|
* * *
- ...Да. Похоронили мы его. Шебутной был парень, земля ему мхом, но славный, хороший... Вот, цветами все стены расписал. Но столько лет прошло, цветы пооблупились, забелить заново пришлось... Шесть лет уже прошло. Небесный Хозяин дал, он же и забрать может... А вам-то что?
Обитатели дома вернулись с площади слегка угрюмые, но настроенные по-боевому: половина взрослого мужского населения завтра же с утра отправлялась на призывной пункт, и все были уверены, что теперь-то уж волкам несдобровать. Дымин теперешний собеседник, Лом-Лановой, завтра призывался тоже и теперь нервничал - беседа была ему явно ни к чему.
- Когда вы его в последний раз видели живым? - спросил Дым.
Лом-Лановой нахмурился:
- Да где-то за месяц... А может, за полгода... Он дома не жил, где-то подрабатывал с малым, с Альком... Слушайте, расспросите-ка Алька. Его завтра еще не берут, а мне на рассвете в поход, - Лом-Лановой выпятил грудь и задрал подбородок, всем своим видом демонстрируя снисходительное презрение к лентяям и трусам, которые ведут пустопорожние разговоры в тот самый момент, когда надлежит с самострелом в руках выступить на защиту страны и цивилизации.
Альк оказался вторым братом погибшего Леса-Ланового. Альк был слегка хром, и мобилизация ему в ближайшее время не грозила; Альк просиял, заметив на груди у Дыма значок с Дивой Донной. Правда, уже через секунду - когда Дым объяснил цель своего визита - его улыбка растаяла, как мыло.
- Н-ну... - пробормотал он, скашивая глаза куда-то Дыму за плечо, - Лес, это... Мы с ним... ну, на заработки ходили. Как и чего с ним приключилось - не знаю, я его недели за две до... этого самого... видел в последний раз. А ты... ты, вообще-то, кто такой?
Дым объяснил, кто он такой; узкая физиономия Алька вытянулась еще сильнее:
- Я... это. Ничего не знаю. Я его недели за две видел, и все. Кто его столкнул в реку, или сам прыгнул... Или вброд переходил, пьяной вишни нализавшись...
- Он пил? - спросил Дым.
Альк мигнул. Сказал, будто сам себе удивляясь:
- Нет.
- Ты говоришь - сам прыгнул. Он что, собирался с жизнью счеты свести? Водилось за ним такое?
- Нет, - снова сказал Альк, еще удивленнее и тише.
Вокруг сновали двоюродные братья, сестры, свояченицы, прочие родичи Алька; совсем неподалеку вертелась девчонка, подарившая Дыму значок - пыталась подслушивать.
- Когда вы виделись в последний раз - он сказал тебе, куда он идет и зачем? - спросил Дым, вплотную приблизив лицо к бледной рожице собеседника.
- Нет, - сказал Альк в третий раз, и кончик носа у него покраснел.
- Не ври мне, - сказал Дым ласково. - Кто соврет официальному лицу, тому до изгнания - полстебелька, ты же знаешь... Когда вы с ним расстались - его шерсть была еще при нем?
Альк отпрянул.
Вот оно что. Братец знал; Дым невольно скосил глаза на рыжевато-бурую грудь собеседника. Нет, Алька не стригли . Тем не менее Альк трясется.
- Ты ни в чем не виноват, - сказал Дым терпеливо. - Так куда он собирался идти?
- Он, - Альк перевел дыхание, - он... вредный был такой. То ему не так, это не так... То кормят плохо, то платят мало... То волки сына задрали на границе...
Привереда какой, подумал Дым.
Посмотрел на собственную руку - под его взглядом пальцы, непроизвольно стиснувшиеся в кулак, нехотя разжались.
- Я расскажу, - жалобно пообещал Альк. - Только... я ведь и вправду не виноват?
