопрос о подменных сотках: Вот этот молодой поддонок, что перед вами. Спросите его, и да поможет нам всем Император:
Вторую половину фразы Слизняк произнес едва слышно, себе под нос.
В этот момент Варан разглядел, наконец, Императорского мага. Тот сидел вполоборота к вошедшим, глядя в раскрытое окно, и выглядел куда лучше, чем в тот день, когда Варан встретил его, вооруженного бесполезным зонтиком, на нижней пристани.
Разумеется, вспомнилось все. Брезгливая мина, за которую Варан сразу же невзлюбил гостя, свой собственный отказ накормить и напоить. Путь вверх на отцовском винте, соскользнувшая скоба, проклятый Лысик:
- Что, дружок, - молвил маг все так же холодно, - влип?
Его длинные волосы закрывали уши и касались плеч. Как у князя, грустно подумал Варан. Только настоящий горни может позволить себе такую прическу:
Он казался старше, чем тогда в поддонье. Он не просто держался с достоинством - он был воплощенное величие. Даже глаза, бесцветные под серым небом межсезонья, теперь оказались стыло-голубыми. Под стать холодному голосу.
- Удивительный это край - Круглый Клык, - проговорил маг, будто раздумывая. - Здесь даже неграмотные сопляки умеют подделывать императорские деньги:
- Я не сопляк, - мрачно сказал Варан. - И я грамотный.
И поразился собственной наглости. Не зря говорят, что Тюремная Кишка меняет человека:
Маг усмехнулся. Сложил руки на груди; складки светлой хламиды, покрывавшей его от шеи до пят, поменяли рисунок. Блеснул красный камень в перстне - на указательном пальце правой руки.
- Ваше могущество, - медленно сказал Слизняк, прекрасно уловивший издевку. - Этот поддонок - всего лишь пособник. Он - единственная ниточка между правосудием и преступниками:
Маг кивнул. Сколько ему все-таки лет, подумал Варан. Тогда мне показалось, что восемнадцать или вроде того: А теперь боюсь, как бы не все тридцать: Может, это вообще не он?
В этот момент маг остро взглянул на Варана, и сразу стало ясно: он. Может, ему сто лет или двести. Он же маг: Откуда Варану, мелкому поддонку, такое знать?..
Маг смотрел на Варана. Лучше весь сезон просидеть в Тюремной Кишке, чем минуту выдерживать такой взгляд.
- Вот встретил бы тогда поласковее, - сказал маг, неожиданно подмигивая. - Не смотрел бы волчонком, не желал застрять у Шуу в заднице: Кто знает, как все обернулось бы?
Конец, подумал Варан. И закрыл глаза; и тут же открыл их только потому, что испугался - сочтут ведь трусом:
- Что ж, - маг поднялся. Светлая хламида упала вдоль тела, нижней кромкой коснувшись древесной мозаики на полу. - Что ж теперь: Я привезу Императору пособника, - маг посмотрел на Слизняка, и Варан увидел, как дознаватель сам, первый, отводит взгляд:
- На то воля вашего могущества.
- Император получит перепуганного мальчишку, на все вопросы отвечающего: "Нашел в море":
- Я не перепуганный, - хрипло вставил Варан.
Маг ухмыльнулся:
- Хорошо: Император получит очень храброго поддонка, знающего о происхождении фальшивой сотки не больше, чем вы, дознаватель Верон-Беломидий по кличке Слизняк: Или чем его сиятельство князь. Или любой мальчишка, торгующий на базаре лакированными ракушками:
- Мы не знаем, что он знает, - глухо возразил Слизняк.
Маг подошел к нему вплотную. Ноздри Варана дернулись - проходя мимо, хозяин башни оставил частицу своего запаха, и это был запах древесного дыма. Легкий, едва ощутимый.
- Мы знаем, - маг проткнул собеседника взглядом, как иголка - подушку. - Мы знаем, что он подобрал в море то, что показалось ему очень ценным: Вы хоть сподобились снарядить поисковую команду - осмотреть подводные пещеры в том месте, где он нырял?
- Разумеется, - сказал Слизняк все так же глухо. - Но некоторые полости доступны только в межсезонье: Когда опустится вода.
- На что и рассчитывали подельщики, устраивая тайник, - устало заметил маг. - Ну, что мне еще передать Императору?
- Круглый Клык не опасен для денежной системы Империи, - угрюмо повторил Слизняк.
- Как не опасна бочка с порохом, пока рядом не упадет искра, - пробормотал маг.
- Близится конец сезона. Когда вода опустится, мы выследим человека или людей, которые попытаются открыть тайник.
