Фантастика представлена в творчестве Николая Васильевича Гоголя (1809-1852) некоторыми произведениями, связанными с двумя важнейшими в его творчестве темами: украинской и петербургской. Наиболее известными из этих произведений являются безусловно повести "Вий" и "Нос".

Написанный в конце 1834 г., "Вий" входил в состав "миргородского" цикла - сборника, имевшего подзаголовок "Повести, служащие продолжением Вечеров на хуторе близ Диканьки". Экземпляры "Миргорода" (СПб., 1835) были уже отпечатаны, когда неожиданно (скорее всего по цензурным соображениям) пришлось изъять из них предисловие к "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". В набранной книге образовался пробел и на место предисловия, занимавшего две страницы Гоголь поместил вновь написанную концовку "Вия" (первоначально повесть кончалась гибелью Хомы Брута). Одновременно с этим он внес в текст повести ряд поправок и изменений.

Фантастическая фабула, воплощенная в "Вие", не встретила радушного приема у критики. В "Литературной летописи" "Библиотеки для чтения", благожелательно отозвавшейся о "Тарасе Бульбе" и "Старосветских помещиках", говорилось, что в "Вие" "нет ни конца, ни начала, ни идеи - нет ничего, кроме нескольких страшных, невероятных сцен. Тот, кто списывает народное предание для повести, должен еще придать ему смысл - тогда только оно сделается произведением изящным. Вероятно, что у малороссиян Вий есть какой-нибудь миф, но значение этого мифа не разгадано в повести".

Один из наиболее авторитетных критиков эпохи. С. П. Шевырев. высказал в рецензии на "Миргород" свое мнение о том, каким образом современная литература должна взаимодействовать с фольклорной фантастикой: "(...) мне кажется, что народные предания, для того, чтобы они производили на нас то действие, которое надо, следует пересказывать или стихами или в прозе, но тем же языком, каким вы слышали их от народа. Иначе, в нашей дельной, суровой и точной прозе они потеряют всю прелесть своей занимательности. В начале этой повести находится живая картина Киевской бурсы и кочевой жизни бурсаков, но эта занимательная и яркая картина своею существенностью как-то не гармонирует с фантастическим содержанием продолжения. Ужасные видения семинариста в церкви были камнем претыкания для автора. Эти видения не производят ужаса, потому что они слишком подробно описаны. Ужасное не может быть подробно: призрак тогда страшен, когда в нем есть какая-то неопределенность: если же вы в призраке умеете разглядеть слизистую пирамиду, с какими-то челюстями вместо ног, и с языком вверху ... тут уж не будет ничего страшного - и ужасное переходит просто в уродливое. (...) Испугайтесь сами, и заговорите в испуге, заикайтесь от него, хлопайте зубами (...) Я вам поверю, и мне самому будет страшно (...) А пока ваш период в рассказах ужасного будет строен и плавен (...) я не верю в ваш страх - и просто: не боюсь (...)!" ("Московский наблюдатель", 1835).

С мнением Шевырева о том, что "ужасное не может быть подробно" солидаризировался В. Г. Белинский. В "Вие" ему нравились "картины малороссийских нравов" и описание бурсы. Анализ "Вия" Белинский заключал словами: "Нет, несмотря на неудачу в фантастическом, эта повесть есть дивное создание. Но и фантастическое в ней слабо только в описании привидений, а чтения Хамы в церкви, восстание красавицы, явление Вия бесподобны".

Второй раз при жизни Гоголя "Вий" издавался в 1842 г., во втором томе собрания его сочинений. При этом некоторые сцены были заново переделаны и подробности в описании чудовищ устранены. В № 2 "Отечественных записок" за 1843 г. Белинский сочувственно отозвался о характере изменений, внесенных в повесть. Опорные моменты фантастической фабулы "Вия" (столкновение с ведьмой, бесовская скачка, оборотничество, убийство ведьмы, требование, чтобы герой на протяжении трех ночей читал над ее гробом молитвы, ужасы этих трех ночей, первоначальное избавление героя от гибели, затем появление нечисти, призванной ведьмой на помощь, и, наконец, появление "старшего" из нечистой силы, способного увидеть и погубить героя, невзирая на магический круг) имеют фольклорное происхождение. Сказки со сходным сюжетом или его деталями зафиксированы как в украинском, так и, шире, в славянском и европейском фольклоре. Но к малороссийскому "народному преданию" восходят далеко не все подробности гоголевского повествования. Так, гномы - это существа из немецкой мифологии, в украинской демонологии их нет. Многие черты описания чудовищ в финале повести являются либо плодом воображения Гоголя, либо результатом литературных реминисценций (напр., из "Баллады, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди" Жуковского (1814) и из другой баллады Жуковского "Суд божий над епископом" (1831), а также из романа А. Ф. Вельтмана "Святославич, вражий питомец" (1835)).