* * *
- ...Лес-Лановой был, вероятно, незаурядной личностью. Все, с кем я говорил, вспоминают его по-разному - кто ворчуном и отшельником, кто весельчаком и заводилой. Кто лентяем, кто первоклассным работником. Кроме того, он неплохо рисовал... - Дым запнулся, вспомнив тень чужой радости, заключенную в простеньком рисунке. - Так вот, самым близким ему человеком был младший брат, Альк. На заработках братья познакомились с компанией молодых людей, которые и предложили им попробовать лучшей жизни - без забот и опасностей, без никаких волков. Когда браться поняли, что это за лучшая жизнь и у кого она - оба струсили, но Лес переборол страх, а Альк - нет. Лес отправился вместе с новыми знакомыми; из первого похода он вернулся примерно через месяц - был очень возбужден, уверен в себе, сманивал Алька с собой и уверял, что скоро все, кто хоть чуть-чуть себя уважает, променяют эту скотское существование... да, именно в таких выражениях... это скотское существование на нормальную жизнь. Альк всерьез собирался уйти с ним, но в последний момент по каким-то причинам передумал... На этот раз Лес отсутствовал около полугода, Альк врал знакомым и родственникам, что брат на заработках где-то в глухом поселке... а для себя решил, что, вероятно, новая жизнь так понравилась Лесу, что он больше не вернется. Но он ошибся - Лес вернулся, был он чем-то напуган и подавлен, но в ужас Алька привело не душевное состояние брата, а то, что брат был острижен , полностью и варварски, хотя и, по-видимому, достаточно давно. Лес несколько дней прожил на сенохранилище, где Альк прятал его от посторонних глаз, а затем пропал... и обнаружился много позже уже трупом с большим стажем, тем самым трупом, что выловили из реки подчиненные Сота-Озерного... Никого из тех молодых людей, что в свое время соблазнили Леса новой жизнью, Альк больше никогда не видел и никому ничего не сказал, из понятных опасений быть осужденным и изгнанным...
Дым перевел дыхание. Посмотрел на медный колокольчик ; перевел взгляд на сидящего напротив старика.
Под окном галдели прохожие. Кто-то рыдал в голос; в последние дни город наполнился беженцами, и страх перед волками сомкнулся со страхом перед наступающим голодом. Зеленые крыши в несколько часов сделались черными - все, что росло, подобрали до травинки и хозяева, и непрошеные гости.
- Все правильно, - сказал старик задумчиво. - Во все времена находились охотники перейти черту... Ради сытой спокойной жизни. По глупости. Из любопытства, - и он как-то странно, сдавленно хихикнул.
- И ты переходил тоже, - сказал Дым.
Старик молчал. Дым и не ждал от него ответа.
Наконец, старик тронул пальцем колокольчик :
- Дымка... Если ты думаешь, что Хозяева... что с тобой станут разговаривать как с равным... или хотя бы как с младшим... Ты ошибаешься. Такие, как мы есть, мы не нужны им. Они едят таких как мы. В этом отношении они ничем не лучше волков...
Донн, глухо сказал колокольчик . И снова: дон-донн...
Будто вторя ему, неразборчиво и резко крикнула женщина под окном. Не то кого-то звала, не то прогоняла, не то проклинала.
- Теперь у меня остался к тебе только один вопрос, - сказал Дым.
- Какой же? - старик поднял белые лохматые брови.
- Правда, что они нас создали?
* * *
"Лидер и его стадо жили у Хозяев, ни в чем не нуждаясь, удовлетворяя тягу к знаниям, развлекаясь и плодя потомство... Так и должно было продолжаться вечно - но Лидер рассудил иначе. Он сказал всем, кто его слушал - а слушало его больше половины стада - что разумному существу не пристало жить затем только, чтобы тешить самолюбие своих Создателей. Что пришло время самим строить свою жизнь и самим решать, для чего она. И позвал всех, кто верил ему, бежать вместе с ним... Они нашли летательные аппараты, они взяли с собой все необходимое, а больше всего - правды о природе вещей, записанной в книгах... Но побег их раскрылся..."
("Сказание о Лидере")
* * *
Первую часть пути он сплавлялся по реке - на узкой лодке с двумя поплавками по бортам. Это была самая легкая и самая страшная часть пути, потому что по берегам тянулась волчья земля, ничья земля, несколько дней назад бывшая мирным процветающим краем.
За три дня пути Дым не слышал ничего, кроме плеска воды, шелеста веток и собственного дыхания. Пахло травой - а из-под этого терпкого, одуряющего духа проступал сладковатый запах мертвечины.