- Вы ведь не знаете, где он находится. В этом камне Шуу знает сколько дыр и тоннелей:
- Служба охраны располагает подробными картами, - не сдавался Слизняк. - В конце концов, это наше дело, его сиятельство князь до сих пор был доволен своими стражами:
- Упустили время, - пробормотал маг.
- Что?
- Следовало запретить кому-либо покидать остров с того самого момента, когда была обнаружена поддельная сотка:
О Варане забыли. Он стоял совсем близко у деревянной стены и боролся с желанием провести пальцем по прожилке. Все разговоры об Императоре, о деньгах, о судьбах Круглого Клыка скатывались с него, как дождевая вода со шкуры сытухи.
- Такой запрет означает обвал сезона, - после короткого молчания сказал Слизняк. - Мне страшно представить, какие последствия:
- А представьте ящик фальшивых соток, которые могут выплыть в оборот в любом уголке Империи?
- Империя велика, - снова помолчав, сказал Слизняк.
Маг кивнул:
- Ну да, ну да, лишь бы наш сезон прошел гладко, а там хоть море высохни: Да потрогай ты эту стенку, мальчик. Несчастные дети воды и камня - всякая деревяшка вызывает у них трепет:
Тогда Варан крепко, со всей силой отчаяния, прижался ладонями к теплому дереву.
* * *
- Нам сказали, что тебя казнили.
Нила сидела в гамаке. Варан стоял в округлом каменном проеме. Так и говорили, не двигаясь с места.
Нила изменилась. В одночасье стала старше. Вместо светлых штанов, расшитых камушками, на ней была длинная черная юбка. Варану теперь казалось - прошли годы с того дня, когда они виделись в последний раз.
- Нам сказали, что тебя казнили, - повторила Нила, разглядывая его силуэт. - Скажи: ты не мертвец?
- Нет. Меня отпустили. Так приказал императорский маг.
- Мы триста раз ходили с прошениями, - сказала Нила после длинной паузы. - На триста первый нам сказали, что тебя:
- Да живой я! Сказали просто так - чтобы отцепились.
Варан злился невесть на кого. Он по-другому воображал себе эту встречу - с объятиями, слезами, может быть, даже обоюдными:
Нила сидела в гамаке - взрослая и чужая.
- Так мне можно остаться? - спросил Варан. - Или, раз уж меня казнили - до свидания, все?
- Нет, - сказала Нила еле слышно. - Раз уж ты живой: входи.
Глава третья
Ночью Варану приснилось, что Император издал указ - никого не выпускать с Круглого Клыка, пока не будет найдет тайник с поддельными деньгами.
Варану снилось, что вокруг острова кольцом сомкнулись военные императорские корабли, а небо патрулируют всадники на крыламах. И что близится конец сезона, а остров набит отчаявшимися, злыми, напуганными чужаками. И что наступает межсезонье; мягкое солнце сезона становится белым и злым, выжигающим камень. Укрытий не хватает, вчерашние беспечные отдыхающие теперь умирают под палящими лучами, их трупы сжигают на пристани:
Варан кричал и просыпался, и снова засыпал, все время возвращаясь в тот же сон. Мать, дежурившая рядом с ним всю ночь, плакала и думала, что сыну снятся кошмары тюрьмы.
Днем он ходил по острову. Вглядывался в лица; все были спокойны, беспечны и веселы. Император не может так с нами поступить, думал Варан. Императорский маг, обитатель башни, ну не настолько же бессердечен, чтобы такое сделать:
Сезон заканчивался. Приезжие скупали - да что там, мели подчистую - все лакированные ракушки, резные украшения из соли и камня, картинки из перламутра, кошельки и сумки из кожи сытухи, кованые поделки рудокопов с Малышки:
Варан прошел мимо знакомой ювелирной лавки, не останавливаясь. Меньше всего ему хотелось видеть того самого ювелира с его выгоревшими бровями и залысинами на бронзовом от солнца лбу:
Хорошо бы найти тайник, думал Варан. И тут же с тоской понимал: нельзя. Если именно я найду "клад" - потом уже не удастся доказать, что прежде я никогда не видел этих фальшивых денег:
Хорошо бы, скорее закончился сезон. Тогда жизнь переменится, и все, что случилось, забудется. И отступит проклятая угроза - приказ Императора о превращении Круглого Клыка в одну большую тюрьму:
Он пришел в пещеру к змейсихам, когда солнце уже опускалось. Накануне ему так и не удалось добиться от хозяина четкого ответа - нужны ли его услуги или уже нет. За время, проведенное в тюрьме, никто ему платить не собирался, это ясно; но хоть полреала заработать на последних посетителях - и в этой малости будет отказано?