На фоне сюжетных подробностей, имеющих литературное происхождение, легко различимы все детали, имеющие фольклорный источник - все, кроме одной: образа самого Вия. Ряд исследователей склоняется к мнению, что Вий, заменивший в фольклорной фабуле "старшую ведьму", был выдуман самим Гоголем. Однако уже в труде А. Н. Афанасьева "Поэтические воззрения славян на природу" не только указывалось на наличие в славянской мифологии сходного образа, но и само название фантастического существа - Вий - рассматривалось как вполне традиционное фольклорное. К сожалению, Афанасьев не дает отсылки к источнику, и нельзя поручиться, не послужил ли источником для него "Вий" Гоголя. В поисках аналогов гоголевскому образу были обнаружены восточнославянские фольклорные соответствия Вию и даже индо-иранские (параллель между Вием и Vayu, выступающим в одних случаях как божество смерти, в других - как демон, проведена в статье Абаева В. И. "Образ Вия в повести Н. В. Гоголя", М.,1958). Наконец, А. А. Назаревским указаны черты, которыми Вий сходствует с Касьяном в украинских народных преданиях (губительный взгляд, веки до земли, близость к земле и подземной жизни). По мнению Назаревского, имя "Вий" произошло от украинского слова "вiя", обозначающего "ресница" или же "веко вместе с ресницами". Мужское имя собственное "Вий" могло быть образовано от женского имени нарицательного "вiя" по аналогии с именем "Струй" (от "струя"), которое Жуковский дал одному из героев поэмы-сказки "Ундина". Мотив зрения и слепоты, связанный с Вием, на народномифологической основе возникает при переходе границы между живым и мертвым. В.Я. Пропп указывает, что слепа баба-яга, охраняющая вход в царство мертвых. "Точно так же, - пишет он, - и в гоголевском "Вие" черти не видят казака. Черти, могущие видеть живых, это как бы шаманы среди них, такие же, как живые шаманы, видящие мертвых, которых обыкновенные смертные не видят. Такого шамана они и зовут. Это - Вий".

Первые наброски повести "Нос" относятся к концу 1832 или началу 1833 г., а ее черновая редакция была закончена не позднее августа 1834 г. В 1835 г. Гоголь приступил к окончательной обработке повести, намереваясь поместить ее в "Московском наблюдателе" - журнале, который затевался в Москве друзьями Гоголя С. П. Шевыревым и М. П. Погодиным, и в котором Гоголь собирался принять активное участие. 18 марта 1835 г, он отправил рукопись в Москву, сопроводив ее письмом к Погодину: "Посылаю тебе нос (...) Если в случае ваша глупая цензура привяжется к тому, что нос не может быть в Казанской церкве, то, пожалуй, можно его перевести в католическую. Впрочем, я не думаю, чтобы она до такой степени уж выжила из ума". Однако "Нос" так и не появился в "Московском наблюдателе": по позднейшему свидетельству Белинского, Шевырев и Погодин отвергли повесть как "грязную, пошлую и тривиальную". Впервые ее напечатал Пушкин в 1836 г. в третьем номере "Современника". В примечании к "Носу" Пушкин писал: "Н. В. Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки, но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись. Изд."

Работая над "Носом", Гоголь переделал финал повести: первоначально фантастичность описанных в ней событий была мотивирована сном майора Ковалева. Изменение концовки, вероятнее всего, было вызвано появлением в "Северной пчеле", № 192 от 27 августа 1834 г. за подписью "Р. М." рецензии на повести Пушкина, в которой критиковалась, как чрезвычайно устаревшая, мотивировка фантастики сном, примененная в "Гробовщике". Переделывая конец "Носа", Гоголь учел замечание "Р. М." и вместе с тем спародировал его рецензию. При публикации повесть значительно пострадала от цензуры: встреча Ковалева с Носом была перенесена из Казанского собора в Гостиный двор, целый ряд острых сатирических высказываний был устранен. В собрании сочинений Гоголя 1842 г. "Нос" был помещен в третьем томе, среди других повестей, связанных с петербургской темой. При этом финал повести был еще раз переработан. Известный критик 40-50-х годов Аполлон Григорьев назвал "Нос" "глубоким фантастическим" произведением, в котором "целая жизнь пустая, бесцельно формальная, (...) неугомонно движущаяся - встает перед вами с этим загулявшимся носом, - и, если вы ее знаете, эту жизнь,- а не знать вы ее не можете после всех тех подробностей, которые развертывает перед вами великий художник", то "миражная жизнь" вызывает в вас не только смех, но и леденящий душу ужас".