Он видел - издали - несколько поселков, безлюдных, пустых. Колыхались на веревках развешенные для просушки тряпки. Дым сидел, скорчившись в своей лодке, и глядел на воду - игра солнечных бликов на время вытесняла из головы все мысли и все несвоевременные воспоминания. Например, как они с сыновьями собирали на озере камыш для летней хижины...
Первую ночь он спал неспокойно - и на рассвете проснулся оттого, что средний сын его, Мири, трогал его за плечо. Дым вскочил, протянул руки, желая схватить, обнять и никогда больше не выпускать - но это просто дерево, низко склонившееся над водой, накрыло ветвями сбившуюся со стремнины лодку.
Дым оттолкнулся веслом от берега и снова выгреб на середину реки.
Мири стоял перед глазами. Или это Рос? Они ведь близнецы...
Все трое сыновей Дыма были где-то рядом; точно так же пахла река, когда они с пацанами лежали на дощатом настиле у лодочной станции, Рос хвалился, что прыгнет с кручи, а Мири и Кит...
Дым взялся грести. Толку от неумелых манипуляций с коротким веслом было немного, зато руки скоро устали до боли, до судорог, и эта боль, и мерное движение помогали не думать о мальчишках.
На крутых берегах росли ромашки, точно такие, как та, что проглядывала из-под побелки в доме погибшего Леса-Ланового. Нет, не такие... Та ромашка была одушевлена . Эти существовали сами по себе, на них некому было смотреть и некому было радоваться...
Выбившись из сил, Дым опустил весло.
Избавившись от его услуг, лодка побежала, кажется, даже скорее.
* * *
Через три дня, на рассвете, лодка подобралась к излучине и не без помощи Дыма уселась на мель; на карте, которую Дым расстелил на влажных досках, в этом месте красная штриховка сменялась желтой. Здесь рукой подать было до бывшей границы; теперь это были глубокие тылы волчьей армии, и появление здесь одинокого путешественника было предприятием дерзким настолько, что вполне могло окончиться благополучно.
Дым шел налегке - он не взял с собой самострела, а еда здесь росла буквально под ногами. Самым тяжелым предметом из его снаряжения были сапоги, пропитанные отбивающим запах составом; впрочем, Дым не обольщался относительно их эффективности.
На второй день пешего путешествия он вышел к границе; мачты стояли в ряд, одна за другой, и, целые и неповрежденные, вертелись на их верхушках пресловутые маячки.
Дым двинулся вдоль границы по едва заметной, почти полностью заросшей тропке - совсем недавно здесь ходили дозорные - и очень скоро наткнулся на остатки волчьей трапезы, теперь уже давней. Возможно, здесь лежали первые жертвы нашествия, самые первые, которых некому было хоронить...
Дым задержался ненадолго, чтобы проговорить слова Последней Речи, завещанной Лидером для погребения. За длинный день - а он шел, не останавливаясь, до самого вечера - ему пришлось проговорить эту Речь несколько десятков раз. Его губы растрескались, но он повторял ритуальные слова полностью, без недоговорок, без сокращений.
Вечером он не смог есть. Напился из бочки с дождевой водой, которая больше никому не понадобится. И заснул в какой-то роще, справедливо рассудив, что если его выследили волки - толку от ночного бодрствования все равно не будет...
Он проснулся оттого, что кто-то дышал над его лицом. И, открыв глаза, почти не удивился, увидев прямо перед собой серую морду.
Волчонок отступил на шаг. Он был, вероятно, совсем еще мал - ростом меньше Дыма. Живот волчонка подобен был тугому мячу: щенка недавно накормили, и накормили пресытно.
Дым огляделся. Если взрослые родичи волчонка и обретались где-то поблизости - они пока ничем не давали о себе знать.
Дым понял, что ему почти не страшно. Противно - да. А страха не было.
Он встал в полный рост; волчонок неуверенно шевельнул хвостом. Возможно, он впервые в жизни видел пищу целиком - и самостоятельно передвигающуюся. Возможно, он был удивлен. Возможно, он хотел поиграть.
- Пожиратель мяса, - сказал Дым. В его представлении это было самое извращенное, самое грязное ругательство.
Волчонок удивился еще больше. Он никогда не слышал, чтобы мясо издавало упорядоченные звуки.