Он пришел решительный и злой. Хозяин, напротив, встретил его радушно:
- Не дуйся, дружок, будет для тебя работа, вот прямо завтра и будет: Нила наша с богатым горни по маршруту ушла. Парень нездешний, платит хорошо, - хозяин почему-то подмигнул, - даже более, я тебе скажу, чем хорошо, наши змеекрасотки столько не стоят: И Ниле он, я заметил, приятен. Так почему нет? Целый день на маршруте, я других заказов на сегодня и не принимал. Вернутся еще не скоро: До темноты пару часиков есть: Так завтра Ниле я думаю отдых дать, а ты поработай.
Варан попрощался, пообещав явиться завтра с рассветом. И пошел прочь.
Вдоль дороги росли шиполисты - растения заурядные и вместе с тем почтенные, удостоенные изображения на круглоклыкском княжеском гербе. В межсезонье они походили на вросшие в землю черные рыбьи скелеты, зато в сезон выстреливали во все стороны огромными листьями и бледно-фиолетовыми цветами без запаха. Цветок шиполиста был размером с хорошую шляпу и, если его сорвать, не увядал три дня. Из листьев сооружали тенты, но главным образом - ограды вокруг чьих-нибудь владений, потому что листья, оправдывая название, покрыты были шипами и крючьями, способными поранить до крови.
Сейчас, в конце сезона, цветы шиполиста сменились плодами - тяжелыми шариками с торчащими в разные стороны иглами. Каждый год матери строго-настрого запрещали детям бросаться "шипиками", и каждый год дети все-таки бросались, иногда уродуя себе лица навсегда:
Нависавший над дорогой шипастый плод задел Варана по макушке. Едва-едва - даже царапины не оставив.
Варан содрогнулся.
Разведя голыми руками колючие листья, увидел ствол - "рыбий хребет" - и ветки, обманчиво-тонкие.
Взялся за ту, что нависала над дорогой. Рванул изо всех сил. Ветка треснула, но не поддалась.
Варан рвал и рвал, и выламывал ветку, не обращая внимания на колючие листья, которые били его по плечам, на то, что из расцарапанного уха струйкой бежала кровь. Шиполист был исключительно крепким растением - он ведь рос на камнях и боролся за жизнь от самого рождения из семени. Варан наседал, как буря, беспощадно и слепо, и в конце концов выломал ветку. Зашелестели, падая на землю, листья. Глухо стукнул о дорогу плод.
Варан стоял и смотрел на дело исцарапанных рук своих.
:А что ему за дело? Нила может хоть весь Круглый Клык водить в ту пещеру, где сухая трава и книга с размытыми страницами: Сегодня она повела туда богатого горни. Кого водила раньше, пока Варан сидел в Тюремной Кишке? Их так много, богатых, щедрых; кто-то, может, и сподобится на дорогой подарок - ожерелье: На подарок, который можно носить, не таясь. Который не заберут стражники, не обвинят в мошенничестве или воровстве:
:А что ему за дело?
Она скажет: я не просила тебя ни о чем. Никаких подарков. Не считай, что я в чем-то виновата, что ты из-за меня попал в беду. Ты пострадал из-за собственной глупости и спеси: Ты поддонок, а я наполовину горни. Знай свое место...
Кровь из расцарапанного уха заливала воротник тонкой нитяной рубашки - дорогой, между прочим, мать купила ее на радостях - оттого, что сын вернулся: Варан обнаружил, что идет назад. Медленно, спотыкаясь, но идет - к морю, к пещерам.
Он развернул себя, как разворачивают тачку. Домой, приказал. Мама ждет, и отец тоже.
Солнце коснулось моря. Варан смотрел на огненную дорожку, по которой шагать бы и шагать - в те края, где деревья растут до неба.
Надо умыться, подумал отстраненно. Я, дурак такой, перемазался по уши в собственной крови. Что подумает мать, когда увидит? Надо искупаться и рубаху застирать:
Он повернул обратно и через несколько шагов побежал. Не свернул на тропинку, ведущую к пещерам; добежал до края скалы и, оттолкнувшись, в разбега полетел вниз.
Так ведь можно угодить и на камень, подумал уже в полете.
Море и небо перевернулись. Мелькнул закат и погас. Варан пробил собой водную гладь и снова, в который раз, подумал: будто ныряешь в тугой барабан или бубен:
Вода перед глазами немножко замутилась - это смывалась кровь.
