"Эта небольшая (...) книжка носит на себе все признаки еще слишком молодого, но тем не менее замечательного дарования, которое нечто обещает в будущем. Содержание ее многосложно и исполнено эффектов; но причина этого заключается не в недостатке фантазии, а скорее в ее пылкости, которая еще не успела умериться опытом жизни и уравновеситься с другими способностями души". "Упырь" - произведение фантастическое, но фантастическое внешним образом: незаметно, чтоб оно скрывало в себе какую-нибудь мысль, и потому не похоже на фантастические создания Гофмана; однако ж оно может насытить прелестью ужасного всякое молодое воображение, которое, любуясь фейерверком, не спрашивает: что в этом и к чему это? (...) несмотря на внешность изобретения, уже самая многосложность и запутанность его обнаруживают в авторе силу фантазии; а мастерское изложение, уменье сделать из своих лиц что-то вроде характеров, способность схватить дух страны и времени, к которым относится событие, прекрасный язык, иногда похожий даже на "слог", словом - во всем отпечаток руки твердой, литературной, - все это заставляет надеяться в будущем многого от автора "Упыря" (Белинский, Т. V, С. 473-474).

Приведенным отзывом В. Г. Белинского был встречен литературный дебют Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) - впоследствии выдающегося лирика и драматурга, исторического романиста и одного из создателей знаменитого Козьмы Пруткова. Будущий писатель родился в Петербурге, в семье графа К. П. Толстого - брата известного рисовальщика, скульптора и гравера Ф. П. Толстого. С материнской стороны он происходил из рода Разумовских и являлся правнуком последнего украинского гетмана. Детские годы Толстого прошли в Черниговской губернии - в родовом имении Красный Рог - (отсюда ранний псевдоним писателя - Краснорогский), а также в принадлежащем его дяде А. А. Перовскому селе Погорельцы. Перовский, вошедший в русскую литературу под именем Антония Погорельского, принимал самое горячее участие в воспитании племянника, написав для него, в частности, одно из лучших своих произведений - "волшебную повесть для детей" "Черная курица, или Подземные жители" (1829). Он поддерживал рано возникший у Толстого интерес к литературной деятельности, к искусству, для знакомства с которым были предприняты путешествия в Германию и особенно полюбившуюся юному поэту Италию. Вероятно, примером и влиянием Погорельского отчасти объясняется и обращение Толстого к жанру фантастической повести в его первых прозаических сочинениях - "Упыре", а также написанных по-французски "Семье вурдалака" и "Встрече через триста лет". Спустя несколько лет писатель вернулся к фантастике в отрывке "Амена" (1846), рисующем столкновение христианства и языческого мира.

По свидетельству П. А. Плетнева, 9 апреля 1841 г. "Упырь" был прочитан в петербургском салоне писателя В. А. Соллогуба. В числе слушателей повести - В. А. Жуковский и В. Ф. Одоевский, под началом которого с декабря 1840 г. Толстой служил во 11-м Отделении собственной его императорского величества канцелярии. Любопытно, что в конце марта - начале апреля 1841 г. примерно в том же кругу М. Ю. Лермонтов читал свой отрывок "Штосс". 11 мая рукопись повести Толстого была отправлена цензору А. В. Никитенка, и вскоре первая книга писателя, подписанная псевдонимом Краснорогский, вышла в свет: "Упырь", (СПб..) 1841 (ценз, разрешение 15 мая).

В "итальянском" эпизоде повести отразились впечатления самого автора от пребывания в этой стране в 1838 г., когда он в составе свиты наследника престола (будущего Александра II, с которым Толстой был дружен с детства) некоторое время провел в Кома. Биографический подтекст этой части "Упыря" раскрывает, в частности, письмо Толстого к жене от 2(14) апреля 1872 г. из Кома, в котором он вспоминает о своем юношеском любовном приключении на вилле Реймонди, о дочери тамошнего сторожа Пеппине. Интересно, что и в самом произведении загадочные события в Италии отнесены к 1838 г., о них рассказывается как о происшествиях трехлетней давности.