- Пшел вон! - Дым шагнул вперед. При нем не было ни камня, ни палки, но волчонок натолкнулся на его взгляд - и отчего-то струсил. Качнулись ветки, посыпалась роса - и снова тихо, только сердце Дыма колотилось, и прыгал на груди круглый значок с изображением Дивы Донны, который Дым перед походом почему-то решил не снимать...
Прошло десять минут, а Дым все еще был жив.
Прошел час, и прошел день; пропитанные спецсоставом сапоги порвались, Дым сбросил их и дальше пошел как придется - где на двух ногах, а где и по -простому . Но он был жив, граница осталась позади и сбоку, лиственный лес сменился хвойным, и все говорило о том, что цель близка...
И только на закате Дым понял, что за ним идут.
Непонятно, каким образом ему это открылось - однако уже через минуту после первого подозрения пришла уверенность, и такая, что холод прошел по коже и сам собой подобрался живот.
Не оглядываясь, он побежал. Откуда только силы взялись; он шел весь день, он смертельно устал - но теперь несся, как молоденький, перепрыгивая через камни и кочки, и через несколько минут сумасшедшего бега редкий лес остался за спиной, а впереди раскинулась каменистая неровная степь, и Дым ринулся вперед - по склону вверх...
Его преследователи тоже вынырнули из леса. Дым не видел их, но спиной ощущал, как сокращается расстояние. И уже понимая, что обречен, бежал из последних сил, падал на четвереньки, рвался вперед и вверх, пытался спасти свою жизнь, как спасали ее с разной степенью успеха поколения его предков...
А потом - преследователи уже были в нескольких мгновениях от его горла - взвизгнул воздух над головой, и долетел до ушей негромкий хлопок. И сразу же - Дым все еще бежал - преследования не стало; он пробежал еще несколько шагов и упал на траву, и лежал, обмирая, воображая круглый значок "Дива Донна" в куче окровавленных костей, но ничего не происходило, опасности не было, тогда Дым поднял голову и осмотрелся.
Поблизости - никого. А далеко, уже у самого леса, скользили по траве одна большая волна и две небольших - уходили, не оглядываясь, волки.
Совсем рядом трава была примята и пахла кровью. Дым поднялся на трясущиеся от усталости ноги, приблизился, глянул...
Волк был чудовищен.
И волк был мертв; в груди его имелась дыра, в которую Дым мог бы просунуть кулак...
Если бы ему удалось преодолеть ужас перед мертвым, но оттого не менее страшным пожирателем мяса.
* * *
На другой день он увидел местных обитателей. Следы их пребывания попадались ему уже давно, от самого пригорка с мертвым волком, но их самих, воочию, видеть не пришлось до самого полудня.
Сперва в шелест травы и дыхание ветра вплелся далекий звук. Мелодично, с неравными промежутками звякали колокольчики . Один, другой, третий...
А потом, поднявшись на очередной холм, Дым увидел внизу спокойно бредущую толпу. Издалека идущих не отличить было от прохожих на площади, или от поклонников Дивы Донны, по -простому идущих на концерт из поселка в поселок. Разве что поклонники Донны не носили колокольчиков ...
Дым стоял, почему-то не решаясь тронуться с места. Толпа, не замечая его, или не обращая на него внимания, обтекала холм...
Дым преодолел себя. Понемногу, по шагу, приблизился.
Первое, что поразило его - запах. Похоже, что люди... существа, составлявшие толпу, никогда не мылись.
- Эй, - сказал он хрипло. Несколько голов повернулось в его сторону, остальные продолжали рвать траву, росшую прямо под ногами.
Дым остановился снова. Взгляды; на него смотрели безмятежные, ничего не выражающие, сонные глаза.
- Эй, - повторил Дым просто от страха. Потому что в этот момент он испытал ужас, какого не испытывал даже во время погони. Даже за минуту до неминуемой, казалось, смерти...
Из толпы выбрел один, покрупнее прочих, в космах нечистой свалявшейся шерсти. Вожак; на шее его болтался медный колокольчик , чуть поменьше того, что украшал собой жилище Дыминого советчика.
Вожак остановился перед Дымом, смерил его с головы до ног мутным взглядом, в котором, как показалось Дыму, все-таки мелькнул проблеск мысли. Наклонил голову, расправил плечи, как бы демонстрируя силу и предлагая новоприбывшему, если он того желает, оспорить звание вожака в немедленному поединке...