Он повисел, отдыхая, в вихре пузырьков. Потом, сильно ударив ногами, пошел на поверхность. Отдышался и огляделся; скала нависала стеной. Высоко в небе покачивались кроны шиполистов.
Отсюда на сушу был один только выход - маленький сквозной грот, который можно было найти, только зная приметы. Варан в последний раз оглянулся на солнечную дорожку - и нырнул в темноту.
:Он подстережет их! Они непременно поплывут здесь, возвращаясь к змейсовому стойлу. Он спрячется в воде, в тени, и услышит их разговор:
:Позорище. Отвратительно. Подло.
:Так что же, сидеть на камне, как статуя Императора, и дожидаться голубков?
Он не успел ничего решить. В глубоком гроте послышался голос Нилы. Звук искажался, многократно отражаясь от стен и воды, но уже через несколько минут Варан смог различить слова:
- Круча! Н-но! Пошла, хорошая, Журбинушка, пошла!
Еще было время спрятаться.
Вода в пещере заходила волнами. Из темного узкого хода показалась Журбина; она шла, высоко подняв рогатую голову, из широких черных ноздрей вырывался водяной пар. Варан не думал, что ему так приятно будет снова увидеть склизкую чешуйчатую тварь.
На спине у Журбины сидел горни в куртке и штанах из кожи сытухи - такие продают на базаре приезжим "на память". Длинные мокрые волосы наездника прилипли к голове. Это был его могущество императорский маг Круглоклыкский, горни Лереаларуун, или как его там. И он безо всякого удивления приложил палец к губам; из темноты показались Кручина со всадницей. Варан сидел на мокром камне, скорчившись, как больная жаба.
- Ой! - только и сказала Нила. - Как?!
Варан не смотрел на нее. Смотрел на мага; тот снова казался с виду едва ли не ровесником - лет девятнадцать от силы. Подмастерье:
Змейсихи тоже заметили его. Забили хвостами; Журбина, неся на спине мага, подплыла совсем близко.
- А это мой помощник, - Нила улыбнулась магу. - Варан: Вот только не знаю, как ты сюда?..
- Со скалы прыгнул, - сказал Варан. - Поднырнул:
Зависла коротенькая пауза.
- Я думал, вы давно вернулись, - зачем-то соврал Варан.
Нила смотрела на него с подозрением.
- Садись, что ли:
И протянула руку.
От прикосновения ее ладони Варану сделалось горячо. Он взобрался на седло у Нилы за спиной; Кручина зафыркала. Маг держался на расстоянии вытянутой руки и, как казалось Варану, замечал малейшие подробности - изменение цвета кожи, изменение температуры щек, реакцию зрачков:
- Ты весь порезанный, - сказала Нила. - Дрался, что ли?
- С шиполистом.
Нила покосилась через плечо:
- Серьезно?
- Случайно, - снова соврал Варан.
- Журбина, вперед! - приказала Нила. Змейсиха скользнула вперед, оставляя за собой расходящийся волнами след. Маг в седле не обернулся.
Длинные волосы Нилы колыхались у Варана перед лицом. Слабо соображая, что делает, он намотал их на кулак.
- Ты что? - шепотом выкрикнула Нила.
- Где вы были? - Варан тянул и тянул, запрокидывая голову девушки назад. - Ты хоть знаешь, кто это?!
- Какая мне разница: Отпусти, придурок!
Кручина заволновалась. Застучала по воде хвостом.
- Перестань! - выкрикнула Нила громче.
- Ты была с ним? Была, да?
Нила ударила его локтем под дых - сильно и очень точно. Варан соскользнул с седла и чуть было не сдернул девушку, но Нила уцепилась за уздечку и не далась. Варану пришлось выпустить ее волосы; он кувыркнулся в воду, а когда вынырнул - Кручина ушла далеко вперед. Варан остался один в темноте. Свет, проникавший снизу, из моря, слабел с каждой минутой.
Он поплыл вперед и плыл, наверное, не меньше получаса. Совсем стемнело; хорошо, что в этой части маршрута трудно было заблудиться. Варан плыл вдоль стены, время от времени нащупывая камень правой рукой.
Потом море засветилось.
Искры разлетались под руками, вертелись в водоворотах, вспыхивали и гасли, но не давали света. Варан плыл.
Потом впереди - там, куда он стремился - рассыпалось зарево, и в сполохах зеленоватых искр возникла огромная - в темноте все кажется больше - змейсиха.
- Эй, - тихо сказала невидимая Нила. - Ты тут?
- Да, - отозвался Варан.