Разумеется, перечисленные совпадения оставались незамеченными абсолютным большинством читателей "Упыря". И все же они представляются неслучайными. В этих скрытых биографических намеках видится момент ироничной литературной игры, отвечающей общему тону повести и в данном случае понятной лишь узкому кругу посвященных - ближайших знакомых автора.

Как это не раз подчеркивается и в самом тексте произведения, "Упырь" тесно связан с фантастической литературой предромантической и романтической эпохи. В особенности это касается сочинений, созданных в русле "готической" традиции, с характерной для нее поэтикой таинственного и ужасного, мотивами грехопадения, всевластия рока, проклятия, тяготеющего над родом (напр., "Эликсиры дьявола" (1816) Э. Т. А. Гофмана, "Страшная месть" (1832) Н. В. Гоголя, во многом близкая "Упырю" "Розаура и ее родственники" немецкого писателя Ф. де ла Мотт Фуко (рус. пер.: Рассказчик, или Избранные повести иностранных авторов. СПб., 1832. Ч. 3) и др.). Активно разрабатывается в литературе той поры и тема вампиризма, восходящая к народным легендам и суевериям (баллада И.В. Гете "Коринфская невеста" (1797 - Толстой перевел ее в 1867 г.), "Гузла" (1827) Л. Меримо и т.д.). Быть может наиболее заметное место среди связанных с этой темой произведений занимает повесть Полидори "Вампир", воздействие которой ощутимо и в публикуемом сочинении Толстого. "В некоторых частях Греции, - сообщается в "Примечании" к повести Полидори, - вампиризм считают некоторого рода наказанием после смерти за ужасное преступление во время жизни и думают, что умерший тогда не только осужден быть вампиром, но что он должен обращать свои адские посещения только к тем существам, которые были для него на земле всего дороже - к тем, с которыми соединен был узами родства и любви» (Вампир: Повесть, рассказанная лордом Байроном. М., 1828).

Именно мотив угрозы Даше со стороны ее бабушки-оборотня Толстой и делает одной из важнейших сюжетных пружин своего произведения. Что же касается персонажей русского писателя, то причастные к тайне упырей Рыбаренко и Клеопатра Петровна, каждый по-своему, напоминают одного из героев Полидори - Обри (Обрия), ставшего свидетелем смерти вампира Ротвена, но давшего роковую клятву молчать о ней.

Первая книга Толстого не прошла мимо критиков 1840-х годов, однако вызвала у них неоднозначную реакцию. В этом смысле цитированный выше отзыв Белинского контрастирует со скептическими, резко негативными оценками "Библиотеки для чтения" (БдЧ., 1841, Т. 48, Отд. VI. С. 6-12) и "Северной пчелы" (СПч. 1841, ЛГв 222). У рецензентов этих изданий не нашло сочувствия стремление автора "Упыря" к сложному построению сюжета, сгущению атмосферы таинственности. Они точно отметили "литературность" повести Толстого, но оценили ее как эпигонство, с иронией предложив видеть в "Упыре" не более как "запоздалую пародию на пресловутые творения г-жи Радклиф и Дюкре-Дюмениля". Думается, в откликах "Библиотеки" и "Северной пчелы", отражавших вкусы массового читателя, сказалось общее угасание интереса к традиционным фантастическим жанрам. Не случайно при жизни Толстого его юношеское произведение больше не переиздавалось. Внимание к себе "Упырь" вновь привлек лишь в конце XIX в., в изменившейся литературной ситуации. В 1900 г. он был переиздан с предисловием В. С. Соловьева, который высоко оценил повесть и высказал в связи с нею и на ее материале ряд глубоких суждений о проблеме чудесного в жизни и литературе. "Весь рассказ (Толстого), - писал Соловьев, - есть удивительно сложный фантастический узор на канве обыкновенной реальности (...) Фантастический элемент дает этой повести ее существенную форму, а общий смысл - ее нравственная наследственностью, устойчивость и повторяемость типов и деяний, искупление предков потомками"