- Нет, - Дым отшатнулся.
Вожак, удовлетворенный его отступлением, побрел дальше. Низко, мелодично звякал колокольчик.
* * *
Они были целиком и полностью счастливы. За несколько дней пребывания в их обществе Дым освоил нехитрый язык жестов, запахов, прикосновений и звуков, с помощью которого эти существа общались между собой.
Самки иногда проявляли к Дыму интерес, самцы, опять-таки иногда - враждебность; большая часть новых соседей не испытывали по отношению к Дыму никаких чувств. Почти всем нравилось, когда Дым с ними разговаривал - но два-три самца страшно раздражались при звуке речи.
Никто не понимал ни слова.
Стадо (а сообщество странных существ было именно стадом) медленно двигалось по степи, никем не направляемое и никем не сдерживаемое - так, во всяком случае, казалось на первый взгляд. Никто никому не указывал, что делать и как себя вести; травы было вдоволь, у травы был отменный, богатый оттенками вкус, и Дым, как бы он ни был удручен и озабочен, не мог не оценить его.
Детей в стаде не было, однако многие самки явно готовились к появлению потомства. Несколько раз Дым видел в небе хищных птиц - но они кружили недолго и вскоре куда-то исчезали. Ни намека на существование волков Дым не встретил за все время, проведенное в стаде.
Не раз и не два он собирался отстать от общей толпы и двинуться дальше в поисках Хозяев, однако всякий раз что-то удерживало его. Дым боялся себе признаться - но пребывание в стаде, пусть тупом и смрадном, давало ему давно позабытое чувства покоя и безопасности.
Спустя несколько дней они встретились посреди степи с другим стадом. То было поменьше и двигалось, кажется, побыстрее - не долго думая, Дым оставил старых товарищей ради новых, которые, впрочем, ничем почти не отличались, разве только цветом шерсти...
Сперва последовал знакомый уже ритуал знакомства с вожаком. А потом неожиданно девушка, тонконогая, совсем молоденькая, заняла место справа от Дыма и пошла рядом, время от времени кося темно-карим глазом.
"Самка", - говорил Дым про себя.
Девушка.
- Послушай, - сказал он шепотом.
Она встревожилась.
- Хорошая... Хо-ро-ша-я, - сказал он одними губами. - Ты... слышишь?
Она чуть улыбнулась. Чуть-чуть. А возможно, Дыму померещилась ее улыбка...
Так, бок о бок, они брели весь следующий день. Дыму было приятно срывать для нее самые душистые, самые сладкие соцветия; ему казалось, что всякий раз, принимая подарки, она улыбается уголками рта. Чуть-чуть.
- ...Пойми, я никого не обвиняю. Ни ее... жену. Я просто не хочу ее никогда больше видеть, слышать о ней... В последние дни, когда мы еще были вместе... это такой взгляд на вещи, ничего не изменить. У нее один взгляд, у меня - другой... Она говорила, что она не вещь моя и не собственность, и не только я имею не нее право... Считала меня жадным, нетерпимым - потому что я не хотел ее ни с кем делить. В древние времена, когда жив был Лидер, семья считалась нормальной, когда друг друга любили двое... А потом оказалось, что это против природы. И мы пошли на поводу у природы... и потеряли что-то важное... я так говорил, но она не соглашалась. То, что связывало нас когда-то, эта приязнь... все истончалась, как ниточка... А потом случилось... потеря сломала ее окончательно. Я думаю, если встречу ее - не узнаю. Я не помню ее лица, забыл... Может, я и дурак, я готов, чтобы меня называли дураком... Но я-то ее... понимаешь, не готов был дарить ее кому-то, хоть и на время. Казалось бы, что такого - особенно если я далеко, или занят... А кто-то рядом и свободен... Она говорила, что "это жизнь". Но как по мне - это не жизнь как раз, это... Послушай. Может, я и дурак, но ни в чем не раскаиваюсь ни на стебель...
Она жевала траву.