- А я думала, ты утонул, - сказала Нила.
Варан не ответил.
- Ты дурак, - сообщила Нила.
Варан молча согласился. Может быть:
- Давай руку, - сказала Нила.
- А я не вижу, где:
- Да вот:
Он снова взобрался в седло за ее спиной.
- Какой ты холодный, - сказала Нила. - Бр-р:
И, повернувшись, обняла его за шею.
* * *
С самого утра она показывала "этому хлыщу" все подводные пещеры, до которых можно было добраться верхом. Они наскоро пообедали жареными моллюсками; они почти даже не говорили - только о деле. Сам по себе хлыщ ныряет, как надутый воздухом шарик - голова вниз, все остальное не поверхности. Но он довольно быстро научился нырять на Журбине, и вообще неплохо сошелся со змейсихой. В конце концов они пробрались даже в тот колодец, ну, помнишь, там такой опасный узкий проход: Хлыщ не испугался и пожелал увидеть его тоже. Чего-то искал, но не нашел ничего, кроме дохлой змеи. Как она туда попала? Может, течением прибило?
Нила рассказывала, а Варан сидел у костра, сушил рубаху и слушал.
:В конце концов они оба совершенно измотались - он потому, что относится к самой худшей породе изнеженных горни, а она потому, что все-таки за него отвечает, а шли они по таким местам, куда гостей водить опасно. И когда перед самым почти стойлом из воды вдруг вылез Варан со своими дурацкими, ну просто идиотскими подозрениями:
- Знаешь, я бы тебя утопила. Велела бы Кручинке пару раз хвостом стукнуть: Может, и жалко было бы потом.
- Кручинка меня любит больше, чем ты, - сказал Варан.
- Дурак, - Нила отвернулась. - Знаешь, что тут было: из-за тебя?
- Опять я виноват:
Пламя костра высвечивало стены, узор мха на камнях, рисунок трещин. Варан хотел рассказать о комнате, обшитой деревом, о прожилках для соков, когда-то текших внутри столетних стволов - но испугался, что это не к месту. Или что Нила не поймет.
Дым тянулся вверх. Искал путь наружу. Вытягивался в дверной проем.
- Скоро конец сезона, - сказала Нила.
- Ты вернешься на Малышку? - спросил Варан, обрадованный возможностью сменить тему.
Нила покачала головой:
- Мать: Ну, короче, мать договорилась, чтобы меня взяли наверх. Княжна, ну, князева дочка, хочет большую свиту:
Варан молчал, пораженный этой новой бедой.
- Я думала, - отрешенно продолжала Нила, - что ты: Ну, что тебя уже - все: Поэтому согласилась. А теперь поздно менять: Слушай, может, и тебе: Тут, наверху, тоже люди нужны. Хоть бы и на пристани:
Варан вспомнил причальника Лысика.
- Нет. У меня дом, поле, отец, мать, сестры: И ведь мы хотели пожениться - ты помнишь?
Нила отвела глаза:
- Помню.
- И что теперь?
Нила пожала плечами:
- Не знаю.
- У тебя кто-то есть? - свирепо спросил Варан.
Нила улыбнулась:
- Нет: Когда ты ревнуешь, ты смешной.
- Смейся, - предложил Варан. - А ты знаешь:
Он вдруг вспомнил, что не успел сообщить Ниле о том, кем на самом деле был "этот хлыщ". Он уже открыл рот, чтобы сказать, чтобы увидеть на ее лице растерянность, недоумение и страх - и вдруг понял, что говорить ни в коем случае нельзя. Так она забудет его через день - а зная, станет вспоминать сегодня и завтра, перетряхивать в памяти детали, придавать им новый смысл; незначительный образ "хлыща" укрепится и вырастет, питаемый любопытством:
- Что? - спросила Нила.
- Ничего, - Варан отвернулся. - Давай спать.
* * *
На другой день он провел по малому маршруту чьего-то зазнавшегося слугу - самоуверенного и наглого, в отсутствии хозяина мнящего себя господином. Варану, впрочем, было не привыкать - он ни разу не потерял терпения. Уходя, слуга бросил ему мелкую монетку на чай; Варан поймал.
Больше заказов не было.
Варан оседлал Журбину (Кручина чем дальше, тем свирепее проявляла норов) и отправился в пещеры - один. Добравшись до "каменного сада" - места, где была найдена сотка, - натянул поводья и велел змейсихе остановиться.
В расщелине скалы нашел подходящий камень - не очень большой, но и не маленький, обросший ракушками. Прижав камень к груди, нырнул.
Брюхо у Журбины было желтое, лапы врастопырку. Варан опускался все ниже, почти не прилагая усилий. Здесь нету дна; камень будет падать и падать, пока не ляжет на чей-нибудь огород:
Вода все сильнее наваливалась на уши. Варан судорожно сглатывал, выпускал из носа пузырьки воздуха; среди толщи воды ему виделось радужное сияние. После тюрьмы оно мерещится всюду: в выгребной яме, в тарелке супа, в морской глубине:
Воздух в груди перегорел, превратившись - так казалось - в жгучую смолу. Варан выдохнул его, пузырь за пузырем, поднимаясь на поверхность; схватил воздух ртом. Отдышался. Снова полез в расщелину - на поиски нового камня.
Журбина смотрела на него с насмешливым удивлением.
- Отдыхай, - сказал ей Варан. Змейсиха утомленно положила голову на воду, так что над поверхностью остались только ноздри, глаза да рога.
Он нырял еще и еще. Звенело в ушах, кололо в груди. Камни попадались легче и тяжелее, один раз Варан нырнул так глубоко, что едва сумел выбраться:
Близился вечер. Пробивающийся из-под воды свет сделался очень теплым, мутно-опаловым.
- В последний раз, - хмуро сказал Варан Журбине. - Ты уж подожди меня, не злись.
И нырнул.
И почти сразу увидел радужное сияние.
Выронив камень, он завис в толще воды, растопырив руки и ноги, как змейсиха. В десяти шагах - если расстояние под водой можно мерить шагами - смутно переливалась маленькая радужка.
Нет-нет, подумал Варан. Из ноздрей его вырывались пузырьки, уходили наверх, где никто, кроме Журбины, не ждал.
А если она настоящая? Вдруг вывалилась из кармана давешнего спесивого слуги?
Он схватил купюру. Лихорадочно огляделся, но вокруг не было ничего, кроме воды, темной внизу, светлой - с бликами - над головой. Тогда, зажав деньги в кулаке, он ринулся наверх.
На поверхности, очень некстати, у него пошла носом кровь. То и дело вытирая губы тыльной стороной ладони, он велел Журбине плыть домой.
Нилы, по счастью, не было в гроте. Возможно, она еще не вернулась с базара, а возможно, просто вышла по какой-то надобности и вот-вот могла вернуться. Найдя в пещере самое светлое место, Варан разглядел купюру внимательнее. Вторая сотка была точной копией первой.
Варан решил, что самое время сесть и подумать.
А вдруг купюра настоящая, ныл тоненький внутренний голосок. А вдруг на нее можно купить лодку и уплыть с Круглого Клыка хоть сегодня? Уплыть в кильватере большого корабля - к тем землям, где леса до неба:
Этот молодой поддонок, сказал князь, нашел тайник с фальшивыми деньгами и тем отвел от нашего острова угрозу карантина. Он заслуживает награды. Пусть он теперь будет горни и живет под солнцем со своей женой:
Варан поднялся - и снова сел.
Да засунь ты эту купюру куда-то под камни, чтобы никто не нашел. Забудь о ней, будто и не бывало: Что, соскучился по Тюремной Кишке?
Где две купюры - там, значит, есть еще? И когда они выплывут? И кто их поймает?
Если только дойдет до князя: Даже не так. Если только дойдет до мага - остров будет немедленно заперт от всего мира, не разъедутся гости, не придут плотогоны. Нечем будет топить в межсезонье. Нечем будет кормить невольных узников. А на следующий сезон - и на после-следующий, и еще, и еще - богатые горни повезут семейства куда угодно, только не на "этот проклятый Круглый Клык":
Варан сунул купюру за пазуху. Он решил пойти к отцу; в последнее время он слишком часто полагался на себя и слишком явно совершал глупости. Пойти к отцу и рассказать все как есть: у Варана будто камень свалился с души. Он выбрался из пещеры и, то и дело вытирая губы (проклятая кровь все не унималась) запрыгал с камня на камень к дороге.
- Далеко собрались?
Варан споткнулся. Человек, появившийся невесть откуда, загораживал ему дорогу; у человека были серо-голубые глаза и длинные волосы. Широкополая шляпа бросала тень на слишком бледное - не по сезону - лицо.
- Откуда кровь? - спросил Императорский маг, подходя ближе. - Донырялся?
Варан отступил на шаг. Отнял от лица руку; губы сразу же сделались мокрыми и противно-липкими.
- Стой, - повелительно сказал маг, протягивая руку, и Варан обмер.