- А мальчишек наших звали Рос, Мири и Кит. Тройняшки. У Роса шрамик был на носу... Представляешь, я до мельчайшей подробности помню, как их провожали на службу. На границу. Кто где сидел, кто что говорил, кто как смеялся... Кит со своей девушкой почему-то поссорился. А потом помирился... Вкус пьяной вишни помню. Красный полумесяц на скатерти - отпечаток от стакана... Вот. До сих пор. Сезон они прослужили - вместе... Вместе в дозор ходили... Слышишь?
Она жевала.
- И... их всех наградили чем-то посмертно, жена ездила за орденами, а я не стал... Мне не хотелось этих орденов... Я... Слушай, ты в состоянии понять то, о чем я тебе рассказываю?
Запах травы.
- Мальчишки... мои мальчишки. Ты поймешь. Даже ты поймешь, когда у тебя будут дети... Ты поймешь.
Она смотрела ясно и преданно. А через некоторое время просто подошла поближе, жестами недвусмысленно предлагая здесь и сейчас сделать все, чтобы дети у нее появились как можно скорее; в ноздри ударил резкий провоцирующий запах.
Дыму стало противно. Он отошел в сторону.
- Что ж ты... брез...гуешь, - послышалось за спиной.
Дым содрогнулся.
Бурого цвета самец смотрел на него без той сонной безмятежности, к которой Дым за последние дни почти притерпелся. Обыкновенно смотрел. Даже насмешливо.
- Т-ты... - выговорил Дым.
Незнакомец криво усмехнулся:
- Да... И я. Как там... жизнь?
Дым заметил, что он говорит с трудом. Запинаясь, как бы подбирая слова.
- Плохо, - сказал Дым. - Волки прорвались...
- Да, - сказал незнакомец. - Волки... Здесь нет волков. Ты... заметил?
- Заметил, - Дым кивнул. - Ты здесь давно?
Незнакомец задумался, как будто вникнуть в смысл вопроса было очень и очень непросто.
- Давно, - сказал наконец. - Много... много. Нас было... была своя... свое стадо. Думали... Не. Здесь нет волков. Только надо держаться... подальше. Не ходи на запад. К ним. Не ходи.
- На западе Хозяева? - спросил Дым.
- Не надо на запад, - почти попросил его собеседник.
- Как тебя зовут? - спросил Дым.
Тот мотнул головой:
- Не... важно. Звали. Теперь не...кому звать, - и он рассмеялся, запрокинув голову.
За спиной послышалось ритмичное сопение; Дым обернулся.
Девушка, весь день выслушивавшая его откровения, сосредоточенно спаривалась с молодым некрупным самцом. Остальные не глядели в их сторону - подбирали траву; самец старался. Девушка, придавленная к земле, бессмысленно улыбалась - теперь уже точно улыбалась, и в глазах ее было свежее и крепенькое, совершенно животное наслаждение.
* * *
Он уже потерял счет дням, когда в движении стада наметилась перемена. Вожак забирал все круче к западу; земля сделалась каменистой и твердой, травы здесь было немного, больше колючки. Безымянный собеседник Дыма нервничал все сильнее - и наконец ночью исчез. Ушел в степь.
Дым остался.
Миновало еще несколько дней, прежде чем однажды на закате стадо поднялось на пригорок и Дым увидел внизу поселение.
Что-то неуловимо знакомое. Плоские прямоугольные крыши, только без огородов. Большие одноэтажные дома...
Стадо покатилось с пригорка вниз. И Дым поспешил вниз вместе со всеми, забившись в самую гущу, будто желая спрятаться среди лохматых спин - потому что стадо встречали, и встречающий был чудовищнее волка.
Огромного роста. С неправильными пропорциями тела, с движениями завораживающе точными, с парализующим взглядом широко расставленных, непривычно светлых глаз.
- Пошли-пошли-пошли... Харрашо, давай-давай... Куда?! А ну сюда, сворачивай!
Слова были знакомые, но произносились по-чудному, Дым понимал их не без труда - но всего страшнее был голос. Голос пробирал до костей, нечто подобное слышалось Дыму только в детских кошмарных снах; от Хозяина исходила волна властного подавления, и несомый стадом мимо ног в высоких черных сапогах, Дым едва не потерял сознание.