- Это не тебе, - маг усмехнулся уголком рта. - Пошли...
- Куда?!
- Куда-нибудь, где ты мог бы морду вымыть:
Кровь на лице подсыхала, стягивая кожу. Варан подумал, что можно выбросить купюру так, чтобы маг не видел. Или теперь уже нельзя?..
Не сводя с него глаз, маг снял с пояса баклажку. Вытянул пробку, протянул:
- Умойся.
Варан плеснул из баклажки на ладонь. Руку свело от холода - вода была ледяная и чистая. Варан осторожно лизнул - так и есть, пресная, не иначе, как из личных князевых запасов. Глупо и даже бесчестно тратить такую воду на умывание.
Проведя мокрой рукой по лицу, он вернул баклажку хозяину:
- У нас здесь пресную просто так не льют.
- Строго, - маг прищурился. - Может, напьешься?
Варан, помедлив, покачал головой. Радужная купюра жгла кожу под мокрой рубашкой. Проклятая Шуу, да ведь она, наверное, просвечивает!
- Ты много нырял, - сказал маг. - Поражаюсь, как у вас это получается: Что люди, что звери: Да, хотел бы я провести детство на Круглом Клыке:
Варан потрогал нос. Кровь остановилась. Его могущество - вот этот парень в широкополой шляпе - сказал "стой", и она послушалась. Его, Варана, собственная кровь.
- Гляди-ка, - маг смотрел теперь Варану через плечо. - Красиво:
Если это ловушка, мне все равно не отвертеться, подумал Варан и посмотрел на море.
От Круглого Клыка веером, как птицы, уходили корабли. Разноцветные паруса казались особенно яркими в свете вечернего солнца. Время от времени над бортами поднимались клубы дыма, и спустя несколько секунд доносился хлопок. Гости салютовали острову, прощаясь.
А над кораблями плыл, раздувая бока, расписной шар, надутый огнем. Варан подумал, что шар красивее, чем солнце.
- Ловят последний ветер, - сказал маг за спиной Варана. - Уходят: Туда, где не бывает сезонов.
В его голосе прозвучала откровенная зависть. Варан подумал: если ты так не любишь сезоны, то и отправляйся с ними, мы тебя не держим.
Маг вдохнул воздух. Ноздри его задрожали; он слабо улыбнулся:
- Моряки на палубе, наверное, говорят о смерчах. Они боятся водоворотов, сейчас ведь как раз начинает крутить: Он такой красивый, этот ваш "каменный сад". Жалко, что в межсезонье до него никак не добраться:
Играет, как сытуха с червем, тоскливо подумал Варан. Он велел отпустить меня, строго приказал, чтобы отпустили: Чтобы я навел его на поддельный клад. И я, как дурак, сделал то, чего от меня ждали.
- А галеры уйдут последними, - сказал маг, все еще глядя на море. - Редкое зрелище - три сотни одновременно взлетающих весел: Для вас, местных, это всего лишь конец сезона. Для меня - все впервые.
С верхней пристани поднялась патрульная крылама. Описала первый круг очень низко, пронеслась над головами Варана и мага, обдав теплым запахом ухоженного птичника. Свечой поднялась в небо, замерла в зените, снова закружила, теперь неторопливо, с ленцой, то и дело зависая в потоках восходящего воздуха:
Парусники уходили, оставляя за собой покрытое узором море - сочетание многих следов на воде.
- А вот эти мачты, - пробормотал Варан. - Сколько же деревьев на них уходит: Десять: или больше:
- Одно. Каждая мачта - одно дерево. Просто ты не видел корабельного леса.
- И не увижу, - устало заключил Варан.
Маг странно на него посмотрел:
- Да? Почему?
Он лицемерил. Варан пожал плечами:
- Мы рождаемся здесь: И здесь умираем. Это Круглый Клык:
- Люди приходят и уходят. На свете есть корабли, лодки, воздушные упряжки, в конце концов:
Он стоял рядом, говорил о другом и смотрел вдаль, и это было хуже всего. Ожидание разоблачения сделалось совсем уж невыносимым; Варан сунул руку за пазуху, вытащил подсохшую купюру и с каким-то даже облегчением протянул магу:
- Я нашел. Нес отцу: И все.
Маг сдвинул на затылок свою шляпу. Взял купюру небрежно, как меняла. Положил ее на ладонь. Прищурился на радужное сияние, бледное при свете дня.
- Я думал, может, она настоящая, - неизвестно зачем добавил Варан.
Маг покачал головой:
- Она поддельная: Как и та, первая. Одна рука, один почерк: Мы ведь никому об этом не скажем, правда?
- Мы? - пробормотал Варан.
Маг вскинул голову:
- Тихо, вот она идет: Ты ей, пожалуйста, тоже не говори.
Варан обернулся, но дорога была пуста. Он открыл рот, чтобы спросить о чем-то, но в этот момент Нила появилась - она шла медленно, в обеих руках у нее были корзинки с продуктами для хозяина и лакомством для змейсих. Кручина и Журбина, питавшиеся исключительно рыбой, иногда в порядке поощрения получали сладкие репсовые печенья.
* * *
- Я боялась, ты будешь с ним драться.
- Вот еще.
Нила чистила большой закопченный котел. Тонкие руки по локоть были перепачканы сажей.
Варан потрошил рыбу.
- Когда я увидела вас вдвоем на дороге, я подумала, что сейчас сяду на попу, Шуу свидетель. Кто он такой? Что здесь вынюхивает?
- Просто горни, - соврал Варан.
- Да нет, - помолчав, сказала Нила. - Не просто: Что-то в нем есть. Что - не пойму.
- Как насчет свадьбы? - неожиданно грубо спросил Варан.
Нила вздохнула:
- А ты наверху останешься?
Он бросил очередную потрошенную рыбину в корытце с красной водой:
- Меня никто не зовет: И что мне тут делать? Только прислуживать:
- Отвалится от тебя кусок, если будешь прислуживать, - тихо сказала Нила.
Варан выпустил нож:
- Не хочешь за меня замуж - так и скажи.
- Ты еще с отцом не говорил. Может, после всего он тебе и не разрешит, - Нила смотрела в сторону. - А ты мне голову морочишь:
Варан поднялся и вышел из пещеры.
Небо - последнее небо сезона - было белым от звезд. И в нем кругами плавала патрульная крылама.
Я люблю тебя - и буду за тебя драться:
Нет, не так.
Я люблю тебя - и буду драться за тебя, даже если ты меня уже разлюбила. Я буду драться за свою любовь, даже если в этой драке придется тебя прикончить...
Варан сплюнул под ноги.
Бред.
* * *
Последними с острова ушли весельные лодки. На них отплывали жители ближайших островов, являвшиеся на Круглый Клык не столько отдохнуть, сколько заработать.
По морю ходили, переливаясь сизыми боками, воронки. По небу ходили смерчи; глядя утром на горизонт, Варан мог насчитать и пять, и семь, и девять за раз.
Небо сделалось блеклым, будто от усталости.
Хозяин закрыл для публики "катание на серпантерах". Кручина нервничала, предчувствуя конец сезона, ладить с ней становилось все труднее. Даже Журбина, всегда меланхоличная и покладистая, теперь позволяла себе скалить зубы и однажды цапнула Варана за руку. Впрочем, желающих посмотреть на "красоты подводных пещер" уже несколько дней как не было. Сезон заканчивался.
Хозяин честно выплатил Варану заработанное - ни грошиком меньше, но и не больше положенного. Варан отнес деньги отцу.
- Я хочу жениться, - сказал, глядя в пол.
- В следующем сезоне, - сказал отец.
Не спросил, на ком. А может, давно знал. Не стал удивляться, выяснять, сердиться. Просто сказал, сообщил легко и буднично: в следующем сезоне.
Варан ушел, не ответив ни слова.
* * *
Он каждый день нырял в "каменном саду". До последнего. Сносил Журбинин испортившийся характер, таскал ей печенье в рукаве, упрашивал не сбрасывать с седла, не бить хвостом и не кусаться, потому что на лодке добраться до "сада" не было никакой возможности.
Вода с каждым днем становилась все мутнее.
Однажды Варан попал в течение. Сам виноват - надо было предвидеть; он привык, что летом вода в гроте спокойна, как стекло. Привык - и потерял бдительность.
Его рвануло, как огромной грубой рукой, и потащило под камень. Мелькнул и погас свет; спасло дурака только то, что длинная уздечка Журбины, в последние дни склонной к побегу, была в тот момент намотана на запястье. Змейсихи чуют течения, как никто в мире; Журбина поплыла, избрав единственное направление, способное спасти ее и ныряльщика. Выбравшись, Варан долго кашлял и плевался, а потом от полноты чувств поцеловал Журбину в холодную чешуйчатую морду, и змейсиха сразу же отоварила его по ноге жгучим хвостом - чтобы не забывался:
Больше Варан не осмеливался нырять.
Сезон заканчивался. Все хорошее и все плохое, что несут в себе течения, водовороты и смена ветров - все это будет потом.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