Всех их загнали - теперь именно загнали! - в полутемный барак, сухой и теплый, со свежей соломой на полу. Товарищи Дыма преспокойно устроились кто где и заснули до утра, а Дым всю ночь не мог сомкнуть глаз, потому что планы его, вынашиваемые с того самого дня, как в Большом доме постановили объявить всеобщую мобилизацию... нет, с того дня, когда пришло первое сообщение о прорыве на границе и падении маячков.. эти планы вдруг оказались домиком из пены, рисунком на песке, потому что переговоры с Хозяевами... Переговоры с Хозяевами! Это значит - выйти из стада и обратиться с речью к великану с пугающим орудием в руках и предложить сесть за стол переговоров - как равный, стало быть, с равным...
От его хриплого смеха задергали во сне ушами его преспокойно сопящие товарищи.
Утром неясное предчувствие катастрофы реализовалось. Двери барака приоткрылись, но только чуть-чуть, выпуская узников небольшими группками; снаружи доносились крики. В них не было ни боли, ни ужаса, но они были до странности громкими, Дым не мог представить себе обстоятельств, при которых его безмятежные товарищи могли бы так рвать себе глотки. Сам он хотел бы оставаться в бараке до последнего, но это оказалось невозможным, его вытолкнули наружу, он зажмурился, ослепленный солнечным утром...
Его группу - трех самцов, двух самок и ту самую девушку - втолкнули в узенький загончик. Хозяина не было видно, но его присутствие угадывалось; товарищи Дыма смотрели в землю либо прямо перед собой, а он - он поднял голову и увидел.
Хозяин выхватил из загона одну из самок. Привычным движением, почти не прилагая усилий, зажал ее между колен; не обращая внимания на вопли, споро связал руки и ноги. Послышалось негромкое стрекотание, во все стороны полетели ошметки шерсти; Хозяин водил и водил стрекочущим устройством, пока самка не сделалась голой и розовой, будто кишка, тогда Хозяин развязал ее и перебросил в соседний загон. И потянулся за следующим, и выхватил самца, стоящего рядом с Дымом...
* * *
Он почти ничего не помнил.
Голых и дрожащих, их затолкнули в барак. Кажется, в длинных ящиках горами лежала прекрасная пища, и кажется, его товарищи, забыв о шоке, принялись за еду; Дым лежал в углу, не в силах подняться на ноги.
...Когда Хозяин зажал его между коленями и включил свою адскую машинку, Дым закричал. Он хотел обратить на себя внимание Хозяина, воззвать к его совести, остановить его, наконец... Хозяин рявкнул; Дым встретился глазами с его взглядом и обмяк. И не вздрогнул даже тогда, когда его начали стричь .
Дальше все помнилось обрывками.
И вот теперь он видел тонкие ноги, переступающие по несвежему уже сену, слышал хруст поедаемых травинок - и одновременно несся вверх по склону, уходя от преследовавших его волков. Глядел на сухое соцветие перед глазами, кусочек корма, вывалившийся из переполненной кормушки - и видел ромашку, нарисованную на белой стене. Бежать... Вернуться... волки. Что может быть хуже, чем жить как животное? Жить как животное домашнее...
На пол легла полоса света. Приоткрылась низкая дверь; Дым напрягся - и снова обмяк. Даже если все стадо пойдет прямиком на бойню - ему не сделать ни шага. Во всяком случае, ни шага в сторону...
В дверном проеме стоял скрючившийся вдвое Хозяин. Смотрел на едящих, а те не обращали на него никакого внимания. А Дым лежал в темном углу.
- Дива Донна, - сказал Хозяин, и Дыму показалось, что у него заложило уши. - Дива... Донна.
Никто не повернул головы. Все продолжали жевать.
- Дива...Донна, - повторил Хозяин, будто сам себе удивляясь. - Кто тут... Дива Донна? Встань и подойди...
Никакого движения; стадо утоляло голод, и на лице Хозяина обозначилось разочарование пополам с облегчением. И дверь стала закрываться.
И в последнюю секунду - луч света на полу уже совсем истаял - взгляд человека в дверях упал на другого человека, в углу, который пытался - и не мог - подняться.
Марина и Сергей Дяченко
© Марина и Сергей Дяченко 2000-2011 гг.
Рисунки, статьи, интервью и другие материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ПЕРЕПЕЧАТАНЫ без согласия авторов или издателей.
|
|
